Юрий Поляков - Конец фильма, или Гипсовый трубач
— Слышал.
— Банк в 1992-м открыл сын Леонида Савельевича Миша, работавший до этого простым инженером. Улавливаете? Кроме того, я вылила на себя полсклянки «Шанели».
— Ты не слишком ли надушилась? — удивился Лапузин.
— Это не для тебя! — успокоила я.
Ресторан располагался в обычной «стекляшке», днем работавшей как столовая. Нас провели через склад в большой отдельный кабинет, обшитый подпаленной и отлакированной вагонкой. Помните этот предсмертный писк позднесоветского дизайна? Там сидел за обильным столом Покатый. На нем был кашемировый пиджак цвета спелой малины и черная шелковая рубашка апаш, а на открытой груди сквозь седеющие волосы мерцал золотой крест — такой большой, что отчетливо виднелись гвоздики, пробившие ладони и ступни Спасителя. По бокам стояли, сложив на груди руки, два парня в черных водолазках. Когда мы вошли, бандит, ковыряя зубочисткой во рту, ласково угрожал кому-то по большому радиотелефону с длинной антенной. Так я впервые увидела мобильник. Выглядел Покатый как классический вор в законе из фильма «Петровка 38»: низкий лоб, перебитый нос, золотые зубы… Мы с Лапузиным переглянулись: предлагать такому ученую степень — просто смешно! Пообещав кого-то закатать в асфальт, он отдал одному телохранителю телефон, другому — зубочистку и нацелил на меня свои неподвижные акульи глазки.
— Степан Иванович, давайте все-таки еще раз обсудим сложившуюся ситуацию… — завел Федя приготовленную речь.
— Нет! — оборвал Покатый.
— Почему?
— Мне некогда.
Я молча стояла, мое лицо было скрыто бабушкиной вуалькой. Бандит шевельнул ноздрями, уловив ядреную «Шанель» и, разглядывая меня, заговорил о том, что «Вавилон» для него так себе — мелочь, что днями он покупает судоверфь в Калининграде, на очереди — урановый рудник и охотхозяйство в Завидове, рядом с резиденцией Ельцина. В общем, погнал понты. Сказал, что встретиться с нами согласился лишь из уважения к науке, так как чалился вместе с великим химиком, умевшим добывать чистый кокаин из чего угодно — хоть из зубного порошка.
— Наверное, этот ваш химик нашел философский камень? — предположила я, откинув вуаль и посмотрев на него вот так…
Лицо Обояровой сделалось счастливо настороженным, и Кокотов сразу вспомнил ту удивительную мимическую последовательность, с помощью которой женщина может легко выведать у мужчины государственную тайну. И Покатый клюнул: его акульи глазки ожили.
— Что надо? — спросил он.
— Ничего особенного. Если для вас «Вавилон» — мелочь, подарите мне всего пять процентов. Вы даже не заметите.
— За что — подарить? — опешил вор в законе.
— Просто так!
— Просто так не дарят.
— А мне говорили, люди вашей профессии щедры и широки. Что ж, видимо, меня неверно информировали. — Я сделала такое лицо, словно не успела на дачную электричку. — Прощайте, Степан Иванович! Федор, пойдем же скорей, мы опоздаем. Я не могу пропустить второй концерт Бриттена!
— И что, хорошо поет? — заинтересовался Покатый, почувствовав себя уязвленным.
— Подходяще.
— А когда третий концерт?
— В следующем сезоне, — ответила я и, метнув в бандита скифский взгляд, вышла вон.
— Какой-какой взгляд? — не понял Андрей Львович.
— Скифский. Неужели не слышали?
— Не-ет…
— Эх вы, писатель! Скифские всадники умели на полном скаку стрелять без промаха, развернувшись назад в седле. Вот так!
Она вытянула одну руку, словно сжимая лук, а второй показывая, как натягивает тетиву, откинулась всем телом так поспешно, что ее вольная грудь чуть не вывалилась из блузки. Сердце Кокотова ухнуло.
— Поняли? Поэтому утонченные греки прощальный обольщающий взгляд, который женщина, уходя, бросает на мужчину через плечо, называли «скифским».
— Что вы говорите? — покачал головой писодей, соображая, что лучшего названия для нового романа из серии «Лабиринты страсти» не придумаешь.
Кроме того, автор «Беса наготы» ощутил в себе новый приступ сладострастья, имеющий, если так можно сказать, интеллектуальное происхождение, ведь, обладая умной начитанной дамой, ты в известной мере сжимаешь в объятьях не только тело, но и весь ее богатый внутренний мир, что сообщает плотской добыче познавательную остроту.
— О чем вы задумались? — спросила Наталья Павловна.
— О том, какая вы отважная!
— Я же шпионка! Выйдя из шалмана, Федя заскулил, что я все испортила, что все пропало, но когда мы садились в машину, прибежал запыхавшийся охранник и увел его с собой. Через пять минут Лапузин выскочил из «стекляшки» сияющий, едва не танцуя от радости. Покатый отдал нам пять процентов. Просто так! Из уважения.
