Джеффри Арчер - Каин и Авель
Когда Владек и Леон заканчивали занятия, они играли. Их любимой игрой были прятки, а поскольку в замке было семьдесят две комнаты, то им редко приходилось прятаться дважды в одном и том же месте. Больше всего Владек любил прятаться в подвалах под замком, где человека можно было различить лишь в скудном свете, поступавшим через каменную решётку в верху стены. Но и тогда нужно было зажигать свечу, чтобы найти выход. Владек не знал, с какой целью было построено это подземелье, и никто из слуг не мог ему этого сказать, поскольку на их веку подвалами не пользовались.
Владек сознавал, что был ровней Леону только в классной комнате и не мог составить ему конкуренцию в играх, кроме шахмат. Неподалёку от имения протекала река Страхара, которая стала дополнительной площадкой для их игр. Весной они ловили в ней рыбу, летом купались, а зимой надевали коньки и гонялись друг за другом по льду. Флорентина сидела на берегу и с тревогой предупреждала их о местах, где лёд ещё тонок. Но Владек не слушал её и не раз проваливался.
Леон рос быстрым и сильным, хорошо бегал, хорошо плавал и, казалось, никогда не уставал и не болел. Владек в первый раз понял, что значит хорошо выглядеть и быть крепко сбитым. Когда он плавал, бегал и катался на коньках, то знал, что никогда не сможет и надеяться на то, чтобы угнаться за Леоном. Что ещё хуже, пупок Леона был почти незаметен, а у него выдавался вперёд и уродливо торчал посреди его пухлого тела. Владек проводил долгие часы в тишине своей комнаты, изучая в зеркало своё тело, задаваясь бесконечными вопросами «почему». В частности, почему ему достался только один сосок, тогда как у всех мальчиков, чью грудь он видел, сосков два, как того и требуют соображения симметрии человеческого тела. Иногда он лежал в кровати, не в силах заснуть, трогал себя за грудь, и слёзы жалости к самому себе лились на подушку. Наконец он засыпал с молитвой о том, чтобы завтра, когда он проснётся, всё изменилось. Но его молитвы оставались без ответа.
Каждый вечер Владек отводил время для физических упражнений, которые никто не видел, даже Флорентина. Он был решительным человеком и скоро научился держать себя так, чтобы казаться выше. Он укрепил руки и ноги и часто висел на стропиле в своей комнате в надежде, что это увеличит его рост, но Леон обгонял его, даже когда спал. Владеку пришлось примириться с тем, что он всегда будет на голову ниже сына барона и что никто, ничто и никогда не подарит ему ещё один сосок. Леон никогда не комментировал внешний вид своего друга, которым он слепо восхищался. Да и барон всё сильнее привязывался к этому темноволосому мальчику, заменившему младшего брата Леону, так трагично осиротевшему без матери, которая умерла от родов.
Каждый вечер оба мальчика обедали с бароном в огромном зале, а дрожащие огоньки свечей заставляли головы на стенах отбрасывать зловещие тени. Слуги бесшумно вносили и выносили огромные серебряные подносы с гусями, ветчиной, раками, бутылками прекрасных вин и фруктами, а иногда и мазуреками [1], которые Владек особенно любил. Затем барон отпускал слуг и рассказывал мальчикам разные случаи из польской истории, позволяя им сделать по глотку данцигской водки, в которой плавали маленькие листочки золота, ярко горящие в свете свечей. Владек, когда набирался храбрости, всегда просил рассказать о Тадеуше Костюшко.
– Это был великий патриот и герой, – отвечал ему барон. – Этот символ нашей борьбы за независимость. Он учился во Франции…
– …чей народ мы обожаем и любим так же, как мы ненавидим всех русских и австрияков, – добавлял Владек, которые от этой истории получал тем больше удовольствия, что знал её дословно.
– Кто кому рассказывает, Владек? – смеялся барон.
– …он воевал вместе с Джорджем Вашингтоном в Америке за свободу и демократию. В 1792 году он вёл поляков в бой при Дубенке. Когда наш недалёкий король Станислав Август оставил нас и перешёл на сторону русских, Костюшко вернулся на любимую родину, чтобы свергнуть иго царизма. Какую битву он выиграл, Леон?
– При Раклавице, а затем освободил Варшаву.
– Правильно, дитя моё. Но, увы, затем русским удалось собрать огромные силы, и в битве при Мацейовицах он был окончательно разбит и взят в плен. Мой прапрапрадед воевал рядом с ним, а потом под командованием Домбровского служил под знамёнами великого императора Наполеона Бонапарта.
