Анатолий Елисеев - Страна Эмиграция
Мне хотелось поехать на Мертвое море, на озеро-море Кинерет и несмотря на нерелигиозность, побродить по христианским местам Иерусалима.
Все это так, но почему же в самый первый день нашего пребывания на святой земле, моя жена, глядя из окошка машины, которая увозила нас из аэропорта Бен-Гурион, тихо сказала — «Мы здесь жить не будем»?
Почему самым радостным моментом на земле Израиля оказался самый последний, когда, пройда паспортный контроль, мы оказались в зале ожидания, перед посадкой на рейс в Южную Африку?
Моя задача значительно усложняется — попытаться объяснить почему же мы покинули землю обетованную и, по причине моей крайней русскости с легкой примесью татарской крови, не быть обвиненным в антисемитизме.
К сожалению, очень часто, затрагивание еврейской темы, например критика Израиля расценивается как выпад в сторону евреев.
Хорошо, давайте представим, что я веду диалог с моей женой, причем разговор не совсем вымышленный, мы сотни раз, обсуждали нашу израильскую ситуацию, думали, что делать дальше… Мою жену в антисемитизме обвинить довольно трудно, учитывая то, что именно она послужила «проездным документом» на въезд в Израиль. Правда однажды её происхождение не сработало. Это случилость в Москве, у ворот Израильского консульства. Очередной день в бесконечной очереди за получением разрешения, для сдачи документов и вот, где-то в середине дня мы у заветных ворот.
В консульство пропускают порциями. Двое мордастых, не то из КГБ, не то из консульства, организуют порции. Подходит и наша очередь. «Вы проходите, — указывает на меня мордастый — а вы (жене) подождите снаружи». И это он говорит 100-процентной еврейке. Её слабые протесты успеха не имели, и вот я, явный блондин и обладатель славянской внешности, с кипой документов иду доказывать наше право вернуться на «историческую родину». Ну чем не Высоцкий:
«Мишке там сказали нет,Ну, а мне пожалуйста,Мишка в крик, ошибка тут,Ведь это я еврей,А ему, не шибко тут,Вон выйди из дверей»
Наше право я все же доказал, и мы уехали.
Глава 5
Разговор С Женой
Я — Все же, почему мы не прижились в Израиле? Ведь признайся, нас там ожидали, пытались сделать всё, что могли.
Ира — Ожидали? Ну, если считать общежитие-концлагерь на пересадке в Бухаресте, где нам запретили не только выходить в город, но даже приближаться к воротам, залом ожидания, а деньги выданные в аэропорту Тель-Авива подарком по случаю приезда, то можно сказать — ждали. Но вспомни, что было потом. Вспомни бесконечные очереди олимов в Мисрад Клита, где люди бились в истерике, а охранники выводили их, заломив руки, из кабинетов.
Я — Это можно в конце концов понять, сколько народа тронулось тогда с места, сколько тысяч евреев приехали в Израиль.
Ира — Много. Но дело даже не в очередях. Ты разве забыл лица «метапелет» в Министерстве Абсорбции? На нас смотрели, как на докучливых мух, как на существ восемьдесят пятого сорта. Помнишь докторов наук подметающих улицы или твоего приятеля — Эмиля, из Бершевы, который высшим счастьем считал свою работу дворником и сетовал только на то, что эфиопы выбрасывали мусор из окон, а ведь в Москве он был, как ты сам говорил, неплохим технологом.
Я — В Израиле никто не обещал нам социалистических гарантий. Мир капитализма! На всех работы не напасёшся. Они не были готовы к такому наплыву квалифицированных специалистов.
Ира — Если не были готовы, то зачем приглашали? Почему не сказали, что Израилю не нужны врачи, нужны дворники.
Я — Но ведь государство пыталось что-то делать. Оно платило хозяевам предприятий зарплату принятых на работу олимов, не помню как долго, по-моему 6 месяцев, пока новоприбывшие не овладевали языком и специальностями.
Ира — Да, а после 6 месяцев хозяева выбрасывали олимов на улицу и брали новых, чтобы им не платить. Врачам, которые имели достаточный стаж, признавали их диплом, а потом, этот диплом можно было повесить на стенку — работы все равно не было.
