Слава Сергеев - Русский бизнес. Начало

Но пока правительство занято более важными делами, мне придется отдуваться за всех самому, и я еще, надеюсь, порадую научную общественность своими трудами по данному вопросу, так что не забывайте пролистывать “Известия Академии Наук”, серия “Общество”, а может быть, даже “Доклады” этой же организации…

Вот только не знаю, по правилам, чтобы попасть в эти почтенные сборники, нужна рекомендация действительного члена Академии…

И вот я не знаю, кому дать на рецензию мою будущую книгу? Академикам Панченко, Велихову, семиотику Иванову, знатоку древних славян Рыбакову?..

Что было потом? Странно, опять не помню. Впрочем, как же - жена майора вернулась из деревни. С фингалом под глазом.

Что случилось? Рассказала грустную историю своего фермерского хозяйства - майор вскоре запил, делами интересовался все меньше, жили в основном на деньги, которые ты присылал за квартиру, в поле работала одна мама, потом майор стал ее поколачивать. Маму?! И маму тоже, но в основном ее. Маму только когда вступалась. Она терпела год, потом взяла ребенка и уехала. Такие невеселые дела.

Невеселые вдвойне, потому что надо было снова искать квартиру, только устроились в этой, и опять искать другую.

А где?..

Сейчас будет неожиданный пассаж.

Господи, прости меня, но как я не люблю Москву. Я понимаю, что это немодно, что это неблагодарно наконец - в других местах еще хуже, а последние годы город стал просто красив, особенно в центре, но так есть и что я могу поделать?..

Раньше, лет этак пятнадцать назад, о, каким я был патриотом… Я любил, я обожал бродить по московским улицам - Чистые пруды, Бульварное кольцо до Кропоткинской, в переулках между улицей Горького и Арбатом прошла моя первая любовь, и один из чудом сохранившихся деревянных львов в нашем подьезде еще хранит (лет пять назад проверял - было…) закрашенное несколько раз во время ремонтов, вырезанное перочинным ножом на левином лбу, как оказалось, очень надолго, имя моей первой возлюбленной.

Вот, как лирично…

Потом, я даже не могу точно сказать, когда, году в восемьдесят седьмом, восемьдесят восьмом или восемьдесят девятом - что-то изменилось, ушло из этих улиц, со знаменитой Горький-стрит, даже из переулков, ау, хипари минувших лет, где вы, мальчики и девочки с площади Пушкина и Маяковки?..

То ли машин стало больше и испортилась экология, то ли изменился сам дух города, сильно разбавленный СО2, то ли просто я стал старше, устал и утратил большую часть былой романтичности…

Просто этот город теперь не для жизни. Он для бизнеса, для политики, для делания карьеры, славы и денег, он для схождения с ума и проматывания всего самого главного, что только есть в жизни, он для чего угодно, но не для обычного, обывательского существования, тихого, как у карася в пруду.

За этим надо ехать в деревню, к теще в Тулу или бабушке в Воронеж, в Прагу, Париж, Лондон или на Балеарские острова, но, увы, в Москве вы этой жизни больше не найдете…

Город стал чище, светлее и одновременно будто покрылся тонкой прозрачной коркой, вроде ледяной и, когда я иду теперь по своему обычному маршруту, от Дома книги на Новом Арбате, через бывшую Герцена и бывшую Алексея Толстого по Бронной к площади Пушкина, я силюсь почувствовать то, что чувствовал когда-то, то же ощущение покоя, родства и единения с окружающей “городской природой” и - не могу…

Это я к тому, что надо было искать квартиру. А где? В каком районе лучше? - спрашивал ты, но я не мог тебе ответить. Вот я вырос на Белорусской, учился за “Минском” на Горького, хорошо знаю дворы до улицы Чехова и дальше, к Цветному бульвару - этот район вроде ничего, но снимать там очень дорого, на Белорусской тоже дорого, так что честное слово не знаю… В новые районы ты не хочешь… Я попробую поспрашивать на работе…

- Что вы за народ, москвичи, - кипятился ты, - неужели ты не знаешь своего города?! Если бы ты у меня спросил, где тебе снять квартиру у нас, я бы тебе сразу сказал!..

У меня были тогда личные проблемы, я, как говорится, заблудился в трех соснах, и, когда ты пошутил, предлагая переехать, я вдруг подумал: а что? Может, правда поехать на время к вам?.. В творческую командировку, сменить обстановку. А тебе сдать квартиру? И деньги будут…

Так и не решился.

Да, никак не могу закончить “Песню про чемодан”. Так сказать, последние куплеты, просим…

Бедный Зура, ты так его доставал, что он в свободное от “работы” время ходил по магазинам и искал что-нибудь похожее.

