Александра Яки - Грусть улыбается искренне
Хлюпающие шаги он услышал, когда они были ещё далеко от палаты. Кто-то приближался, и вскоре с легким скрипом приоткрылись двери.
— Ну что? — как можно мягче постарался обратиться Станислав Юрьевич.
— Как что, — приподнялся Виктор и вздохнул, злясь на банальность вопроса. Ясно ведь, что дела плохи, хотя бы потому, что он здесь, а не в парке с Ликой, Лёшкой и Владиком.
— Как после укола? Пока ничего не чувствуешь? — спросил доктор, продолжая стоять в дверном проёме. На грубости беспокойного новичка он не считал нужным реагировать.
— Пока нет. А должен? — мальчишка присел на кровати, потирая затылок.
— Может, не сразу. Но предупреждаю: лечение — не сахар. Сам понимаешь, — покачал головой Станислав Юрьевич. — Ты бы сходил сдал кровь. Хочу посмотреть, какая у тебя реакция на интерфероны.
— Не матюкайтесь, — с иронией ответил Витька. — Куда подойти-то?
Врач призадумался, чуть склонив голову.
— А… Ну да, ты ж ещё не знаешь, где, что и как… — начал рассуждать он. — Ладно. Подожди, я сейчас попрошу Ингу тебя проводить.
Витя хотел было спросить, какую ещё Ингу, но доктор уже вышел. Парень нырнул в кроссовки, поплотнее затянув шнурки, и, без радости думая о шприцах, иголках, кровище и прочем, вышел в коридор. Мимо прогуливались темноволосая девушка с модной стрижкой и высокий, тонкий, как макаронина, парень. Увидев Витьку, они помахали руками, нестройным хором бросив: «Здоров, новенький». Похоже, их забавлял тот факт, что в отделении появился кто-то ещё. Одним страдать не хочется, лучше, когда плохо всем, — не так обидно.
Ребята скрылись из виду, и вскоре Витька услышал вдали голос Тамары: «Марш спать. Тихий час, а они тут шастают!» И двое с виноватым видом, уже не потешаясь над новеньким, вернулись обратно, по пути ещё получив лёгкий нагоняйчик от Станислава Юрьевича. Кстати, с ним была светленькая девчушка, как назло, та самая, на которой Витёк всё утро срывал злость. Увидев его, она немного растерялась, но, стараясь не показывать виду, просто отвела глаза. Парень почувствовал себя препаршиво: почему Станислав Юрьевич попросил помочь именно её? Неужто народу в отделении мало? Уж повезло, так повезло.
К сожалению, доктор понятия не имел, какая кошка Пробежала меж ребятами, поэтому, весело улыбаясь, подвёл Ингу к мальчишке, добродушно произнеся: «Отведи товарища в лабораторию. А то он новенький у нас. Покажи ему всё, расскажи… А ты, Виктор, мотай на ус». Похлопав Витьку по спине, Станислав Юрьевич дал ему направление на анализ крови и поплёлся назад по коридору, шаркая чуть великоватыми туфлями.
Витя замялся и нахмурился, рассуждая уже, не отправиться ли самому искать лабораторию. А то эта умница-разумница ещё начнёт поучать в очередной раз.
— Пойдём, — наконец не выдержала паузы девушка.
— Э-э-э… — только успел пробормотать Витька, не совсем веря в то, что Инга таки согласна его проводить, а не отправила куда подальше. — А ты это… ну?..
— Нет, — незлобиво отрезала она. — Не обижаюсь. На обиженных воду возят, — и отправилась на выход.
Он шёл немного позади и молчал. Хотелось поскорее добраться до чёртовой лаборатории и распрощаться, поскольку, находясь с Ингой, мальчишка чувствовал себя похабно. В целом у него был аморальный облик, образ человека без стыда и совести. Но сейчас он был точно в тупике, сам не понимал, как мог так обойтись с юным созданием, которое от всей этой больничной жизни, наверное, уже лишилось всяких сил и казалось до боли измотанным и грустным.
Спускаясь всё ниже, они очутились на первом этаже, где лестничная клетка плавно переходила в большой зал у главного входа. Мощные деревянные двери поскрипывали, принимая на старые несмазанные петли людской поток. Странно, но кругом пахло не лекарствами и даже не хлоркой, а… сладким. Виктор удивился: зачем в больнице целых две лавки с конфетами, печеньем, шоколадками, булочками? Оказалось, как обычно — ради денег. Восхищенно разглядывая цветные витрины, крохотная бледненькая девчушка в розовом костюмчике вдруг приклеилась к маминой руке с возгласами: «Купи-купи! Хочу шоколадку!»
Ну а как взволнованная мать откажет дорогому и единственному бедному-несчастному больному чаду? Да никак. Ларёчки тем и пользуются.
Виктор, послушно следуя за своим «экскурсоводом», свернул в длинный, как поезд, серый коридор. Холодная плитка на полу лежала неровно, местами вздыбившись — наверное, ждала, когда кто-нибудь споткнётся об её выступающие края. Вдоль стен тянулись ряды одинаковых кожаных кушеток. Снизу, из подвала, тянуло холодом. Витька даже поёжился, сгоняя со спины мурашки, и бездумно взглянул на потолок. Коридорчик-колбасу освещали тусклые лампы с шаровидными плафонами… И снова ни единого окна.
«Интересно, — подумал Витька, — в этом аду есть хотя бы один светлый коридор?»
Он хотел было задать этот вопрос Инге, но всё же промолчал, якобы непринуждённо вздохнув.
