Сергей Алексеев - Игры с хищником
Не задавая больше лишних вопросов, генерал пошел к губернаторскому джипу. Через минуту, удовлетворенный, забрался в машину.
– Сейчас подвезут, – доложил. – А имя этой девушки, с хлебом-солью – Фомина Евгения Дмитриевна, 1978 года рождения, студентка текстильного колледжа, не замужем. Проживает по адресу: город Ельня, улица Гагарина, дом 17, квартира 46. Родители: отец Фомин Дмитрий Анатольевич...
– Не надо, – оборвал его Сергей Борисович. – Это совпадение. Так похожа на Антонину...
В это время подъехала машина сопровождения. Охранники вынули коробку из багажника и ждали приказаний. Сергей Борисович сам взял виски и принес старику, который все еще выглядывал из-за камуфляжных спин.
– Возвращаю, дядя Саша! – И вручил коробку. – Прости, что не вовремя.
Тот виски взял, но сказать ничего не мог – стоял и хлопал глазами, не ожидал такой щедрости. Однако с растерянностью справился быстро – поставил коробку на землю, достал бутылку.
– Вражеская? – спросил со знанием дела. – Пробовал один раз, хреновая, хуже шнапса. Ордынцы любят... Вот дед твой гнал! Это да!.. Ну так давай выпьем? За встречу?
– Давай! – неожиданно для себя согласился Сергей Борисович. – Генерал, принеси стаканы.
Горчаков вновь побежал к машинам эскорта, а Горохов проводил его взглядом и покачал головой:
– Вот ведь как случилось... Сколько теперь власти у тебя! Генералы бегают.
Начальник службы безопасности вернулся с разовой посудой, поставил стаканчики на коробку и налил виски.
– Прошу!
– Теперь стану рассказывать, как с тобой самогонку пил, – почти счастливо проговорил старик. – Ведь не поверят... Борисыч, ты издай какой-нибудь указ, чтоб ордынцев турнули. Никакого житья от них нет. И размножаются, как саранча! Будто ты для них дорогу строил! Как нам лом-то вывозить? Ты уедешь, они опять возьмут. Под контроль.
– Будь здоров, дядя Саша. – Сергей Борисович сделал глоток и поставил стакан. – Горькая...
– Да вроде ничего, – оценил Горохов. – Но какая у твоего деда была! До сих пор вспоминаем. Белое вино называлось... Ты его пил, нет?
– Не пришлось...
Старик оживился, вдруг схватил его за рукав искалеченной рукой и зашептал:
– Видел, у него на могиле дерево выросло? С плодами! Говорят, от всех болезней помогает. Вот чудо-то! Ученые приезжали, на пробу взяли... По мне, так дерево да дерево. Разве что цветет весной белым и смола текет...
К ним спешил губернатор.
– Мне пора. – Сергей Борисович отцепил руку старика, пожал ее и сел в машину.
То ли от обратной дороги, от этого бесконечного и бессмысленного лавирования, то ли от выпитого виски, у него закружилась голова и появилась тошнота. И как бывало в минуты легкого недомогания, он не захотел никого видеть и приказал сразу же ехать на аэродром, мстительно подумав, что непременно при случае накажет губернатора.
2
И вот теперь ему уже третью ночь подряд, как только он проводил семью и переехал на дачу, снилась старая, ухабистая каменка.
Будто он идет один по осенней слякоти, причем в одной белой рубашке с распущенным галстуком, подвернутыми штанинами и почему-то несет в руках ботинки. В войну, да и потом еще года три, они так и ходили, чтоб поберечь сапоги, и надевали их лишь недалеко от гульбища, у мельницы или на окраине Образцово, если приходилось бегать к матери на маслозавод за обратом. И он помнил, как до боли стынут босые ноги, немеют пальцы и ступни, особенно когда перебредешь большую лаву, и от этого тело прохватывает озноб, стучат зубы и накатываются слезы. Но сейчас он не чувствовал холода, впрочем, как и не испытывал ощущения белесой от известняка, липкой грязи и мутной воды в лужах.
Сон повторялся с точностью до деталей и обрывался всегда одинаково на самом интересном месте: на дороге за поворотом оказывалась Рита Жулина и манила к себе. Он бросался к ней прямо по лужам, испытывая забытый, обжигающий трепет, и вдруг оказывалось, что это не его звали, а деда...
Кроме опустошения, от сна оставалось еще чувство, будто секунду назад он действительно стоял босым на каменке. По крайней мере ноги были ледяными, как у покойника.
Уже наяву, заново переживая сон, он жалел, что не досмотрел его, и потому думал: если дорога приснится еще раз, надо попытаться досмотреть. Однако и после третьего повторения не смог продлить сновидения, проснулся внезапно, теперь с сильным сердцебиением, головной болью и тревогой. Показываться доктору в таком виде было нельзя, впрочем, как и объяснить ему, что это состояние вызвано всего лишь сном, поэтому он сразу же вставал, пил таблетки и старался успокоиться. Сейчас он больше всего не хотел оказаться на больничной койке, ибо при одной только мысли о госпитализации сразу же вспоминался Бажан, первый секретарь обкома и Герой Советского Союза, который однажды, будучи вполне здоровым, попал в клинику и вышел оттуда с навязчивой идеей похода на Москву.