Похожее здесь курсивом потому, что ты ему сказал, что второго такого больше нет, что это эксклюзивный образец, сделанный специально чуть ли не для зама, зава или сына первого секретаря (тетя-певица была забыта), и дитя рабочей окраины почему-то поверило в весь этот закомплексованый советский бред и, получив, с месячной задержкой (впрочем сейчас это не срок, даже смешно), попреками и издевательствами первую зарплату, стало ходить по московским магазинам и искать “похожий” чемодан - только чтобы ты успокоился…

Разумеется он скоро нашел, хотя в Москве еще не было ни одного приличного “бутика”, но ведь и у тебя же был не “Samsonit”, ты уж меня прости, откуда знать вашим фарцовщикам 1991 года эту фирму, да и зачем, когда такие, как ты, отдадут 400 рублей того же года и за китайскую подделку…

Так вот, Зура нашел неплохой чемодан, не хуже твоего, честное слово, - синяя кожа, желтые, блестящие замки, прочная металлическая ручка и магазин в престижном районе: Кутузовский проспект, у Триумфальной арки!.. По-моему, он назывался чуть ли не “Париж”, продавцы и охрана уже были в униформе, в общем, все как у людей, можно приглашать публику и корреспондентов, и вот - торжественный момент, премьера - вы поехали смотреть…

Следующий кадр: волнующийся Зура и делающий капризно-брезгливо-высокомерно-усталую физиономию ты.

Кстати такое выражение лица - уж ты меня прости - фирменное блюдо вашей национальной кухни, и можешь сколько угодно обвинять меня в национализме, но так как я это много раз видел, то почти утверждаю…

И вот…

- Какой позор, Серый, - рассказывал потом Зура, - какая сука, он устроил истерику прямо в магазине… Подошли к полкам, - который? - говорит, что не видит, я, дурак, подаю, а он как швырнет этот чемодан прямо на пол, стал что-то визжать, девочка-продавщица испугалась, вызвали охрану, чуть ли не ментов, ну, он, конечно, тут же утихомирился, он же трус, нас вывели - продолжил орать уже на улице…

И знаешь что, дорогой, позволь один, один раз задать риторический вопрос, это имеет прямое отношение к предмету нашего повествования, ко многому, очень многому в деятельности и, пардон, жизнедеятельности, отечественного капитала…

Я вот тут все это вспоминаю, пишу и в который раз, опять думаю: зачем ты орал?.. ЗАЧЕМ?!. Зачем прилюдно унижал Зуру, выставлял на посмешище себя… Зачем вся эта х…ня? Столько х…ни, целое море, зачем?!

Ну хорошо, ты болен, тяжелое детство, тебя надо лечить. А остальных? - а подавляющее большинство? - а, страшно сказать, ВСЕХ?..

Нет ответа.

Может быть, это просто реакция на стрессы, присущие, так сказать, новой реальности и тяжелое наследие социализма?.. Говорят, через два-три поколения пройдет… Мол, как у евреев в пустыне, надо сорок лет. Да?..

Молчание.

Потом, впрочем, чемодан нашелся. Сработала вспомогательная линия.

Ведь мы же запомнили номер машины, точнее, я запомнил, я же говорил, по-моему, что всегда это делаю при перевозках, на всякий случай, пошли в ГАИ, не сразу, ты боялся, скажут: а-а, “кавказ”… Вышлют из Москвы, депортируют, сдерут бабки, потребуют сделать визу…

Но после истерики в “Париже” мы с Зурой пошли, потому что ничего другого не оставалось, ты бы его сожрал, обглодал, как бразильская пиранья, живьем до кости, и, видимо, даже менты это поняли и Зуру пожалели, они же тоже люди, и через две недели, и, по-моему, энной суммы, но, впрочем, этого точно не знаю, если что-то происходило, то происходило без меня, так что утверждать не буду, в милиции сказали адрес владельца “жигуленка”, милого беленького услужливого мальчика, который нас отвозил.

- Ай-на-нэ!.. Ай-на-нэ!.. - поет Зура, - есть все же хоть какая-то справедливость на этом свете, точно есть! Ах, Серый, ты бы видел, как побледнел этот говнюк, когда я догнал его на лестнице в его подъезде, полдня стерег во дворе, и он стал белый, как снег, когда меня увидел.

И я его ударил один раз всего или два, не стал бить, противно было, да и соседи выскочили на шум, потом вышла его мать, вынесла мне этот хренов чемодан, деньги какие-то совала, но я не взял, объяснил ей, какой пидор ее сынок и что мне пришлось из-за него перенести, извинился за шум и ушел…

Вот… Я не видел финала, не видел последней серии, хеппи-энда: как вручалась находка, но уверен почти на сто процентов, что ты был, конечно, с одной стороны, обрадован, но больше - ручаюсь! - разочарован…