Владимир Щепак - Обыкновенное порно
В ванной есть большое зеркало в нем можно рассмотреть все что произошло. Анка с интересом, задержав дыхание, изучает себя, трогает, гладит кожу и радуется каждому импульсу удовольствия, идущему от тела. И эти трепетные, пульсирующие, позывы внизу живота. Там, поселилось что-то огромное теплое и мохнатое, разворошило, растрепало на свой вкус, сделав уютную берлогу. И сладко спит, и пульсирует, пульсирует. Больно, только совсем немного и эта боль приятная.
– Принцесса, к тебе можно?
– Конечно, можно! Открыто.
Он заходит с фотоаппаратом.
– Сейчас мы с тобой будем делать искусство! Ты согласна?
– Нет, Виктор Семенович! Не надо, – она закрылась руками.
– Если не хочешь – не надо, я не настаиваю. Но, в конце концов, ты должна привыкать когда ни будь. Знаешь, в каких сценах по сюжету иногда играют актёры?
– Да? – неуверенно спросила Анка, но руки опустила. – А тот сценарий, что вы пишете, там будут такие сцены? И мне придется?
– Конечно. Ведь помнишь танец бабочек?
– А… – уже более покладисто сказала Анка
Но он не дожидаясь окончания ее внутренней борьбы, начал командовать, как заправский фотограф:
– Подними левую руку и положи ее чуть ниже груди, приподними ногу и согни в колене, а теперь встряхни волосами.
Она выполнила, как он велел, и шесть вспышек подряд озарили ее с нескольких ракурсов.
– Ты, умничка! – говорит Виктор Семенович.
– Правда?
– Да. Истину говорю. И я сделаю из тебя настоящую актрису.
Вечером Виктор Семенович пришел с работы и принес огромный рулон бумаги, с лукавыми искрами в глазах сказал:
– Помоги мне приладить это на стену.
Он развернул рулон на полу, и Анка увидела себя с шокирующей своей красотой наготе. Ахнула от неожиданности и всплеснула руками.
– Это я?
– Ты!
Девушка необыкновенной красоты стоит под упругими струями воды. Естественная поза и взмах головы, так и кажется, что сейчас из плаката вылетят брызги воды от ее волос. На теле видна и блестит крошечной жемчужиной каждая капелька. И в этом выхваченном, зафиксированном на века мгновении видна мощь и сексуальная энергия не конкретной девушки, а всего, что олицетворяет женщину. «Богиня!»
– Ну и?
– Замечательно! – выдохнула она.
– Теперь понимаешь, кто ты, есть?
– Я горжусь Вами – Вы гений.
– Нет, что ты, моя девочка, просто я делаю свою работу, учу тебя любить свое тело, любить себя до ступора, до чёртиков. Как там ещё? Только так сможешь играть на сцене.
– Вы даже не представляете, что для меня значите!
– А ты представляешь, что значишь для меня ты?
Она взглянула коротко, призывно, с благодарностью и немедленным желанием отплатить взаимностью. Бросилась к нему. И секс, бурный, долгий, как полет на дельтаплане, прямо на полу, на плакате с восхитительной богиней любви. Не так, как раньше. Какое ты, разное, удовольствие! Дай бог, так никогда и не увидеть в этом однообразия и рутины.
– Завтра у нас съемки. Хочешь?
Хочет ли она на съемки? Ну как можно так спрашивать? Анка хочет. Она бы и сейчас туда понеслась. Теперь ночь будет невыносимо долгой. Будет тянуться невыносимо жаром тяжелого одеяла, обжигать нетерпением и воспаленными фантазиями.
Трибуны заполнены пестрой толпой. На галерке свистящая, ревущая, топающая масса. «Оле! Оле!!! Оле!» Простолюдины. Знатные сеньоры с сеньорами со своей челядью в лоджиях с черным и желтым бархатом. Сеньоры пьют прохладное вино, их жены сладкую воду, а многочисленные дети в шитых камзолах и шелковых платьях изнывают от жары. Солнце нещадно печет, а тунисская рабыня вяло машет большим веером из перьев павлина. Мать и отец сидят немного впереди. Анна специально устроилась за их спинами, что бы они не увидели как она смущена. Вот, вот на арену выйдет тореадор Родриго. В прошлую корриду она бросила розу на опилки. Много роз тогда прилетело к его ногам с трибун, а он поднял только лишь розу Анны. Отец гневно сверкнул глазами, укоряя дочь за безрассудство, а Анна влюбилась… Родриго настоящий герой, таких нет. И глаза… Нет! Очи. Огромные прожигающие насквозь, заставляющие встрепенуться в сладкой истоме. Она ждет его. «Хорошо, что папа не видит»…
Прогремели трубы, звонко, заглушив рев толпы, и Родриго выехал на белом арабском скакуне, сделал круг вглядываясь в лица на трибунах, проезжая мимо Анны пронзительно глянул на нее. И она украдкой показала ему расшитый золотом платочек. «Он будет твоим, как мое сердце сегодня вечером, приди ко мне под балкон, приди, приди» Лошадь всхрапнула, затанцевав на месте, это всадник горяч и нетерпелив, это всадник рванул поводья. «Я приду, обязательно к тебе под балкон, я спою тебе серенаду, которую сочинил держа в руках твою алую розу»
И вдохновенная битва с огромным свирепым быком. Топот, рев, шпага и огненная мантия перед глазами раненного животного. «Мата! Мата! Мата!» Скандирует обезумевшая от вида крови публика. Вот так, вот так. Приподняться на цыпочки вытянуться в струнку, и прогибаясь пропустить острые рога в миллиметре от себя завести мантию за спину и нанести смертельный удар последней шпагой. Вот так, вот так. Кипящая кровь быка на опилках, кипящая кровь в венах. Родриго разорвал свой камзол на груди зачерпнул ладонью кровь поверженного быка, и под одобрительный рев толпы плеснул себе на грудь. Он идет к трибунам, такой отважный, ликующий, прекрасный, остановился напротив, пусть родители потом осудят за дерзость, но он готов, он такой. Смотрит в глаза жадно, жарко, страстно. На животе кровь, размазана…
– Принцесса, просыпайся. Ты думаешь вставать? Нам сегодня – пораньше. Ехать далеко.
