Сергей Фролов - Повесть о Поле Фимкиной
Все же сегодня Поля уходила от них слегка удовлетворенной. Ловко она сделала: отругала только сына, сноху совсем не задела. Но дала и ей кое-что понять.
4У изгороди нового, белокаменного правления уже стояли с вилами Дуня Рубчиха и Алена Тараторка. По другую сторону от входа, тоже у штакетника, собрались в кучку молодые бабы. Поля направилась к своим ровесницам.
— Здорово были, ударницы! — приветствовала она их, ставя вилы у ног.
— Здравствуй, подруга, чуть не опоздала ты! Автобус будет через час, — шумно встретила ее Алена, одна из тех веселых и бойких женщин, какие не переводятся в селах, неувядающе краснощекая и любопытная до всего. Ловким, незаметным движением поправив под платком седые волосы, она громко рассмеялась, выказывая выкрошившиеся, как обугленные пеньки, зубы.
— Это почему через час?
— Бензину нет. Заправка только уехала в район…
— Он вчера до пяти налаживался. Потом говорит: все, не поеду, рабочий день кончился, — проговорила тихая, невзрачная, с припухшими красными веками Рубчиха.
— У-у, что ты захотела! Поедут, жди! — взвилась Алена. — Они теперь не как мы, бывал, темные, с зари до зари за палочкю устебывали! Ты пенсию-то двадцать рублей получаешь, а теперь уходят — по сотне отхватывают!
— Темные-т, может, не темные, — возразила Рубчиха, — совестливые были. Как уйдешь, если работа не кончена. Бригадиру-то на другой день боялись в глаза глянуть, чуть что.
На утрамбованном перед оградой пятачке остановились одна за другой, выстроившись в ряд, хищновато-красивые «Жигули». Из них неспешно, поочередно захлопывая дверцы, вышли весовщик Бадьин, ветеринар Шульга, Самоха-кладовщик. Присели на корточки возле машин, образовывая свой кружок. К ним присоединились еще кое-кто из мужчин. Беззаботно дымили папиросками, разговаривая о чем-то несерьезном, иногда хохоча над очередной байкой.
Совсем шумно становилось у правления. Люди прибывали. Тут были и совсем немощные старики и старухи, через день навещающие районную больницу. Тоже ждали автобуса. Дочь Козанка, Любовь Николаевна, собралась со своими десятиклассниками из вечерней школы ехать на экзамен в Киселевку.
Подруливали колесные тракторы с прицепными тележками, им навстречу выбегали механики, бригадиры и, размахивая руками, давали указания очередному трактористу. Тот молча выслушивал их сбивчивые разъяснения и, развернувшись, пылил в указанном направлении.
— Подрядчики, поди, давно косят, — заметила Дуня Рубчиха. — А мы еще тут торчим.
— Стрянулась! А то нет?! Ты поглядела бы, какие они стали — вроде их на свет занова народили! Как-то Мишка Зуек спешит по селу, штаны на ходу поддергивает. Погоди, говорю, Миша, окоротись! Разогнался, вроде тебе стручком пятки натерли. «Некогда, тетка Алена!» — «Что так?» — «Да вот… — Алена, представляя Мишку, смешно затопталась на месте, на своей юбке показывая руками, как тот поддергивал пояс брюк. — Вот, тетка Алена, дернуло меня записаться в это звено — корм заготавливать. Да еще договор скрепили, по закорючке поставили на нем. Теперь боимся: что если не получится? В трубу пролетим? А тут, враг его возьми, полотно сломалось, бегу в мастерскую клепать!» — «Жалкий ты мой, — говорю, — как вас петух-то жареный долбанул, прямо до болятки! А то хоть по выбитой земле заставят косить — даже рады. Легче, да и горючего экономия. Колхозная касса, кормилица ваша, все равно за гектар платила».
— Набаловали — дальше некуда, — подтвердила Рубчиха.
— Погоди, они посмотрят, как другие не торопятся работать, да и бросят этот подряд, — проговорила Поля и кивнула на председателеву «Ниву» и «газик» агронома. — Вон транспорт-то стоит, давно бы всех перевезли.
— Что ты, начальству нельзя рабочих возить. Авторитет потеряют! — удивилась Алена. — Иль ты про «Жигули» говоришь?
— А хоть и про «Жигули»…
— На этих подъезжают, чтобы выхваляться. Погляди, какие из них выходят, что твои министры. Их уже и ноги не носят, скоро в тувалет будут ездить… — сказала Алена и прибавила: — Ты, Поля, может, еще успеешь покататься…
Алена всегда оставалась безнаказанной за свой смелый язык. Где-то вздор скажет, а где-то не в бровь, а в глаз влепит. И все ей сходило.
— Приснилось тебе, что ли? — упрекнула Поля Тараторку.
