Харлан Эллисон - Видение
Брим побледнел и задрожал еще сильнее — в комнате явно становилось все холоднее. Он снова услышал голоса — его звали части человеческих тел, плавающие в ванночках с питательным раствором. Краем глаза он заметил какое-то движение.
— Я хочу только одного, доктор Брим, я хочу, чтобы вы дали мне гарантии, что все будет проделано идеально. Я не потерплю ничего другого. Мои телохранители получили соответствующие инструкции.
— Возможно, я являюсь единственным хирургом, способным сделать такую операцию и дать гарантии, что.не возникнет никаких неприятных последствий.
То, как вы станете обращаться с глазами после операции, уже не мое дело, дальше ситуация выходит из-под моего контроля.
— Результат будет мгновенным?
— Я вам это обещаю. Благодаря разработанной мной технологии, пересадка пройдет легко и без проблем.
— А если что-нибудь пойдет не так… вы сможете пересадить глаза вторично?
Брим колебался,
— Это достаточно сложно. Вы уже немолоды, существует определенный риск; но это можно сделать. И снова должен вам сказать, что вряд ли с такой операцией справится какой-нибудь другой хирург. Кроме того, она будет стоить очень.дорого. Потому что потребуется новая пара здоровых глаз.
Кристабель Парсонс 26 одарила его еще одной из своих наводящих ужас улыбок.
— Кажется, вы считаете, что вам недостаточно заплатили, доктор Брим?
Он промолчал. Ответа и не требовалось.
Верна все это видела и поняла. Если бы она могла улыбнуться, она бы непременно это сделала; гораздо радостнее, чем директор Минэ. Стоит ей умереть — а девушка не сомневалась, что так. и будет, — и придут покой и освобождение. А нет — ну что ж… Хуже жизни нет ничего.
Теперь они расхаживали по комнате. От стены отодвинули еще один операционный стол, подготовили, раздели Кристабель Парсонс 26, один из оставшихся телохранителей поднял ее, точно высохшую ветвь дерева, и положил на стол, Верна увидела испускающее легкое свечение вибрирующее острие электронного скальпеля, приближающегося к своему лицу. Словно божественный перст, она благословила его, подумав в самое последнее мгновение о матери.
Кристабель Парсонс 26, единственная владелица нескольких миров, бесчисленного множества производств, целых народов, пресыщенная путешественница по вселенной, которая уже давно не представляла для нее ни малейшего интереса, открыла глаза.
Первым делом она увидела операционную, охранников у операционного стола, не сводящих с нее напряженных взглядов, доктора, помогающего одеться девушке возле другого операционного стола… там, где совсем недавно были глаза девушки, зияли черные дыры.
Снаружи послышался какой-то шум. Один из охранников повернулся к радужной оболочке входа, который по-прежнему оставался открытым.
Именно в этот момент ощущение нового видения накатило на директора Минэ. Свет, мрак, дым, тени, сияние, прозрачные покровы, сумрак, калейдоскоп цвета, оттенки — тонкие, изысканные, едва различимые, резкие, яркие, ослепительные, насыщенные, строгие, хрустальные… и все это сразу, в одно-единственное мгновение!
И кое-что еще. Гораздо важнее. О чем девушка не сказала, не выдала даже намеком, не хотела, чтобы она знала! Тени внутри теней!
Кристабель Парсонс 26 увидела флоридцев. Увидела их впервые. Теперь она знала, какими они будут в момент смерти. Словно ее глазам предстал множественный образ, увиденный через увеличительное стекло портрет. Сначала телесная оболочка, а потом — точно не имеющая границ аура, испускаемая ими и одновременно им навязанная, — тысячи картин из их будущего. И как они умрут, как будут выглядеть в смерти. Не само действие, не, то, как все произойдет, а результат. Страшный, наводящий ужас результат насильно отнятой жизни. Жизни гниющей, тошнотворной, безмерно уродливой, безобразнее любой из картинок, рожденных воображением, потому что она увидела все это благодаря вечным глазам, что улавливали все неразличимые для нормальных глаз— детали, присущие вместилищам для хранения жизни, из которых эта жизнь извлечена самым безжалостным образом. Кристабель Парсонс 26 повернула голову; она не могла ни говорить, ни кричать, ни выть, как собака — а ей так этого хотелось!.. И она увидела девушку и увидела доктора.
Невыносимое зрелище.
Директор резко села, не обращая внимания на боль в высохших ногах. Открыла рот и заставила себя завопить.
Шум в прихожей стал громче, а через несколько секунд нечто заползло в операционную.
