Юрий Калмыков - Самопознание шута
– Но в отношении загробного мира… вы же разговаривали с Георгием!
И я тоже его слышал!
– Он всегда был экстравагантным человеком! На грани безумия! – махнула рукой Людмила Петровна. – Его в расчёт принимать не следует! Скольких трудов мне стоило удерживать его в рамках приличия! Сколько моих сил ушло на это! И то, что он сейчас появился здесь, – это вполне в его духе! Как я от него устала! Кстати, он не сказал, что есть жизнь после смерти, сообщил, что это он во сне видит меня, а больше ничего не помнит.
– Ничего не помнит?! – изумился Константин. – Как интересно! Вот бы узнать, что он видел сегодня в зеркале!
– Об этом лучше не узнавать!
– Да, я согласен! Я понимаю, почему вы хотите, чтобы я закопал зеркало. У меня такое впечатление, что это не зеркало, а монитор какого-то сверхмощного компьютера, снятый с летающей тарелки, и мы видим в нём не своё отражение в чистом виде, а изображение, переработанное по тамошним инопланетным представлениям о красоте. Ну, в общем, мне непонятно, что оно делает, но впечатление, конечно, жуткое!
– Какой вы проницательный! А я лет десять смотрела в это зеркало и думала: «Вот так люди сходят с ума!» Понимаете, что я пережила?!
– Понимаю! – засмеялся Константин. – А Георгий? Что он говорил? И откуда оно взялось?
– Костя, я не могу повторять все эти бредни! Они меня просто выводили из себя!
Звонок в дверь прервал беседу. Пришла соседка, которая не видела Людмилу Петровну «сто лет». Константин, поблагодарив за чай, отправился в кабинет Георгия, а Людмила Петровна продолжила чаепитие.
– Костя! Не стесняйтесь, берите все книги, которые вам только понравятся! Я всё равно все их раздам, а остальное выброшу. Здесь не останется ничего!
Константин выбирал книги. Он чувствовал себя варваром, разрушающим храм. Две стопки книг лежали на полу, когда он вдруг решил:
«Не буду я брать отсюда ни одной книги! Пусть это всё разрушают, но без меня!»
В это время прозвучал звонок в дверь. Прозвучал как напоминание о том, что там, за пределами библиотеки-кабинета, время имеет место.
– Кто бы это мог быть? – спросила себя Людмила Петровна.
– Здравствуйте, любезная Людмила Петровна! – услышал Константин весьма любопытный голос из коридора. – Я, как всегда, некстати! Но боюсь, что другого времени у вас для меня не найдётся!
– Мне с вами не о чем разговаривать!
– Я пришёл, чтобы забрать некоторые свои вещи, а также те вещи, которые ваш покойный супруг хотел мне подарить на прощание. Я не собираюсь утомлять вас разговорами, прелестная Людмила Петровна!
– Забирайте всё, что вам нужно, и уходите!
– Я знал, что мы прекрасно поладим!
Людмила Петровна удалилась на кухню.
– Кто там, Люда?
– Ужасный человек… – дверь на кухню закрылась.
Константин никогда ещё не слышал, чтобы Людмила Петровна разговаривала с кем-нибудь в таком пренебрежительном тоне, и очень удивился. Он повернул голову к двери. В дверях стоял тот самый «ужасный».
Явление херувима
Делая вид, что просматривает книгу, Константин с интересом смотрел на «ужасного». Среднего роста, небрежно элегантный. Нельзя сказать, что хрупкого телосложения, скорее всего, такое впечатление создаётся тем, что перед нами тот редкий тип тела, которое очень чувствительно к душевным состояниям его владельца, человека безусловно артистичного, привыкшего быть в центре внимания и манипулировать впечатлением окружающих.
В его лице было что-то врождённо интеллигентное, слегка спрятанное под кривую усмешку: нечто среднее между грустью и цинизмом. Его губы были чуть крупнее, чем положено для лица южно-европейского типа, чисто выбритого и пахнущего южными ветрами.
Он был в изящном лёгком и, судя по тому, как складывалась ткань, весьма дорогом костюме, который вместе с не в меру ослабленным галстуком и смятым декоративным платком, торчащим из нагрудного кармана, подчёркивал респектабельность и развязность.
«И это „ужасный человек“! – мысленно рассмеялся Константин. – Он больше походит на комика, чем на „ужасного“.
– Надеюсь, я не помешаю вам в ваших изысканиях, – сказал «ужасный», – я здесь ненадолго.
– И очень печально, – ответил Константин, – что этому никто не может помешать!
«Ужасный» внимательно посмотрел на Константина.