— Ну как же… Вовка, глядишь, через год-другой заработает… — опять начала она с явным подвохом. — Вдвоем с женой ремонтируют комбайн, да еще девчонка с ними. Надысь гляжу, она, индейка-то твоя, девчушку в охапку и бежит по меже к мастерским, прямо рысью, косынка аж с головы слетела. Да нарядилась-то ярко, потешная такая!
Поля знала, что ее всю жизнь считают невезучей, другой раз жалеют, а за глаза, может, и посмеиваются. Одно дело — росла сиротой, колхоз вскормил и вспоил, потом уже, в тридцать с лишним лет, сошлась с залетным человеком, год и пожили всего, сбежал. Теперь вот молодые ее живут не как люди.
— Ох, да что я с ними только не делаю, что только не говорю, — оправдывалась Поля, боясь, чтобы не подумали, что она потакает сыну со снохой. — Только сейчас Вовку отбузовала. Уху ему до крови выкрутила.
— За что же? — спросила Алена.
— Корова иха опять ночью приперлась, — к Поле подкатили все утренние обиды. На глаза набежали слезы, и она стала утирать их концами платка. — Выхожу из избы, едва светает. А ее-то не увидала, что лежит на дороге. Упала на нее с ведром, она как вскочит, да и опрокинула меня. Я и гвозданулась крестцом-то. Отбила, до сих пор болит.
Алена тут же, спохватись, посочувствовала:
— Ладно уж, не расстраивайся. Живут они и пусть живут потихоньку. Музюкают меж собой, и ладно. Мы-то не такие были, что ли?
— А мне она, Маша-то, нравится, — сказала невозмутимая с виду, мудрая Дуня. — Пробежит она туда к Вовке, в мастерские, погляжу на нее, мне так весело станет. Она его сильно любя. У нас таких в селе нет. Не успеют сойтись — ругань да драки. Нынче чтой-то Козанок воевал со своей. Аж стены бухали. Ты не слыхала, Поль?
— Мне их слушать — ухи насквозь прострелит, — отмахнулась Поля, не желая говорить о скандале у Козанков, довольная уж тем, что люди не слышали, как зевала на нее Нюська. Иначе давно бы уже сказали.
— Да эти от жиру. Жир не дает покоя, — заметила Алена.
Дуня, потупив глаза в землю, опять проговорила:
— Нет, Поль, Маша у тебя хорошая. Она за Вовкой-то прямо как подсолнух за солнцем тянется…
Подошла, отделившись от кучки молодых женщин, Верка Ненашева, заместитель Терешонка, с блокнотом в руке.
— О чем тут бабки мои разговорились?
— Три старухи без зубов толковали про любовь! — громко рассмеялась Алена Тараторка.
— Мы говорим: Маша, Полина сноха, Вовку сильно любя, — пояснила Дуня.
— «Любя». Вздумали про что говорить, чего уже сто лет нет — ни у Вовок, ни у Машек.
«Типун бы тебе на язык, коровище яловой!» — в мыслях выругала ее Поля.
— Так, мои бабки заработали по полтора центнера сена… — сказала гладкая, с двойным подбородком Верка, черкая карандашом в блокноте. — С чем вас и поздравляю.
— Вот и спасибо табе, — за всех поблагодарила Алена.
— «Табе». Когда научишься говорить-то? Воротишь не знаю как.
— Ох, да что ж я ня так сказала-то?! — обиделась Алена.
— Ладно уж, не связывайся с ними — молодыми, — окоротила ее Дуня.
Шум у правления нарастал. В мужской покуривающей компании все чаще слышался смех.
Рядом с правлением, как бы никем не замечаемые, давно уже работали пеэмковцы, достраивали для колхоза детский сад на двадцать пять мест. Это было красивое, прозрачное от обилия стекла здание, каких сроду не было в селе. Сквозь протертые окна виделась веселая праздничность раскрашенных в разные цвета комнат. Сейчас рабочие разравнивали щебенку на дорожках, а такелажник в яркой оранжевой куртке укладывал автокраном бордюры.
— Какой дворец колхоз отгрохал. Только ребятишек в него вряд ли со всего села наберут, — оглянулась Алена на веселое здание.
— Если б после войны его построить сразу… Три двора взять — и этот садик битком… — покачала головой Дуня. — Вон сколько мужиков — детей нету.
— Эти клещуки-то… — показала на мужчин Тараторка. — Погляди, как насосались возле колхоза — ряшки сизые, сами толстые, пузатые.
— С вина опухли… — подсказала Поля.
— Да с легкой жизни. Чать, тяжелее рюмки ничего не поднимают. Наши мужики худые были да жилистые. А этих ткни — вода вонючая польется. Право, клещуки. Время девять доходит, об палец не стукнули. Не дай бог, мериканец налетит, пропадем мы с ними!
— Ты вот, Алена, с вилами стоишь, а почему им не взять?..
В мужской компании в это время чему-то дружно рассмеялись, так что некоторые из мужчин присели от хохота на землю.
— Скажешь… — удивилась Алена. — Им проценты не нужны. Зимой готовый силос с ферм натаскают.