— Просто так? — усомнился Кокотов.
— Вы все о том же, ревнивец! У вас не только руки, у вас и мысли нахальные! Он вообще женщинами не интересовался после двадцати лет в лагерях. Единственное, о чем он попросил: сообщить ему, когда в Москве будет третий концерт Бриттена…
Тем же вечером, когда мы в «Арагви» отмечали победу, Федя сделал мне торжественное предложение, но я ответила, что еще не вполне уверена в своих чувствах. На самом же деле я была убеждена: Лапузин именно тот, кто мне нужен. Понимаете, если человек готов бежать в Америку с кассой взаимопомощи Института прикладной генетики, значит, с ним я смогу стать богатой и независимой. Знаете, Андрюша: деньги — самый лучший заменитель смысла жизни. Это мне прямо сейчас пришло в голову, но уверена, ваш Сен-Жон Перс мог бы сказать что-то подобное…
— У него есть схожая мысль, — академично кивнул писодей, но не удержался и уточнил: — И что же ваш Федя?
— Страшно расстроился. Но я его успокоила: во-первых, на крайний случай у него имелась аспирантка. А во-вторых, какая свадьба, если не повержен Военспецстрой? Лапузин отговаривал. Но во мне уже ржали и били копытами кони азарта. Первым делом я навела справки о генерале Мостолыгине. Конечно, в 1993-м, это было не так просто, как сейчас, когда в подземном переходе за десять долларов можно купить диск с личными делами всего командного состава или задаром скачать из интернета самый пикантный компромат. Я решила действовать через маму. У нее в ту пору — между браками — был краткий, но бурный роман с военным журналистом Башкаревым. С ним она тоже познакомилась в передаче «Очевидное — невероятное», когда он открыл потрясенной стране правду о гибели Юрия Гагарина. Первый космонавт, вопреки запрету диспетчера, погнался за пролетавшей мимо неземной тарелкой. Его умоляли: «Юрий Алексеевич, вернитесь! Мы будем жаловаться!» А он в ответ: «Еще чуть-чуть, я у них на хвосте!» Хотя, согласитесь, какой «хвост» может быть у летающей тарелки? НЛО, чтобы оторваться от преследования, выпустило зеленый луч — и у самолета отказали все приборы…
Но потом, после эфира, Башкарев под большим интимным секретом поведал маме истину, которая ее так потрясла, что тем же вечером она поехала к нему на дачу и осталась ночевать. Оказалось, инопланетяне нарочно, дразня и кружась, заманили Гагарина в засаду, извлекли на ходу из кабины и забрали к себе для тщательного изучения, классификации и последующей демонстрации его мумии в Межгалактическом музее Героев Космоса. А землянам, чтобы запутать следы, подкинули неузнаваемые человеческие останки среди дымящихся обломков самолета.
— Надо же, — удивился Кокотов. — Какая интересная работа была у вашей мамы!
— Не надо сарказма, мой друг! — попросила Обоярова, застегивая пуговки на блузке.
— Я больше не буду! — взмолился автор «Преданных объятий».
— Тогда слушайте! У Башкарева я, как настоящая шпионка, выведала, что Мостолыгин — герой Афганистана. Его строительная часть, ремонтируя школу в кишлаке Абдул-Анар, попала в окружение, однако он, несмотря на ранение, воодушевляя личным примером бойцов, продержался под шквальным огнем «духов» до подхода своих, за что получил орден Красного Знамени и внеочередное звание. Но меня больше интересовала личная жизнь генерала. Еще в училище он женился на медсестре Валечке из санчасти, где недолго лежал с аппендицитом, увел ее буквально из-под носа у жениха, военного фельдшера. Жену Мостолыгин любил безумно, ревновал страшно и однажды вызвал на дуэль проверяющего из ГлавПУРа. Тот слишком откровенно увлекся отзывчивой Валечкой. Инспектор, разумеется, от поединка уклонился, назвав вызов «отрыжкой Средневековья», и получил по такому случаю просто в рыло. Возмутительное поведение ревнивца в погонах обсуждалось офицерским собранием и получило решительную поддержку боевого коллектива, единогласно пославшего Мостолыгина на Первый съезд народных депутатов. В Москве его кандидатуру, конечно, замылили и перевели служить куда подальше. Но и там он отличился: приказал начальнику местного военторга (под страхом прекращения текущего ремонта) не пускать в магазин офицерских жен, пока его Валечка не выберет себе лучшее из новых поступлений. Гарнизонные дамы нажаловались в Москву, Мостолыгину с удовольствием объявили выговор и задержали очередное звание. Тогда он рассердился и в августе 1991-го сразу, без колебаний перешел на сторону Ельцина, прибыв на защиту Белого дома во главе военных строителей, вооруженных штыковыми и совковыми лопатами. Борис Николаевич растрогался до слез, обнял подполковника и пил с ним до утра, а после победы демократии назначил начальником Военспецстроя, присвоив сразу звание генерал-майора.