– Виктор Семенович, а Вы покажете мне тот сценарий, что сделали для меня?
– Зачем? Чтобы ты потом сфальшивила? Гораздо лучше когда тебе объяснят перед съемками все, что тебе нужно делать. У каждого режиссера свои приемы. Мне не нравится когда актеры знают свою роль наперед. Это как в жизни – никто не знает своего будущего. Ненавижу фальши – все должно быть искренне и натурально. Но сейчас тебе не надо сниматься, просто ты посмотришь как играют другие.
– Аааа.
Они ехали далеко, за город в коттедж Павла Тимофеевича у живописного озера, там будет проходить очередная съемка. Их вез шофер с киностудии, неприятный отталкивающий парень вызывающий раздражение с каждым произнесенным словом, но он честно пытался быть хорошим собеседником. Виктор Семенович занял все заднее сидение с бумагами, углубившись в работу, а Анке пришлось сидеть впереди и заставлять себя быть светски вежливой.
– Гы, девчонка, Гы. Почему тебя не знаю? Наша новенькая? Как тебя зовут?
– Анна Денисовна. – холодно ответила Анка. И душная, вибрирующая волна неприязни к этому энергетическому вампиру. Невидимый сгусток отрицательно заряженных, тёмных флюидов витал, давил Анке на плечи как протухший мешок с рыбой. Приходилось напрягаться чтобы не замечать этого давления. «Лучше бы молчал»
– Я то всех наших девочек знаю – шофер заигрывающие шевельнул бровями пародируя директора – давай с тобой поближе познакомимся? Привет!
– Не знаю… Спросите Виктора Семеновича.
– Ха, ха, ха, ха.
«Уф». Они приехали. Безумное облегчение. Назад Анка поедет на заднем сиденье. Почему Виктор Семенович не спас ее от этого пахнущего тухлятиной человека? Он лишь посмеивался когда она оглядывалась в поисках поддержки. Может он специально это сделал? Еще один урок?
– Анка! – вышла встречать машину Ника. – Привет. Я уж думала что ты сдохла после той вечеринки. Ну пошли в гримерную, посплетничаем. Мне скоро в кадр.
В гримерной Ника стала прилаживать к своим дыням узенький купальник – ленточку. Что можно таким скрыть? «Большие какие» Грудь Ники неестественно большая, с неестественным восковым отливом, с синими прожилками вен и коричневыми пятнами сосков. «А у меня они розовые»
– Нравится? – Ника перехватила взгляд Анки – Хочешь потрогать? Силикон, дорогуша, силикон.
– Зачем? – спросила Анка сама не зная что; зачем потрогать, или зачем силикон. Трогать грудь она не будет.
– Да ты что? Лет через пять, шесть твои тоже отвиснут и тогда единственное, что может их спасти. Трудновато таскать, протезы. А что делать? Работа такая. Работа у нас, самая паскудная на свете, изнуряющая, вытаскивающая жилы, лишающая последних радостей жизни…
– Но… Ты же не рабыня?
– Самая что ни на есть – Хохотнула Ника. – Ты-то смотрю, влюбилась в этого козла. Смотри девка, многие на нем зубки обломали.
Анка отшатнулась как от змеи, как от пощечины. Виктора Семеновича, святого… обозвали козлом.
– Ну, ну. Нахмурилась. – поспешила вернуть свои слова Ника слишком неосторожно сказанные. – Он хоть и козел, но гений. Ради своей идеи, что накидал на бумаге, готов притащить хоть чёрта за уши на съемочную площадку и нам придется с ним играть. Ты, для него маленькая часть его замысла, пару шедевральных кадров гениального фильма. Он специально ездит по стране в поисках провинциальных дурочек, которые еще не испорчены столицей. Ты то хоть знаешь как называется фильм?