Илья Игнатьев - Take It With Me. (Ладонь, протянутая от сердца - 2).
- Цука-ито? Правильно?
- Коофу дэс, - я в восхищении! Держи, только из ножен не доставай.
- Из сая! Да-а… тяжёлый… А что, Илья, в Японии прямых мечей не было? Как в Европе, например?
- Были, конечно. Кэн, например, - очень по-европейски выглядел. Кстати, японское спортивное фехтование так и называется до сих пор, - кэн-до, путь меча. Да и вообще, много было прямых мечей, их все обычно называют цуруги, но это всё очень старое оружие, к десятому веку почти и забытое. Оружие древних Богов и героев… Ямато Такэру, был такой, - отец нации. Ещё это оружие называют тёку-то, так и переводится, - древние мечи. То, - это слово-суффикс, холодное оружие, обычно длинное… Вот есть такие «Три Сокровища», - Меч, Зеркало и Ожерелье из драгоценной яшмы, - это священные реликвии Императорской Семьи и всей нации, от светлой богини-прародительницы Аматэрасу, - так вот меч, что скорее всего, там именно такой, - кэн.
- Почему, - скорее всего? - зачарованно спрашиваю я.
- Кому ни попадя к священным вещам доступа нет, Гришка. Мало кто его видел, а кто видел, - молчат…
- Илья, ты всё про это знаешь, да? Как что называется?
- Кое-что. Да всё и не упомнишь, - детали ножен-сая, это почти двадцать названий, а сама сугата только, - полоса клинка так называется, - это и вообще, с полсотни терминов, и это только основных!
- Да ну! Ничо себе…
- Да ну… Высокомерная улыбка появляется на моих чётко очерченных губах! Зуб даю. Смотри, - Илья берёт с общей подставки, - а интересно, как она называется? - довольно небольшой такой… не знаю уже, что именно, но гораздо меньше, чем этот тати, что у меня в руках, достаёт этот новый, и правда, не очень длинный… клинок из ножен, - сая! - отделанных как бы под берёзовую кору. - Вот, например, вакидзаси, второйто издайсё, парного набора клинков самураев, смотри…
- Я… Бли-ин, я и не думал, что они такие красивые!
- Да. Вот эта часть острия-кисаки называется по-японски фукура, так у неё пятнадцать разновидностей! Это главные, а так-то больше, и каждая по-своему называется. А линий закалки, я и сам не знаю, сколько, - в каждой школе свои были, и у каждой есть своё специальное название. Это вот черта такая вдоль полосы клинка, она твёрдую закалённую часть клинка, лезвие, - м-м, якиба, - от более мягкой и гибкой части, - дзихада, - отделяет… А линия эта, -хамон… - Илья замолкает, смотрит как бы сквозь меня, на губах, - и правда, очень красивых, - лёгкая улыбка, и он ими чуть шевелит, будто шепчет что-то сам себе, а в глазах такие же искры, как и на чёрном зеркале ножен-сая того меча-тати, что я продолжаю осторожно, на весу держать в руках, - только на зелёном фоне у Ильи в глазах эти искры, и тоже, будто золотые…
- А… а он острый? - сглотнув, спрашиваю я, мне хочется, чтобы Илья говорил и говорил со мной…
И он, встрепенувшись, отвечает:
- Очень. Погодь, самурай! Ща-ас…
Илья опять очень быстро, - он на секунду у меня в глазах даже как-то размазывается, как в мультиках! - срывается, ищет что-то в куче книг на письменном столе, - тоже, кстати, немаленький, - и достаёт старую газету. Потом правой рукой тоже как-то очень быстро и ловко перехватывает рукоять… цука, - да, цуку короткого вакидзаси, отводит его вправо и вниз, а левой рукой взмахивает газетой, она раскрывается, как платок. Илья бросает на меня короткий взгляд, потом машет мне подбородком, - мол, подальше чтобы я встал, - и я с опаской отхожу подальше, а тати прикладываю себе к боку.
- Так, Илья?
- Угу… Улан! Шёл бы ты… на место. Иди, иди, кавалерист лёгкоконный!
Во собака! Ваще, блин, супер! Тема. Совсем по-человечески покачав головой, довольно строго глянув на нас с Ильёй, Улан уходит в прихожую, оттуда слышится, как он всем весом валится на свою подстилку на полу, - да-а, собака! - куда там наш Малыш, надо будет обязательно Егорке рассказать, какие псы у людей бывают…
- Вот, самурай, но смотри, это дома я только для тебя показываю, эксклюзивно, - этого Стаська не любит у меня…
Вот вроде и пустяк это, - то, что Илья сейчас сказал, да ну, что особенного, - а я чувствую, что снова краснею от удовольствия. Да, - это парень! Щас, наверно, он мне покажет… И он показывает. Взмахнув левой рукой, Илья этим взмахом руки вверх выпускает газету, она, шурша, неуклюжей странной бабочкой взмывает к потолку, складывает там свои несуразные квадратные крылья, и стремительно пикирует на пол. Стремительно? Да ну! Вот Илья, вот он стремительно!
