Владимир Файнберг - Patrida
— Ясос, русос! — сказала она, разглядывая его яркими, блестящими глазами.
— Ясос.
Ощущая двойную неловкость от того, что и здесь уже знали, кто он такой, и от того, что не собирался, да и не мог ничего купить, Артур обошёл все прилавки с посудой, керамикой, с куклами в греческих национальных костюмах; осмотрел висящие на стенах пёстрые циновки, шерстяные коврики, картинки местных живописцев. Это были обычные низкосортные поделки.
— Сэр, — девушка поманила его к прилавку, примыкающему к кассе.
Здесь под стеклом на чёрном бархате были разложены украшения из золота и серебра.
Она склонилась над прилавком, постучала длинным наманикюренным ногтем по стеклу, приглашая его что‑то рассмотреть.
…Витой серебряный браслет с тремя маленькими дельфинчиками лежал чуть в стороне.
— How much?[31] — спросил Артур, чувствуя своим плечом сквозь куртку и свитер тепло плеча девушки.
Она покосилась в его сторону каштановым глазом, таким близким, шепнула:
— Only three thousand draxms.[32]
Для изящной, с большим вкусом сделанной вещицы цена была невысока. Артур заставил себя распрямиться, сказал:
-No. Thank you.[33]
Дело даже было не в том, что он экономил деньги, что в данный момент в кармане находилась только, стодрахмовая монета, которую не взял Дмитрос. Некому было подарить этот браслет. Некому.
— Good‑bye,[34] — сказал Артур.
— Bye… — как эхо отозвалась девушка, огорчённо глядя на него. Она явно не хотела, чтоб он уходил.
После магазинчика набережная показалась совсем тёмной. Шагал сквозь дождь, один в этот час на всём её протяжении. Впервые в жизни Крамер почувствовал себя старым. Он думал о том, что с тех пор как два года назад внезапно умерла Анна, он не был близок ни с одной женщиной. Хотя таких возможностей судьба представляла сколько угодно. Женщины почему‑то» «клали на него глаз».
С того времени как погиб батюшка, как умерла Анна, что‑то в нём сломалось.
Полнота жизни, возможность личного счастья — все это было теперь отрезанным для него, обрекая на одиночество до смерти.
Он шёл мимо тёмных громад судов, мимо пришвартовавшегося за это время пассажирского лайнера со светящимися иллюминаторами. «Хорошо бы не улететь, а уплыть отсюда, — подумал Артур. — Хоть посмотрю Средиземное море… Господи, мне ещё быть здесь два с лишним месяца, шестьдесят четыре дня… Нужно заранее узнать, сколько стоит билет до Пирея, небось недёшево. Придётся экономить ещё жёстче, каждую драхму».
Встречная автомашина осветила ярким светом фар, тормознула у тротуара. Раздался один гудок, другой. Артур хотел пройти мимо. Он помнил, что у него ни одного документа. Побаивался полиции.
— Mr. Kramer? — забрызганное дождём боковое стекло опустилось, стало видно худощавое лицо с белозубой улыбкой. — I am Fanasis, sit down.[35]
Артур ступил на мостовую, обошёл со стороны радиатора темно–синюю машину. В свете фонаря блеснула эмблема «Альфа–ромео».
— Good evening,[36] — сказал он, опускаясь в податливое кожаное кресло и захлопывая за собой дверцу.
Дом Фанасиса, оказалось, находился сзади кафе–бара «Neos cosmos», на улице, тянущейся параллельно набережной.
Фанасис нажал кнопку переговорного устройства, расположенного рядом с массивной парадной дверью. Что‑то сказал. Она отворилась. Освещённая электричеством беломраморная лестница вела круто вверх. Там у последней ступеньки уже ждали толстая черноволосая женщина с узкими глазками и лукавая девочка, на вид первоклашка. Они с любопытством смотрели на поднимающегося Артура.
…Через три часа он сходил по этой лестнице, раздавленный смехотворным в сущности событием.
Сначала всё было хорошо. Во–первых, здесь во всех комнатах стояла теплынь. Во–вторых, его угостили вкуснейшим ужином.
