Эсфирь Коблер - Чичиков.ру
Но то были планы молодых.
Сам же господин Плюшкин опустился, съежился, любовница его бросила. Деньги, правда, рекой текли на его счет, но он их как-то не замечал. Недаром Чичиков обратил внимание на захламленный двор: все, что плохо лежало, или брошено было, Плюшкин тащил к себе во двор, такая вот странность проявилась в нем. Жаден стал до сумасшествия прямо.
Павел Иванович внимательно пригляделся к этому, похожему на бомжа, миллионеру, и решил на его жадности и сыграть.
Кратко изложив суть дела, он Плюшкину не дал и рта открыть.
– Понимаю, понимаю, – вы свои деньги не вложите, а на мэра вам плевать. Но ведь имеются же у вас должники?
Плюшкин кивнул.
– А сколько, извольте припомнить?
Плюшкин пожевал губами, что-то подсчитывая.
– Да, пожалуй, человек 15 мне много должны.
– Небось, безнадежные должники.
– Это правда. Но все мелочевка, я даже разбираться с ними не стану. Ни пойду же я судиться за пару десятков тысяч долларов – себе дороже встанет.
– Вот и отлично! Я вам помогу. Прихвачу ваших должников, под вас подпишу, и долги вернете с процентами, раза в три больше. Они сами ко мне прибегут, а то я вашими ребятками пригрожу.
– Хорошо-то, хорошо, да свои денежки вкладывать я не буду.
– А и не надо. Я за вас вложу. Только уж извольте, мы договор подпишем. Я вам все деньги сполна возвращаю, но вы мне, за труды, так сказать извольте тысяч сто отдать. Вам-то тысяч триста вернется.
Плюшкин долго думал, опустив голову, наконец, кратко сказал: «хорошо», – на том и порешили.
.Потом господин Плюшкин достал откуда-то из закромов, старую недопитую бутылку водки, с грязным стеклом, и черствый кусок черного хлеба.
– Обмоем, – кисло сказал он.
Чичиков только взглянул на все это, как его замутило.
– Нет, нет, я спешу. И быстро почти побежал к двери, прижимая договор к груди.
Охранник, выпуская из ворот машину Чичикова, нагнулся к окну, весело подмигнул ему, и сказал:
– Не переживайте, хозяина недаром в округе заплатанным зовут. Будет в заплатках ходить, черствый хлеб есть, а копейку не выпустит из рук.
С этим напутствием и уехал Павел Иванович, повернув колеса автомобиля в город N.
Первым делом надо было договориться с Петром Алексеевичем. Теперь уж вся схема вырисовывалась точн.
Войдя в приемную и увидев, как побледнел Николай Владиславович, Чичиков сразу сообразил, что Жмуровскому все известно. Молчалин сразу рванулся с места, но Павел Иванович его опередил. Так они и влетели в кабинет мэра – сначала Чичиков, потом Молчалин. Петр Алексеевич от досады аж кулаком по столу стукну.
– Тут что, проходной двор!? – заорал он вне себя.
Молчалин вытянулся в струнку, а Павел Иванович не растерялся. Сказал полушутя:
– Не извольте гневаться, как в старину говорили. Вижу, вижу, что вам моя самодеятельность известна. Только все ради вашей пользы. Вы посчитайте, – и он начал перечислять цифры, – таким образом, почти легально, без воровства из бюджета, без налогов, если мы хотя бы месяц просуществуем, и каждую неделю у нас будет хотя бы пару тысяч человек, то вы свои пять миллионов долларов получите, да и я, за труды, так сказать, пару лимонов отхвачу, а остальные – как смогут. Больше или меньше, но мы все это поимеем. Ну, лохи – они и есть лохи. Отцы города у вершины пирамиды будут стоять – им и деньги в руки, а внизу, знаете ли, всегда рабы или лохи.
Чичиков перевел дух после длинной тирады, и уставился на градоначальника. Он понимал, что сейчас его судьба решается. Молчалин тоже затаил дыхание. А Жмуровский соображал. В случае успеха пять миллионов долларов, можно сказать, честным путем к нему попавшие, сразу Наталье в Лондон перевести. Все будет шито-крыто, он там на ее имя домик купит, а остальное на свой счет положит на Каймановых островах – вот и решение проблемы. А ей о происхождении денег знать не надо, да она и не интересуется.
Жмуровский поднял глаза.
– А если прихватят?
– Кто? Не начальник же полиции. Он в доле. Но, если из Москвы.., так на меня валите. Мол, всем золотые горы обещал, а потом деньги цап и смылся. А я уже далеко буду. А не прихватят, еще поработаем, – и он как-то ернически подмигнул Петру Алексеевичу.
Жмуровский передернулся – показалось или правду подмигнул?
– Ладно. Зал я обеспечу, а там делай, как знаешь. Но меня обманешь – сам понимаешь… И, знаешь, народишко наш теперь в самых верхах модно не лохами называть, а перхотью, – и он хохотнул нехорошо. – Смотри, сам перхотью не стань.
Даже Чичиков запнулся на секунду от такой наглости. Но потом взял себя в руки.
– Я себе не враг, – радостно пропел Павел Иванович, и быстро выскочил из кабинета.
