Любовь и смерть Катерины - Николл Эндрю

— В банке? Обожаю банки. Обожаю все, что связано с деньгами.

Сеньор Вальдес встал и уронил на стол несколько банкнот.

— Да, — сказал он. — Я это знаю.

Подождав, пока проедут машины, сеньор Вальдес ступил на мостовую, перешел улицу в сторону университета, прошел еще три квартала в южном направлении и сквозь стеклянную дверь вошел в банк.

С недавних пор в банке была введена новая должность, и теперь посетителей встречал одетый в форму придурок, единственной задачей которого было с порога выспросить, в чем состоит цель визита. Сеньора Вальдеса бесил такой подход к клиентам. К тому же деньги, которые директорат тратил на зарплату этих беспомощных холуев, были бы уместнее в портфелях акционеров.

— У меня встреча с сеньором Эрнесто Марромом, — сказал он.

— Как вас представить, сеньор?

— Сеньор Вальдес.

Холуй ушел в глубину зала, мимо охранника, такого толстого, что его пузо свешивалось над кобурой револьвера, полностью закрывая ее, и вошел в искусно украшенную деревянной резьбой массивную дверь.

Высший менеджмент национального банка «Мерино» славился любовью к роскошным интерьерам. Стены были украшены резными деревянными панелями, а на потолке красовались лепные украшения: аллегорические фигуры Промышленности и Сельского хозяйства, сыплющие из рога изобилия фрукты и овощи во все уголки просторного вестибюля и толстые голые амуры, сгибающиеся под тяжестью мешков с деньгами. Сеньор Вальдес задрал голову, прослеживая их тяжелый, неспешный полет по белой штукатурке, и тут услышал голос клерка, приглашающего его войти.

Холуй провел его по короткому коридору в кабинет управляющего банком.

Сеньор Эрнесто Марром уже поднимался из-за стола, протягивая руку.

— Дорогой мой сеньор Вальдес! — пророкотал он. — Какая неожиданность! Надеюсь, вы здоровы?

— Да, вполне здоров. Как вы?

— Спасибо, спасибо, как всегда, дел невпроворот.

— А как поживает сеньора Марром?

— Прекрасно, благодарю. Чем я могу вам помочь?

Сеньор Вальдес полез в карман и вытащил бумажник.

— Мне надо обналичить чеки — роялти за последние романы. — Вместе с чеками из бумажника вылетела записка Катерины и упала на стол.

Сеньор Марром подобрал ее и протянул сеньору Вальдесу.

— «Я пишу»? Вы что, сеньор Вальдес, боитесь забыть, чем занимаетесь? Или это на случай, если потеряетесь?

Потеряетесь? Да, он потерялся. Как это похоже на правду. Как теряются выжившие из ума старики, хранящие в бумажниках листки с именем и адресом «на всякий случай», если вдруг умрут где-нибудь на автобусной станции или, что еще хуже, очнутся в незнакомом месте далеко от дома, не имея ни малейшего представления, кто они и как туда попали.

Сеньора Вальдеса охватила волна ненависти к сеньору Маррому за то, что тот грязными лапами осквернил записку Катерины. В романе он, не задумываясь, придумал бы банкиру страшную казнь и за меньшее преступление, но жизнь диктовала свои условия, и он равнодушно сказал:

— И то, и другое, — и убрал записку в бумажник.

— А почему вы не обналичили чеки в отделе розницы? — спросил управляющий. — Это же так просто!

— Знаю. Мне ужасно неловко беспокоить вас, но я хотел бы перевести эту сумму на мой счет за границей.

— Ах так? Все равно деньги должны сначала пройти через ваш личный счет.

— Правда? Неужели это действительно необходимо? Столько бумажной волокиты…

— Да уж, не говоря о налогах…

— Прошу вас, только не будем о налогах, — смеясь, замахал рукой сеньор Вальдес.

— Хорошо, я сам этим займусь.

— Еще раз прошу прощения, но нельзя ли сделать это сегодня?

— Сегодня? — сеньор Марром добродушно вздохнул. — Ох, сеньор Вальдес! Мы завалены работой, но так и быть, ради вас я останусь и поработаю во время обеда. Хотел забежать домой, но уж ладно, будь по-вашему. Только не думайте, что я для любого клиента иду на такие жертвы!