– Уничтожается пиратский фрегат, – пояснил Константин, – фрегат свободной мысли, и некому его защитить от разграбления. Наверно, у пиратов защитников не бывает.
«Ужасный» подошёл к письменному столу и задумчиво стряхнул пепел мимо пепельницы.
– А вы, наверно, почитатель таланта? Хотите устроить здесь музей? И какие же труды автора вы сочли столь выдающимися?
– С трудами я незнаком…
– Вы знакомы с Людмилой Петровной! Милейшая женщина!
Говорил бы это кто-то другой, Константин наверняка рассердился бы или обиделся, но в этом человеке не было ничего, на что можно было рассердиться, в нём было нечто располагавшее к изысканной беседе и авантюрам, как-то он это провоцировал.
– Я имею в виду сам кабинет! Я вижу, насколько здесь всё гениально продумано! Здесь нет ни одной случайной книги, каждая на своём месте, здесь энциклопедия философской мысли, и если мы посмотрим от дверей к окну – это развитие человеческого мировоззрения! Сам кабинет – это, можно сказать, прикладная философия, это неплохая работа! Это я могу оценить! К тому же здесь чувствуется дух свободы!
– Дух свободы, – повторил «ужасный», и по его кривой усмешке невозможно было понять, что он имел в виду.
– А вы были знакомы с Георгием?
– Мы были друзьями. – Он затушил сигарету. – А ты не изменился, Громила! Так и остался мальчиком в коротких штанишках!
Это был «гром среди ясного неба»! Вопрос: «А мы разве знакомы?» застрял у Константина в горле, и он его не произнёс – Громилой Константина называл когда-то только один человек.
– Пойду навещу нашу милую хозяйку, – сказал «ужасный человек», небрежно протянул Константину визитную карточку и вышел из кабинета.
На визитной карточке было написано: «Антонио Херувимов»! Как молнией осветилась в памяти одна из забытых страниц жизни!
– Ба! Да ведь это же Хер!
И чего только мы не забываем!
После окончания девятого класса мать купила Константину туристическую путёвку. Это была ознакомительная поездка по городам Алтайского края и многодневный пеший поход по горам.
Все старшеклассники были из разных городов и школ, как и воспитатели. Воспитателями были в основном не учителя, а студенты, завхозы и просто любители проводить время в походах. По вечерам они собирались у костра и устраивали долгожданный «сабантуй». Они жили своей жизнью, школьники – своей.
Вокруг одного верзилы с татуировками на руках быстро скооперировалась шпана. Они втихомолку отбирали деньги у самых тихих ребят, везде проходили без очереди и чувствовали себя королями. Воспитатели смотрели на это сквозь пальцы, делая вид, что ничего не замечают.
Константин по этому поводу негодовал: «Их немного, нужно только объединиться и проучить этих хамов как следует». Но объединяться было не с кем, кругом были «благоразумные», которые между собой потихоньку возмущались, и всё. «Мир делится на грабителей и благоразумных», – подумал Константин с сожалением. Такое деление было ему не по душе.
Но был ещё один человек, которого было невозможно представить ни грабителем, ни тем более благоразумным – это был Хер, то есть Херувимов Антон, которого все называли Антонио или Херувимом.
Самоуверенный и ехидный Антонио, не признававший никаких дистанций, хотя и был сверстником Константину, казался всем абсолютно взрослым, и вряд ли только из-за того, что он уже брился. Он был своим в коллективе воспитателей, а на сверстников смотрел как на «детский сад». И теперь Константина не удивляли его слова: «Мы были друзьями», сказанные по отношению к Георгию; Антонио, возможно, уже тогда достиг какого-то предельного возраста.
Антонио с удовольствием ставил на место верзилу и его «банду» при каждом удобном случае. А случаев было много. Верзила утирался и говорил: «Он дождётся!», и «банда» верила, что «дождётся».
Константин уже не помнил, из-за чего они все решили избить Антонио, поводов для этого было предостаточно. На этот раз он, видимо, всем очень насолил, «хищники» и «благоразумные» объединились. Те, с кем Константин хотел объединяться против «банды», сейчас поддакивали Верзиле и чувствовали себя почти что принятыми в его компанию. Нужно было только проучить Хера.
Верзила своими корявыми мозгами понимал, что если его команда побьёт Антонио, то им за это придётся отвечать, а когда «все»!.. «Все» никогда ни за что не отвечают.
«Все» – самая безответственная общность людей на земле, им всё позволено, они могут творить всё что угодно – со всех не спросится! В истории бывали времена, когда «все» поступали как безумный маньяк-садист, и горе тому индивидуалисту, кто выпадал из этой общности! Историки потом разводили руками: «Такие были времена». А кто отвечает за времена?!