Сон становился мучительным, и он все-таки позвонил жене – только чтобы спросить, когда возвращается. В Германию они с дочерью отправились по приглашению жены канцлера, с которой в последние два года Вера Владимировна сдружилась и часто перезванивалась. Поехали всего-то на несколько дней, но оказались в Испании, мол, решили захватить октябрьский бархатный сезон. Сергей Борисович знал, для чего жена чуть ли не каждый месяц вывозит Марину за рубеж – только за последний год они исколесили полмира, добравшись даже до ЮАР, и везде их приглашали жены президентов, премьер-министров и прочих вождей племен. Как только дочери исполнилось восемнадцать, Вера Владимировна забеспокоилась и замыслила найти ей достойного жениха, о чем однажды проговорилась сама. Тогда он возмутился, начал было ругаться, но неожиданно резко был осажен женой доводом простым и понятным – не нужно совать нос в женские дела.
Сейчас она и не собиралась возвращаться домой, по крайней мере в ближайшую неделю, дескать, планы изменил испанский монарх, предоставив им свою яхту: мол, когда еще доведется провести время на королевском корабле, возможно, намекая таким образом на его теперешнее положение почетного, но никому не нужного пенсионера.
– Можешь оставаться там! – грубо рыкнул Сергей Борисович и, отключив телефон, справился у помощника о составе семьи испанского короля.
На счастье, у того была взрослой только принцесса, а принц был еще малолеткой...
Не дожидаясь грядущей ночи, мягкого снотворного и прочих таблеток, коими его постоянно пичкали, он вызвал начальника охраны и заявил, что через десять минут уезжает в Москву.
Эта дача была слишком памятным местом, и все главные события за два срока произошли здесь, и здесь же он принимал самые важные решения. Ему все время казалось, что в этом доме даже стены помогают, ибо несговорчивые и упрямые зарубежные партнеры, попадая сюда, становились вдумчивыми, уступчивыми и почему-то слегка напуганными. Дача, отстроенная еще в хрущевские времена как охотничий домик, но со сталинской монументальностью, строгим убранством холлов, комнат и коридоров, напоминала партийное учреждение, однако подобная неброская простота, этот обкомовский стиль всегда нравились Сергею Борисовичу. А когда рядом были жена и дочь, казенное здание и вовсе превращалось в уютный дом и сны, как всякое излишество, вовсе не снились.
От старой обстановки даже была выгода: партийный стиль, аскетичная мебель непроизвольно внушали боязливым зарубежным гостям некий давний, застарелый страх сталинского прошлого, времена «холодной войны». Это отмечали и свои, кто был сюда вхож, поэтому назойливо советовали перестроить загородную резиденцию, заполнить ее соответствующей времени мебелью и интерьерами или вовсе подыскать другое место и возвести новую. Сергей Борисович соглашался, обещал подумать и при этом чувствовал некоторое внутреннее противление, продиктованное скорее всего хозяйской, крестьянской рачительностью: само здание было в отличном состоянии, а дубовая, отечественного производства, начинка, от паркета до последнего стула, могла послужить еще лет триста. И пусть повсюду красуются незамысловатые, скромные вензеля с серпом и молотом, вызывающие всяческие подозрения и даже какое-то религиозное раздражение у насмерть политизированных зарубежных гостей, – ничего, привыкнут со временем. Не ломать же дом, если он не нравится соседу?
Вопрос со строительством новой дачи был решен неожиданно легко, в одночасье, и одновременно с тем, как Сергей Борисович определился со своим преемником.
А дело это оказалось непростым, поскольку к середине второго срока выявилось несколько достойных претендентов, кандидатуры которых Баланов хоть и одобрил, но право окончательного выбора демократично оставил за ним. И все время поторапливал, видимо, чуял скорый конец.
Первым номером шел председатель верхней палаты со звучной фамилией Суворов, человек Баланова, несколько лет назад вынутый им из небытия якутской алмазной отрасли. Экономист, юрист и геолог в одном лице, быстро вписавшийся в кремлевскую жизнь, по образу своему был романтиком у костра и даже, говорят, писал стихи, а по подобию – жестким прагматиком и мог петь под гитару цифры и проекты законов. Вторым шел министр финансов Варламов, когда-то привезенный в столицу Сергеем Борисовичем из Краснодара. Несмотря на свой вид капиталиста-банкира и прозвище Слон, этот слыл мыслителем, философом, увлекался разведением пчел и был человеком преданным. В кандидатах также значились два политических тяжеловеса, вице-премьер Савостин и заместитель председателя Думы, олигарх Жиравин; оба они прошли через властные структуры, были людьми известными, раскрученными в масс-медиа и легко из последних могли стать первыми.