— Я очень ценю ваше отношение, — сказал сеньор Вальдес сердечно. — Очень, очень ценю, поверьте. — Он встал и пожал управляющему руку. — Не провожайте меня.

Выйдя на солнечный свет, сеньор Вальдес прошагал три квартала обратно на север и нашел Марию за столиком в той же позе, в которой оставил: она сидела, откинувшись на спинку, элегантно забросив одну стройную ногу на другую и соблазнительно покачивая туфелькой, висящей на голых пальцах узкой ступни.

— Не верю своим глазам, сеньора Марром! Вы все еще здесь?

— Ты бесстыдный обманщик, Чиано, и прекрасно знаешь это.

— Я только что говорил с Эрнесто.

Мария отвернулась, будто это ее совершенно не интересовало.

— И он сказал…

— Что интересного он мог сказать?

— Он сказал, что не придет домой обедать, а останется работать в банке до вечера.

Мария заметно повеселела.

— И вот я подумал…

— Да?

— Я подумал, не пригласить ли мне вас, несравненная сеньора Марром, провести со мной время в постели?

— О, Чиано, дорогой мой, какая чудесная идея! — Мария быстро всунула ногу в туфельку, подхватила его под руку и устремилась к стоянке такси.

Река Мерино — ось. вокруг которой вращается жизнь города. Например, когда весной в горах начинает таять снег или грозовые тучи, толстые, как коровье вымя, проливаются ливнями над джунглями, Мерино замечает перемены и через пару недель оживляется. Воды несутся мимо верфей, прохладный бриз приводит в движение безжизненно висящие флаги, на реке даже появляются настоящие волны, и офицеры морского флота, лишенные своих кораблей и прозябающие на половинном жалованье, поворачиваются, как флюгеры, в сторону украденного побережья и с тоской смотрят вдаль.

Тоща оживает и город. Люди начинают ходить в гости, по магазинам, смотрят на небо, с нетерпением ожидая первых капель дождя, что прольются на землю, как жертвенная кровь. Они настежь раскрывают ставни и дают сквознячку всласть погулять по дому, и занавески на окнах весело полощутся, как паруса кораблей. Мужчины сидят в уличных кафе, болтают и смеются. Заказывают лимонную водку или бренди, бездельничают до вечера, а потом идут домой, чтобы еще немного посмеяться перед сном. И ложатся спать на прохладные простыни.

В такие дни собаки бегут по своим делам с задранными хвостами, держа носы по ветру — так же, как и женщины. Женщины отправляются в Сад кармелиток, садятся на скамейки или медленно прогуливаются по улицам, покачивая бедрами, демонстрируя новые наряды. И мужчины улыбаются, глядя им вслед.

Но когда водная гладь Мерино застывает, густая и неподвижная, словно цветное стекло, и пеликаны целыми днями торчат на причале, подобно стервятникам, когда бакланы раскрывают огромные желтые клювы и издают резкие, кашляющие звуки, когда даже мухам лень летать, а сточные канавы на весь город воняют тухлой рыбой — тогда по ночам невозможно уснуть. В такие дни на каждой улице днем и ночью орут младенцы, а кошки устраивают драки на крышках помойных баков.

В такие дни женщины уходят из Сада кармелиток, бредут по раскаленным улицам в тонких, промокших от пота платьях, поближе к реке. Они медленно проходят под окнами тюрьмы, слушают свист и улюлюканье заключенных и только тогда улыбаются.

Именно в такой жаркий день сеньор Вальдес сидел в коричневом коридоре факультета математики и ждал. Он уже закончил тщательный осмотр здания, нашел аудиторию, где доктор Кохрейн читал лекции, и выбрал скамью, мимо которой, по всем его расчетам, должна была пройти Катерина.

Он долго тренировался перед зеркалом, пока не довел до совершенства выражение невинного удивления на лице. Он тщательно отполировал небрежный тон приветствия, приглашения на кофе и последующую шутку о том, что в этот раз он будет счастлив обслужить ее. Ну а потом их разговор по идее должен перейти на более насущные темы, например, ее писательские работы, и тогда он проявит такое великодушие в оценках, такой такт и понимание юного таланта, что у нее от восхищенной благодарности захватит дух, и она, конечно, сразу же влюбится в него.