Кристабель Парсонс 26 выла, словно животное, которое не в состоянии справиться С охватившим его ужасом. Телохранители повернулись и посмотрели на нее, в их глазах появились изумление и страх… а в это время в комнате появился Берни. Она его увидела, и это было хуже всего, потому что он умирал сейчас, из сосуда вытекала жизнь — прямо сейчас, у нее на глазах! Ее вопль превратился в тоскливый собачий вой. Берни был не в состоянии говорить — на его лице не осталось той части, которая могла бы произносить звуки. Он с трудом видел окружающее, потому что у него остался всего один глаз. Его лицо было покрыто кровью и разбито так, что и на лицо перестало быть похоже. Громилафлоридец не был злым человеком, просто он родился на Флориде, а его соплеменники были самыми настоящими варварами. Он потратил на Берни немало времени.
Руки Брима замерли на застежке платья Верны, он бросил взгляд через ее плечо и увидел ничем не напоминающую человека массу, ползущую по полу и оставляющую за собой вонючие темные следы.
В глазах доктора появился ужас.
Флоридцы подняли оружие почти одновременно, но существо на полу крепко сжимало пистолет, который оно — непонятно, необъяснимо, невероятно каким-то образом умудрилось отнять у одного из убийц, и выстрелило. Голова телохранителя качнулась, тело дернулось и повалилось на другого охранника. Оба упали на операционный стол, где сидела директор Минэ и вопила, выла, наполняя помещение дикими отчаянными стонами, исполненными смертной мукой. Стол перевернулся, и старуха с вечными глазами упала на пол.
Брим понял, что произошло. Берни не увели. Он был настоящим глупцом, когда поверил, что она позволит кому-нибудь из них остаться в живых. Пока флоридец пытался высвободиться из-под трупа, прижавшего его к полу, доктор Брим быстро схватил свой электронный скальпель и бросился на охранника. Они сражались всего несколько мгновений, а потом Бриму удалось аккуратно отрезать флоридцу голову. Из рук телохранителя выпало оружие. Брим с трудом встал, покачнулся и наткнулся на силовой трансформатор. Дверца открылась, и тогда Кноксдоктор, вцепившись рукой в грудь, сделал два шага вперед. Его руки легко проникли в собственное тело, он удивленно на них посмотрел, а потом рухнул на пол.
И кое-что еще. Гораздо важнее. О чем девушка не сказала, не выдала даже намеком, не хотела, чтобы она знала! Тени внутри теней!
Кристабель Парсонс 26 увидела флоридцев. Увидела их впервые. Теперь она знала, какими они будут в момент смерти. Словно ее глазам предстал множественный образ, увиденный через увеличительное стекло портрет. Сначала телесная оболочка, а потом — точно не имеющая границ, аура, испускаемая ими и одновременно им навязанная, — тысячи картин из их будущего. И как они умрут, как будут выглядеть в смерти. Не само действие, не, то, как все произойдет, а результат. Страшный, наводящий ужас результат насильно отнятой жизни. Жизни гниющей, тошнотворной, безмерно уродливой, безобразнее любой из картинок, рожденных воображением, потому что она увидела все это благодаря вечным глазам, что улавливали все неразличимые для нормальных глаз— детали, присущие вместилищам для хранения жизни, из которых эта жизнь извлечена самым безжалостным образом. Кристабель Парсонс 26 повернула голову; она не могла ни говорить, ни кричать, ни выть, как собака-а ей так этого хотелось!.. И она увидела девушку и увидела доктора.
Невыносимое зрелище.
Директор резко села, не обращая внимания на боль в высохших ногах. Открыла рот и заставила себя завопить.
Шум в прихожей стал громче, а через несколько секунд нечто заползло в операционную.
Кристабель Парсонс 26 выла, словно животное, которое не в состоянии справиться с охватившим его ужасом. Телохранители повернулись и посмотрели на нее, в их глазах появились изумление и страх… а в это время в комнате появился Берни. Она его увидела, и это было хуже всего, потому что он умирал сейчас, из сосуда вытекала жизнь — прямо сейчас, у нее на глазах! Ее вопль превратился в тоскливый собачий вой. Берни был не в состоянии говорить — на его лице не осталось той части, которая могла бы произносить звуки. Он с трудом видел окружающее, потому что у него остался всего один глаз. Его лицо было покрыто кровью и разбито так, что и на лицо перестало быть похоже. Громилафлоридец не был злым человеком, просто он родился на Флориде, а его соплеменники были самыми настоящими варварами. Он потратил на Берни немало времени.