– И за службу Польше он был сделан бароном, и этот титул с той поры носит ваша семья в память о тех великих днях, – сказал Владек с такой гордостью, как будто титул однажды должен был перейти к нему.
– Эти великие дни наступят снова, – тихо сказал барон. – Я молюсь за то, чтобы дожить до них.
Во время Рождества крестьяне имения собирались в замке, чтобы присутствовать на всенощном бдении. Барон возносил молитву своим красивым низким голосом, а потом все садились за стол, и Владек стеснялся ненасытного аппетита Яцека Коскевича, который наваливался на все тринадцать перемен блюд, начиная с борща и кончая пирожными и сливами, чтобы потом, как и в прежние годы, валяться дома с больным желудком.
После пира Владек с радостью раздавал подарки своим братьям и сёстрам: куклу – Софии, ножик – Йозефу и новое платье – Флорентине, – Владек сам выпросил у барона этот подарок.
– И вправду, – сказал Йозеф своей матери, получив от Владека подарок, – он не наш брат, мама.
– Нет, – ответила мать, – но он всегда будет моим сыном.
Всю зиму и весну 1914 года Владек набирался сил и знаний. Внезапно в июле немецкий учитель покинул замок, даже не попрощавшись, и ни один из мальчиков не мог сказать, почему. Им и в голову не приходило увязывать его отъезд с убийством в Сараеве эрцгерцога Франца Фердинанда студентом-анархистом, которого второй их учитель описывал в неожиданно торжественном тоне. Барон часто бывал молчаливым и задумчивым, и мальчики не знали, почему. Молодые слуги, друзья их игр, тоже стали исчезать из замка один за другим, и мальчики опять не знали, почему. К концу года Леон стал выше, а Владек – сильнее, и оба мальчика поумнели.
Летом 1915 года – время прекрасных ленивых дней – барон отправился в долгое путешествие в Варшаву, чтобы, как он сам сказал, привести свои дела в порядок. Он отсутствовал три с половиной недели, двадцать пять дней, которые Владек каждое утро отмечал в календаре в своей спальне; ему они показались целой вечностью. В день, когда барон должен был вернуться, оба мальчика отправились на железнодорожный вокзал в Слониме, чтобы его встретить. Домой они возвращались в молчании.
Владеку показалось, что величественный барон выглядел усталым и постаревшим. Всю следующую неделю барон вёл с управляющим быстрые тревожные разговоры, которые смолкали, как только в комнату входили Леон или Владек. Это было так непривычно и загадочно, что мальчики боялись, не они ли являются нечаянной причиной этих разговоров. Владек впал в отчаяние, что барон может отослать его в домишко охотника; мальчик всегда помнил, что там он – чужой.
Однажды вечером, через несколько дней после приезда, барон пригласил мальчиков прийти к нему в большой зал. Они тихонько вошли, дрожа от страха. Не пускаясь в объяснения, он сказал, что им предстоит долгое путешествие. Этот короткий разговор Владек запомнил на всю жизнь.
– Дети мои, – сказал барон низким срывающимся голосом, – милитаристы Германии и Австро-Венгрии окружили Варшаву и скоро будут здесь.
Владек тут же вспомнил непонятную фразу, которую их польский учитель сказал немецкому в последние дни их совместного проживания, и теперь повторил её: «Означает ли это, что, наконец, настал час угнетённых народов Европы?»
Барон нежно посмотрел на невинное лицо Владека.
– Наш национальный дух не исчез за сто пятьдесят лет угнетения и страданий, – сказал он. – Возможно, именно сейчас на карту поставлена судьба Польши, равно как и Сербии, но у нас нет сил, чтобы влиять на ход истории. Мы зависим от милости трёх империй, которые нас окружают.
– Мы сильны и можем воевать, – сказал Леон. – У нас есть деревянные мечи и щиты. Мы не боимся ни немцев, ни русских.
– Сын мой, ты только играл в войну. Но драться будут не дети. А мы теперь найдём тихий уголок, где будем жить, пока история не примет решения о нашей судьбе. Мы должны уехать как можно быстрее. Могу только молиться, чтобы на этом ваше детство не кончилось.
Леон и Владек были озадачены и взволнованы словами барона. Война казалась им захватывающим приключением, которое они, конечно же, пропустят, если уедут из замка. Слугам понадобилось несколько дней, чтобы упаковать имущество, а Владеку и Леону сказали, что в следующий понедельник они уезжают в их небольшой летний дом под Гродно. Мальчики продолжали свои занятия и игры, но теперь без присмотра; и в эти дни ни у кого в замке не было ни желания, ни времени, чтобы отвечать на их многочисленные вопросы.