Выяснилось, что Фанасис когда‑то учился с Манолисом в местной школе, потом кончил в Пирее мореходку, стал капитаном, имел в наследство от отца и деда собственные суда — сухогрузы и танкеры, ходил на них в Америку и в Юго–Восточную Азию, не говоря уже о Европе. На Филиппинах взял себе в жены эту самую Маго — дочь богатого владельца тамошней пароходной линии. К тому времени стало ясно, что морское дело даёт прибыль неизмеримо меньшую, чем туристский бизнес тут, на острове, на его родине, где самые чистые воды во всём Средиземном море, самые романтические виды, куда на самолётах и собственных яхтах съезжаются летом состоятельные люди со всего мира. Коренных жителей на острове 7 тысяч человек, в сезон же бывает до 100 тысяч.
Все эти сведения сообщила словоохотливая Маго. Фанасис же улыбался, помалкивал и подливал Артуру виски с содовой.
— The only thing is bad. The air is very damp on the island. Rheumatism, radiculit, — Маго завела руки назад, похлопала себя по пояснице. — I always feel pain here.[37]
Артур встал, поманил её из‑за стола.
Фанасис и девочка, которую звали Урания, с недоумением смотрели на то, как чужестранец, не прикасаясь к Маго, то водит ладонями вдоль её спины, то будто что‑то разбивает, дробит в области поясницы согнутыми пальцами.
Девочка вскрикнула, что‑то сказала по–гречески.
— Light, — перевёл Фанасис. — She sees the light in your hands[38].
— And you?[39] — спросил Артур.
— No. I don't see the light[40], — ответил Фанасис. Тем временем Маго расхаживала по гостиной, сгибая и разгибая спину.
— No pain! Fine! — она была в восторге. — I have very many friends on the island. Can you help them?[41]
— Охи! Охи! — запротестовал Фанасис. — Do you want tea or coffee?[42]
Маго и Фанасис ушли за стойку расположенного здесь же, в дальнем конце гостиной, домашнего бара и, оживлённо обсуждая случившееся, принялись готовить какой‑то кофе «капучино» и коктейли.
Артур остался наедине с Уранией. Девочка взяла его за руку, стала разглядывать ладонь… Потом потянула в другую комнату.
Здесь на письменном столе валялись тетради, учебники, цветные фломастеры, повсюду разбросаны куклы, электронные игрушки. Девочке явно хотелось чем‑то занять гостя. Артур, тронутый её вниманием, подсел к столу, вынул из кармана стодрахмовую монету.
— Урания, do you want[43] fokus‑pokus? Она с недоумением смотрела на него.
— Смотри. Look.[44]
Артур подпёр голову левой рукой и начал правой рукой втирать монету в левую. Девочка хитро улыбнулась и указала на рукав его свитера — мол, меня не проведёшь, ты спрячешь монету сюда. Артур изобразил возмущение, жестами довёл до её сведения, что вотрёт монету именно в руку, что монета пройдёт внутри всего его тела и выскочит там, где он пожелает.
Он ещё раз показал монету Урании. Затем незаметно перехватил её в ладонь левой руки, подпёр голову и засунул денежку за воротник рубахи. Правой же начал усиленно втирать несуществующую монету в левую руку. Девочка неотступно следила за каждым его движением.
— Where is the coin?[45] — спросил, наконец, Артур, изображая мучительное шествие монеты по его телу.
Урания уверенно показала на правую руку. Артур раскрыл её. Монеты не было. Девочка в изумлении захлопала ресницами. Когда же Артур указал на свой воротник и она увидела, что монета торчит между воротником и шеей, восторгу её не было предела.
Она выхватила монету, на долю секунды задумалась, вдруг бросилась к подоконнику, где стояла копилка в виде глиняной кошечки, кинула монету в щель.
…Ни кофе «капучино», ни коктейли, ни даже приглашение посетить на днях какой‑то приём по случаю приближения Нового года — все это не могло смыть горестного осадка. Артур спускался по мраморной лестнице, проклиная себя за то, что вспомнил на свою голову единственный фокус, который знал. Ничего не получалось из попытки жить экономно.
РОССИЯБольшой или малый,всегда неизменензал ожиданья вокзала.Всегда на скамье, подогнув колени,спит в кепке мужчина усталый.Вечно сидит — караулит поклажутётка, вытянув ноги.И бродит по залу бдительным стражеммилиционер одинокий.А в стороне, будто некуда деться,гоня недвижное время,всегда пребываютмадонна с младенцем,сразу одни и со всеми.Вечно подросток в солдатской формедымит в дверях папиросойи смотрит, как снова бегут по платформедва беспризорных барбоса.В этой иконе, висящей по свету,где все известно заране,только цыгане то есть, то нету —на то они и цыгане.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