Молчалин, молчавший во время странного разговора, вдруг осмелел, и раздраженно спросил:
– Может не ждать, пока обманет, может сразу его того, к праотцам?..
– Нет. Подождем. Не торопись. Посмотрим, – ответил мэр.
Есть у нас теперь такой тип молодых людей, которые все хотят быстро и чисто решить. Раз – и нет человека. Нет человека – нет проблемы. Людишки такие народились: кровь – водица, жизнь, разумеется, чужая, копейка. Ни Бога, ни черта для них не существует. Есть только босс и деньги, остальное бред. Все это хорошо знал Чичиков – сам из такой породы был. Но и как обращаться с ними – тоже знал. Так что к субботе, когда первая встреча была назначена, он веселый, выбритый, начищенный, совсем осмелел и развеселился.
И вот наступил долгожданный миг. Удача подхватила Павла Ивановича и понесла, вознесла на вершину местного олимпа, даже дух захватывало от скорости вознесения.
– Эх, где наша не пропадала, – думал он, выскакивая на сцену самого большого в городе зала, бывшего Дома культуры, а ныне Дворянского собрания. (И откуда тут новые дворяне появились? Если только с разбойными деньгами).
Чичиков вылетел на сцену и посмотрел в зал. В первых рядах сидели главные лица города. Дальше – местный бомонд, а потом зал был неразличим, тонул в темноте, проваливался в бесконечность, и оттуда несся уже к Чичикову шелест денег. Вспомнилась ему реклама: «Мы знаем истинные ценности», – и сыпятся, сыпятся доллары, как снежинки. Вот так сейчас и к нему в карман посыпятся. И возрадуется вся ненасытная утроба этого бесконечного зала. Павел Иванович как бы вырос на глазах изумленной публики. Как бы воспарил. За его спиной, чуть боком сидел сам мэр, господин Жмуровский. На все слова Чичикова, он только важно кивал головой, стараясь ни слова не сказать, чтобы не уличили когда-нибудь, а прямо лицом к залу за столом сидел Молчалин с ноутбуком и строчил протокол. « Собрались… добровольное общество вкладчиков… создать кооператив, построить дома… »
На занавесе пролетал фильм о крае родном, а на сцене Чичиков заливался соловьем, пел и щелкал, и свистел!
– Квартирный вопрос, конечно, испортил людей, – вольно цитировал он Воланда. – Но мы можем вырваться из хрущобок. Мы кооперативно соберемся, сложимся. Выкупим землю. Господин Жмуровский, наш мэр, тому порука! Мы подведем коммуникации, построим дома, сами станем хозяевами, возьмем свою судьбу в свои руки!
Он чуть ли не верил в тот момент, что так и будет. Что бездна зала вдруг раскроется, и они со Жмуровским пойдут участок выбирать под строительство, и все будут счастливы и довольны. Он дирижировал залом, он упивался своей властью и играл от души. И вот уже поставили столы на сцене и возле сцены, и мальчики с ноутбуками быстро стали принимать деньги, выдавать расписки, а к самому Павлу Ивановичу подошли трое, сказав, что от Ноздрева, и он тщательно всех записал и деньги принял. А потом к нему выстроилась целая очередь испуганных людей от Плюшкина (видно было, что охрана господина Плюшкина очень постаралась). И понеслось, поехало!..
Целый месяц длился для Чичикова этот восторг, это упоение властью и деньгами. Но месяц пролетел, промчался как болид по шоссе. Он, Чичиков, господину Жмуровскому принес в клюве обещанные пять миллионов долларов, себе отбил лимон, как и хотел; триста тысяч, отвез Плюшкину за что сто тысяч обещанных долларов получил. («На бензин в дорогу хватит», – подумал Чичиков).
Решено было маленький прием устроить, чтобы поговорить и понять, что делать дальше – прикрыть лавочку или продолжить.
Прием был только для посвященных. Никого постороннего. Фешенебельный ресторан на день был закрыт на спецобслуживание. К вечеру стали стекаться сюда, к ресторану роскошные автомобили, из которых выпархивали не менее роскошные молодые дамы (старых тут не было), их солидные спутники солидно выходили, провожаемые шоферами, парковщиками (как-то незаметно отгонявших машины), швейцарами.
Устроили отличный фуршет. Столы стояли по бокам зала и были уставлены всевозможными яствами и напитками, сама зала была приготовлена для танцев, и, по традиции, их, танцы, начинал кордебалет оперного театра. Вальсы и мазурки Штрауса и Оффенбаха поначалу разогревали публику. А под шумок отцы города тихо обсуждали, что делать дальше – прикрывать авантюрную лавочку или еще продолжить. Уж очень соблазн был велик. Чичиков ни на чем не настаивал, со всеми соглашался, только внимательно прислушивался к разным мнениям и вел себя как Молчалин – молчал и наматывал на ус. Но вот в зал впорхнула Наталья Жмуровская. Она ни о чем не догадывалась. Отец перевел на ее счет в Лондоне миллион долларов. И она сейчас уезжала в аэропорт, далее в Лондон, к жениху – машина ждала ее у подъезда. Она приехала проститься со всеми, поблагодарить отца, и шепнуть, чтобы он не отговаривал ее выйти замуж за милого Гарри Диксона.