Я — Ну хорошо, с работой была напряженка, но ведь государство платило нам пособие…
Ира — Которого хватало только на куриные пупки. Помню наших соучеников по ульпану, как они гордились тем, что съездив куда-то на край света, они купили какие-то куриные отходы, сварили их и слепили ТАКИЕ котлетки…
Я — Они давали деньги на съем квартир…
Ира — А хозяева квартир драли столько, что на это пособие можно было снять только конуру или в лучшем случае сарай. Нашу квартиру в Кирьят Моцкине я до сих пор вижу в страшных снах.
Я — Раз уж ты упомянула ульпан. Ты не станешь отрицать, что они старались научить нас и делали это с душой. Организовывали экскурсии, праздничные вечера…
Ира — И особенно много души вкладывала в нас учительница еврейских традиций. Ты не забыл, как мы уходили с её уроков. На первом же занятии она сказала — «Разве вы животные, чтобы выходить замуж за неевреев». Это и были еврейские традиции?
Я — Но все же нас учили ивриту, причем бесплатно.
Ира — А потом включали плату в корзину абсорбции и заставляли возвращать при выезде.
Пришло время объяснить некоторые специфические термины эмиграции, создать словарик «алии».
Алия— восхождение, иными словами возвращение на историческую родину из мест расселения (так это звучит в официальных изданиях) или, как принято шутить — с «доисторической» родины, в нашем случае из России. Прибыв в Израиль, каждый еврей и не еврей становится олимом.
Олим — репатриант со сроком проживания в Израиле от 0 до?? лет, так как с одной стороны, (цитирую книгу на фотографии) «… согласно закону о возвращении… лица, получившие при въезде в страну… статус нового репатрианта, автоматически получают израильское гражданство» и вроде бы становятся ватиком, да не тут то было, ибо:
Ватик — это скорее звание, которое присваивается израильтянам сторожилам, которые уже прожили в Израиле достаточно долго (сколько? Ну уж не менее 5 или даже 10 лет) имеют работу или пенсию, полностью вписались в местную жизнь. Но даже они никогда не станут:
Саброй — ибо для этого нужно родиться в Израиле.
Делами олимов занималось Министерство Абсорбции или Мисрад Клита,
Мисрад Клита, эту организацию мы посетили, согласно правилам, вскоре после приезда. Бесконечные очереди, полная неразбериха и конечно главное украшение -
Метапелет — сотрудницы (в основном) Министерства, задерганные и именно поэтому, хочется верить, относящиеся к олимам с ледяным презрением. Избежать их было невозможно, так как они выдавали:
Корзину абсорбции — сумму денег на начальный период, которая включала расходы на гостиницу, на питание, на аренду квартиры и т. д., на первое время, на время учебы в ульпане.
Ульпан — школа по изучению иврита для взрослых, в то же время — клуб олимов, пункт обмена информацией, в отдельных случаях — биржа труда.
Я — Это было незаконно и по-моему позже было отменено.
Ира — Отменено вместе с самой корзиной. После этого все стало законным — вместо корзины ввели банковскую ссуду и этот долг надо было возвращать обязательно. И после этого Израиль называл себя свободной страной. Ты ездил недавно в Москву — тебя Южная Африка заставляла возвращать долги?
Я — Хорошо! Это были мелкие игры, чтобы задержать евреев не нашедших себя в Израиле, хотя замечу в скобках, что игры не совсем понятные — Израилю мы не нужны, а уехать нельзя. Добро бы еще за нас действительно платил Израиль, а то ведь деньги на абсорбцию давала Америка…
Ира — Да, так говорили.
Я — А так просто говорить не будут, и я охотно верю, что Америка откупались от русских евреев, закрыв дорогу для них к себе, в Америку.
Но все же продолжим тему ульпана. Ты не думаешь, что главной преградой для нас в поисках работы было незнание иврита, и по окончанию ульпана…
Ира — Во-первых — не думаю, что это так. Я уже могла говорить более или менее сносно, и что помогло мне это? Ты помнишь нашу приятельницу Алину, она устроилась на работу только потому, что ей очень помогли родственники «ватики».
Без этого найти нормальную работу было, особенно в нашем возрасте, почти невозможно.
Во-вторых, о изучении языка, что было легко для наших детей — вспомни, как лихо они затараторили на иврите через месяц после приезда — было во много раз труднее для нас.
Я — Ты напомнила мне, как я чуть не заплакал, когда перед самым отъездом мы получили письмо из муниципалитета, и я не смог прочесть ни строчки, а я ведь был не из последних учеников в ульпане.