- С-с-с! - и вакидзаси, молнией сверкнув под ярким верхним светом, преломив его ледяными бриллиантовыми гранями и рассыпав по всей комнате, слившись в смертельно опасную, шелестящую и блестящую дугу, снизу справа пролетает сквозь газету! СКВОЗЬ! Она даже не изменяет движение от этого, только падают уже две газеты, - пополам! А Илья, - тут уж я совсем не успеваю заметить, как и когда! - перехватив вакидзаси уже в обе руки, и снова! - сверху вниз, слева направо:
- С-с-с… - блин, три газеты…
Илья мгновенно оказывается на полу, и это очень красиво: - левая нога подогнута, колено на полу, прямая правая на всю длину вытянута почти параллельно полу, такой странный «шпагат», левая рука выброшена вперёд, - а вакидзаси у него снова в правой руке, и я снова не заметил, как и когда, - и так необычно он его держит, рука согнута в локте и заведена далеко назад за спину, остриё вакидзаси чуть только и видно мне спереди от груди Ильи, он снова со свистом выдыхает: - с-с-с! - и этим остриём вперёд! Больший из трёх кусков газеты по самую рукоять, - цуку, - насажен на клинок, и даже ведь не пошевелился этот кусок, только падать на пол перестал… Кисаки, - вспоминаю я, - остриё, по-правильному, это кисаки… Два меньших куска газеты лежат на полу, по бокам от вакидзаси, намертво замершего у Ильи в его вытянутой руке, а на клинке опадают совсем уже тоже мёртвые крылья большей из газет-бабочек…
- ВАУ!!! - ору я в полный голос!
Улан тут же прискакивает к нам в комнату, а я замечаю, что и сам от восторга подскакиваю на месте… Я перестаю подпрыгивать, - да ну, Улан ведь тут, - и уже шёпотом, изо всех сил пытаясь сдерживаться, громко шепчу:
- Вау, Илюха, ваще! Супер! Улётный супер, вообще тема…
- Да ну… - но это Илья меня не передразнивает, он шутит, я это понимаю, а он, чуть раскрасневшийся, поднимается, отмахивает клинком, и газета, не соскользнув, а разрезавшись от центра к краю, падает на первые две! - А вообще, самурай, правда, неплохо получилось, я с газетой редко прикалывался. Гришка, да положи ты тати, что ты его таскаешь… Да вон, на диван можно… Погоди, эту книжку убрать надо, только на ногу не урони себе, тяжеленная она у нас, Б… Это Шавров В.Б. - Стаськино священное писание, ну, и я почитываю… Так, убрать надо всё, газеты эти, а то Стаська не любит, говорю же… В мусор, Гришка, там на кухне, под мойкой ведро… Это он лапу порезал, вот и прихрамывает, я ему тут перевязки делаю, да он, - видишь? - опять содрал… Да не бойся ты, самурай, он же просто нюхает, - привыкнет, отстанет. Блин, это что, он мне первое время, вообще, в спину дышал, - прикинь! - я себя при этом… - Илья пошевеливает пальцами, - некомфортно чувствовал, а потом привык, у нашего Улана манера такая по жизни, нос совать всюду… Самурай, а тебя мама не потеряет? Надо бы ей позвонить…
- Так ведь мобильник же мой… А у тебя есть городской телефон, Илья? Я бы позвонил домой…
Илья кивает мне, уходит на кухню, и возвращается с трубкой домашнего телефона.
- Только ты её не пугай, Гриша.
- Да ну, не буду, конечно… - я набираю свой домашний номер. - Где на вызов жать, здесь?.. Я скажу, что задержусь, просто… Мам, привет. Мам, я задержусь, - можно?.. Да ну, не поздно же ещё! Мам, я… Да нет, я с квартиры звоню, я к знакомому зашёл… Ну, тут, возле изостудии… Да я потом расскажу всё, а то он тут вот рядом, это же нетактично! - я смеюсь, Илья тоже… - Ладно, мам, я не буду долго!.. Да! Погоди, у меня же мобильник не работает… батарейка села… наверно… - у меня резко портится настроение, Илья тоже хмурится, и губы кусает… - Да… Да ну, не знаю я, мам… До скольки? - я вопросительно смотрю на Илью, он губами мне показывает: до девяти. - Ну, часов до девяти, - можно?.. Я когда домой поеду, то позвоню… Да мам! Да ну, что ты… Егорыч, ну что?.. Да ну… Ладно, я недолго. Егорка, я же обещал! Раз обещал, значит, сделаю, вот приду домой, и посидим тогда… Ага, всё, Малышу привет… Перебьётся котяра! Всё, Егор, пока.
Я выключаю телефон, кладу его рядом на диван, смотрю на Илью, а он развалился сбоку от меня, тати у него у него рукоятью на груди, он голову на руки положил, и смотрит, задумчиво улыбаясь, в потолок. А я смотрю, какие у него кудрявые пепельные волосы. Не мелкие кудряшки, а… пряди такие, и по бокам ото лба… волнистые скорее, чем кудрявые… и блестят, как клинок у вакидзаси, - красота и опасность…
- Вот. Я позвонил…
