Александра Маринина - Брошенная кукла с оторванными ногами

Мама. Как же не имеет, сыночка, я ведь твоя мать…

Раздается звонок в дверь. Мама вскакивает.

Мама. Я открою, сыночка, ты сиди.

Мама выходит.

Анна. Ваша мама тоже хочет быть вам полезной, да?

Сергей. Старается. Зря, наверное, я ее из Воронежа привез. Хотел, чтобы она была поближе, чтобы хоть на старости лет пожила в комфорте, хороших продуктов поела. И мне спокойнее, я по крайней мере могу не беспокоиться каждый день, как она там, не болеет ли, не нуждается ли.

Анна. Вы говорите так, как будто сожалеете об этом.

Сергей. Да черт его знает… Не знаю, как правильно было бы. Вроде бы мне хорошо, что она здесь, со мной, но с другой стороны вырывать человека, которому почти семьдесят лет, из привычной среды, отрывать от соседей, от друзей, от сложившегося образа жизни… Наверное, нельзя этого делать. Ведь для нее здесь все чужие, все незнакомые, вот она и сосредоточила на мне всё внимание, все душевные силы. Пытается во всё вникать, всем интересоваться. Она хочет понять нашу жизнь, а разве ее можно объяснить? Разве можно объяснить человеку, прожившему всю жизнь в провинции и при советской власти, те волчьи законы, по которым мы живем сегодня в Москве?

Анна. Ну, положим, Воронеж — не такая уж провинция, это крупный промышленный город…

Сергей. Не принимайте мои слова так буквально. Я хотел сказать, что Москва всегда, и при советской власти тоже, была столицей, то есть местом, где сосредоточена власть и аппарат управления ею, а это значит, что законы человеческого общения и общежития в Москве всегда были другими. Не такими, как в других городах. А сегодня это различие стало настолько разительным, что когда пытаешься объяснить эти законы простым доступным языком, сам начинаешь диву даваться и понимаешь, что нормальным умом это охватить невозможно.

Анна. Каким умом?

Сергей. Нормальным. Тем, что идет от сердца, а не от аппаратных игр и не от знания компьютера. Вот у моей мамы нормальный ум, поэтому она не может понять, как я живу. И я не в состоянии ей объяснить то, что могу легко объяснить, например, вам. Кстати, я хотел вам сказать…

Анна. Да?

Возвращается мама. В руках у нее объемистый пакет.

Мама. Вот, сыночка, это тебе прислали. Я за тебя расписалась, сказала, что тебя нет дома.

Сергей берет пакет, вскрывает.

Сергей. Спасибо, мамуля. Ну вот, пожалуйста, очередная рукопись. Еще один непризнанный гений хочет, чтобы я прочел его роман и дал ему путевку в жизнь. Совсем с ума посходили!

Анна. Вы будете это читать?

Сергей. Знаю, знаю, что вы сейчас скажете. Что я даже в глаза этого человека не видел, а уже готов тратить время и силы на то, чтобы читать его рукопись и писать на нее рецензию, а то и пристраивать в издательство. Нет, дорогая Анна, я это читать не буду, так что приберегите свое красноречие на другой случай.

Анна. Но ведь этот человек надеется на ответ, он ждет вашего решения, вашей похвалы. Пусть не похвалы, пусть критики, но он все равно ждет вашего слова, вы для него мэтр, высший судья, божество. Неужели вы даже с этим не посчитаетесь?

Мама. Не учите моего сына жить! Он и так безумно занят, у него совсем нет времени отдыхать, вы же видите, ему без конца звонят, приглашают, интервью просят, с просьбами всякими приходят, да-да, приходят, он свою книжку никак дописать не может, а вы еще хотите, чтобы он чужие романы читал.

Сергей. Ты еще забыла добавить, мамуля, что я периодически трачу время на покер у Софочки. Не надо меня защищать, я в состоянии сам сообразить, что мне делать и чего не делать.

Снова звонок в дверь. Мама с оскорбленным видом идет открывать.

Анна. Мне кажется, вы немножко недолюбливаете эту Софочку, да?

Сергей. Софочку? Да нет, она чудесная тетка, много внимания уделяет маме, приучает ее к столичной жизни. Скучать не дает. И спасибо ей за это от всей моей черствой эгоистичной души. Правда, за это я должен платить.

Анна. За все надо платить, это нормально. И сколько Софочка с вас берет за услуги в отношении вашей мамы?

Сергей. Сущую ерунду. Я должен по первому зову являться к ней и играть в покер с ее гостями. Желательно при этом не проигрывать.