— Ну вот. Иди. Отдашь им направление, и дело сделано, — остановилась Инга и указала на одну из десятка похожих между собой дверей.
Витя кивнул и, почесав затылок, постучался.
В лаборатории надрывался добрый десяток лампочек, поэтому всё помещение казалось невероятно ярким и светлым, не чета коридору. У маленького столика, заставленного пробирками, мензурками, стеклянными трубками и запечатанными коробочками, сгорбившись, сидела немолодая женщина, поблёскивая неестественно белыми, ровными зубами.
Её широкая спина почти перекрывала вход в следующую комнату, где, гремя медицинской посудой, трудился прочий персонал лаборатории. Витька, немного робея, протянул женщине листок, данный ему Станиславом Юрьевичем, и присел напротив. Небрежно пробежав глазами по направлению, врачиха бросила его к остальным подобным бумажонкам и скомандовала: «Давай руку». Витёк нехотя положил на стол свою драгоценную часть тела. Белозубая мадам надела перчатки, затем открыла баночку со спиртом, но заметив, что тот уже закончился, чертыхнулась и кряхтя поплелась к аптечке за новой. Долго и нудно старческими руками она отрывала ватку, а потом принялась распаковывать стерильный шприц, чтобы наконец взять кровь. Виктору хотелось сказать что-то нехорошее. Неужто нельзя делать всё это быстрее? Ведь сидя так в глупом ожидании можно и в самом деле начать бояться.
Ладно уж он, а каково малым детям, у которых на глазах эта бабулька гремит банками-склянками?! То ли дело Тамара Ивановна: заглянула в палату — и мигом забацала укол. Витёк даже слова сказать не успел, не то что испугаться! А этой давно пора на пенсию.
Как раз на такой доброй Витькиной мысли врачиха без лишних нежностей засадила иглу в вену. Парень невольно вспомнил Лику — она бы при виде этого уже зашлась в истерике! Кровь пошла по игле в шприц.
— Скажи свою фамилию, — буркнула врачиха, отправляя перчатки в мусорное ведро.
— Через-забор-ногу-перекидыщенко.
Женщина, уже было приготовившаяся записывать, резко отдёрнула ручку от журнала.
— Я сейчас кому-то пошучу! — проскрипела она хуже, чем несмазанная дверь.
— Ладно-ладно, — спохватился мальчишка, на всякий случай отступив шаг назад. — Пишите: Ю-жа-ков!
— Хорошо, не Южин, а то у меня их за сегодня уже трое было, даже странно, — прокомментировала женщина, глядя на записи, и, подняв голову, махнула в Витькину сторону: — Свободен, Перекидыщенко!
«Перекидыщенко» откланялся и, всё ещё прижимая ватку к вене, вышел из лаборатории. Прохладный воздух и мрак тут же обмакнули его в тягостную атмосферу больницы. На стенке от сквозняков подрагивал красочный календарь, правда богатая палитра цветов смазывалась темнотой коридора. На кушетке новичка ждала Инга, всё так же робея и глядя в пол. Виктору в очередной раз стало не по себе, ведь девчушка выглядела чрезвычайно миниатюрной и хрупкой — даже крохотные кроссовочки и те казались великоватыми на её тонкой ноге. Зачем было ей грубить? За что?
— Ты меня ждёшь, — тихо заметил Виктор.
— Жду, а вдруг потеряешься?
Парень присел рядом, оперевшись о холодную стену.
— Слушай, ты это… — он замялся. — Ну серьёзно, не злись на меня.
— Не злюсь.
— Так уж и не злишься? — Витька напустил на лицо грустное выражение. — Отвечаешь так, что фиг поверишь!
— Сказала же, что нет. Значит, нет. Чего дуться, если я понимаю, что тебе тогда плохо было? — Инга наконец оторвала взгляд от пола и посмотрела на Виктора.
— Ну да… Плохо. Я злой, когда мне плохо, — развёл руками мальчишка.
В отделении Инга «испарилась», есть она не стала, а Тамара Ивановна на Витькины расспросы отмахнулась. Лишь потом парень краем глаза увидел, что девушка вернулась, чтобы поиграть с Бекиром — маленьким мальчишкой-шкодником, на которого частенько ворчала Тамара.
На полдник была ряженка и три сушки. Такое «обилие» и «разнообразие» яств не шибко обрадовало Виктора, в очередной раз напомнив, что он в больнице, а не на базе отдыха. Солнце как раз перекатилось на запад и теперь освещало столовскую деревянную мебель. На лицах окружающих читалась усталость и одновременно некоторое облегчение от того, что день всё-таки ползёт к своему логическому завершению. Витька лениво вертел несчастные сушки, выкладывая из них на столе простые фигурки. Он не хотел есть. С одной стороны, желудок намекал, что неплохо было бы в него что-нибудь опустить, но с другой — даже мысль о том, что он сейчас возьмёт в рот еду, заставляла парня отвернуться от приторной ряженки и поскорее переключиться на размышления о чём-то ином. Он вышел из-за стола и перебрался ближе к окну. Во дворе больницы широкие ветки деревьев не давали солнечным, пусть даже и вечерним лучам протиснуться к земле. Поэтому аккуратные дорожки внутреннего дворика и старые скамеечки выглядели сырыми, до сих пор не просохшими после дождя. А дождь-то в последний раз был недели две назад. Витька с Ликой тогда забежали в первый попавшийся подъезд и, глядя на стихию через пыльные окна, целовались и долго-долго ржали по поводу и без. После того дня погода перестала злиться и по сей день радует умеренным осенним теплом.