Анна. Отчего так?

Сергей. Ну как же, такой известный писатель, звезда, можно сказать, и вдруг проигрывает! Потеря имиджа, так сказать. А если я потеряю свой имидж, кем же она будет гордиться? Кого будет показывать своим гостям, как редкостную диковину, которая оказалась у нее в собственности и которой больше ни у кого нет? Герой не может проигрывать ни при каких условиях, даже если играет не в свою игру.

Анна. Понятно. Вам не позавидуешь.

Входитмама.

Мама. Сыночка, там сестричка пришла из поликлиники…

Сергей. Еще одна? Я этого не вынесу.

Мама. Почему еще одна?

Сергей. Ладно, мамуля, я пошутил.

Мама. Я ее проводила к тебе в спальню. Она сейчас руки моет. Иди, сыночка, она укольчик тебе сделает.

Сергей. Иду, драгоценная. (обращаясь к Анне) Вы думали, что известный писатель — это что-то необыкновенное, воздушное, живущее в замке из слоновой кости? Теперь вы знаете, что и у известных писателей есть мамы, которые заставляют их подставлять голые задницы под острые иглы. И между прочим, когда задница голая, то уже нет никакой разницы, кому она принадлежит, писателю или сантехнику.

Мама. Сыночка, как тебе не стыдно! Такие неприличные слова говоришь…

Сергей. Мама, не волнуйся, у Анны хорошее чувство юмора, она понимает, что это всего лишь шутка, и не обижается. Правда, Анна?

Анна (весело смеется). Конечно.

Сергей выходит. Мама начинает убирать посуду со стола.

Анна. Мне кажется, Сергей Петрович еще не допил… то есть я хотела сказать, он только что налил себе полную чашку, он, наверное, хочет еще кофе.

Мама (сухо). Когда захочет, он мне скажет, и я ему подам. А сейчас надо убрать, чтобы было чисто. Сережа не любит работать, когда в комнате не убрано.

Анна(внимательно оглядывая стол). Значит, он вот на этом самом столе пишет свою книгу?

Мама. Почему на этом? Ничего не на этом. Вон на том, на письменном, где бумаги лежат. Но все равно он любит, чтобы в комнате был порядок, иначе он не может сосредоточиться. Ему еще сегодня надо поработать.

Анна. Вы даете мне понять, что мне пора уйти?

Мама. Уж не знаю, что я вам даю понять, а уходить вам действительно пора. Вон Сережа сколько времени на вас потратил, вы и так должны быть благодарны.

Анна. Я благодарна. Очень благодарна. Только он ведь так и не сказал, поможет он мне или нет. Вы разрешите, я задержусь еще на несколько минут. Мне нужно дождаться Сергея Петровича.

Мама. Зачем?

Анна. Ну хотя бы для того, чтобы попрощаться с ним.

Мама. Я ему передам, что вы его благодарите.

Анна покорно начинает одеваться. В это время в ее сумке пищит пейджер.

Мама. Опять этот ваш… дзинькает.

Анна. Да, я слышу.

Достает пейджер, читает сообщение. Улыбается, кивает.

Мама. И что там?

Анна. Подруга сообщает, что все в порядке, она успела привезти мужу билет на самолет.

Входит Сергей. Он уже полностью одет, в брюках, рубашке и джемпере.

Сергей. А вот и я, весь исколотый и истерзанный. Мама, где тут были экземпляры моей книги?

Мама. Ой, сыночка, ты ж сам убирал куда-то, когда мы мебель закрывали. А зачем тебе?

Сергей начинает искать книгу на столе и висящей над ним книжной полке.

Сергей. Сестричка попросила автограф. Вот несправедливость жизни, а? Она ставит автограф на моей голой заднице, причем за деньги, и мне при этом больно, а я ей должен давать автограф бесплатно, и она при этом еще получает удовольствие. (замечает, что Анна стоит в плаще) Вы что, собрались уходить? Что-то случилось?

Анна. Нет, все в порядке…

Мама. Да, ей уже пора, дел много по дому. И тебе надо поработать, сыночка, у тебя и так полдня пропало.

Сергей. Если тебя так беспокоит, что мне не хватает времени на книгу, так не продавай меня в картежное рабство Софочке.

Продолжает рыться в бумагах, ворохом валяющихся на столе, открывает ящики письменного стола. Достает что-то и внезапно поворачивается к Анне.

Сергей. Что это?

Анна. А что это?

Сергей. Нет, это я вас спрашиваю, что это такое? Ну правильно, не зря же я мучился, пытался вспомнить, где я вас видел. Это ваша фотография?