Геннадий Сазонов - Марьинские клещи (сборник)

— Так, с лирикой закончили, спасибо, — сказал Конев и опять подошёл карте фронта. — Теперь вернёмся к фрицам!

Они снова принялись обсуждать план действий на предстоящие дни.

Соколовский был одним из лучших в Красной армии организатором штабной работы, обладал обширными знаниями, навыками практика. Прибыв на Западный фронт, он планировал операции, укреплял линии обороны. У Конева к начальнику штаба не было особых претензий. И всё же командующий поделился сомнениями о предстоящем наступлении немцев.

— Не думаю, что они пойдут сразу по пяти направлениям, — сказал генерал. — Скорее, немцы будут искать слабое место у нас, чтобы прорвать нашу оборону, а, может, и взять наши армии в кольцо. Может, Рокоссовский был и прав, когда предлагал командованию фронта учесть вариант отвода 16-й армии в глубину обороны, при необходимости, конечно. А я ему приказал всякую подвижную оборону исключить. Как полагаешь, Василий Данилович, правильно или нет?

— Опасения ваши, Иван Степанович, разделяю, хотя и не полностью. Обхват наших частей со стороны фашистов не исключен, у немцев обхват — излюбленный приём. Оборону нашу надо бы изменить, усилить стыки армий, — высказал своё мнение генерал-лейтенант Соколовский.

— Командующего 16-й армией, пожалуй, и следовало бы поддержать, вариант его разумный, я так считаю. Но вы сами знаете, Иван Степанович, что руки у нас связаны. Без согласования со Ставкой принимать такие решения мы не можем, нам нельзя это делать, это противоречит общей установке. Иначе, сами знаете, что будет за самовольное решение.

— Знаю, — резко бросил Конев.

Он молчал, размышлял о чём-то.

— Нам нужна не только оборона, — сказал Иван Степанович. — За собой я оставляю и план наступления.

— Ясно, — отозвался Соколовский, — я согласен.

Они ещё долго обсуждали положение в армиях.

— Утро вечера мудренее, Василий Данилович, — заключил командующий. — Пора отдыхать.

Конев, придя к себе, заснул сразу, будто провалился в глубокую яму.

…Иван Степанович услышал тяжелый гул, оглянулся.

С пригородного перелеска в сторону шоссе, клубя дымами, ползли танки. На башнях жирно чернели кресты. Танки шли прямо на командующего 19-й армией.

— Чернышёв, ко мне! — закричал он адъютанту.

Адъютант подбежал к генералу.

Оба они лихорадочно искали выход из возникшей ситуации.

Рядом, на обочине, сиротливо приткнулась наша противотанковая 45-милимметровая пушка.

— Быстро к пушке! — скомандовал Конев.

Оба побежали туда.

Командира орудия по какой-то причине не было. Но сержант и заряжающий стояли на месте. Конев расставил расчет, сам прильнул к прицелу, поймал в панораму приближающийся танк, дал команду: «Огонь!».

Снаряд пробил броню, фашистский танк загорелся.

Другие танки развернулись, поползли в обход, намереваясь окружить артиллерийский расчёт.

По дороге к месту, где стояла пушка, подошла генеральская машина.

Конев, ещё несколько штабистов, бойцы расчёта впрыгнули в машину.

Машина быстро поехала в сторону деревни, не занятой немцами.

И тут Иван Степанович увидел наяву, как на них прёт, прямо в лоб, танк с крестом.

Как, чем остановить махину?

Ничего подходящего под рукой не было!

— Нет, нас так просто не возьмёшь! — закричал генерал.

Он вдруг, что было сил, схватил руками танк за пушку, и начал крутить им туда-сюда. Танк почему-то оказался лёгким, и Конев швырнул его в кювет, как сломанную детскую игрушку.

Выползший сбоку другой танк прямой наводкой выпустил снаряд прямо в грудь генералу, он вскрикнул, но не ощутил боли, только страх сдавил сердце.

Конев проснулся, несколько минут приходил в себя от страшного сна.

— Тьфу, и приснится же такая чепуха, что не знаешь, чего и подумать! — сказал он и встал с койки.

Взглянул на часы, было четыре часа ночи.

Он тут же вспомнил, что нечто похожее на то, что ему приснилось, уже происходило в реальности. С офицерами штаба он выезжал из Рудни для проверки расположения частей. Случайно, за окраиной города, вездеход командующего наткнулся на наступающих фашистов. Только чудом удалось тогда избежать плена или смерти.

Накинув китель, командующий вышел на воздух.

Подмораживало. Слабо долетал никогда не смолкавший, а теперь приглушённый гул оттуда — с передовой. В тёмном небе искрились, мерцали звёзды, а Полярная звезда светила так низко, что, казалось, её можно достать руками. Иван Степанович закурил, медленно зашагал вдоль зимнего флигеля, ощущая бодрящую свежесть.

За углом, на повороте в барский парк, с ним поравнялся часовой, назвал себя сержантом Басовым, начал докладывать.

— Вольно, — остановил часового генерал. — Как по имени?

— Николай, — назвался сержант.

Коневу захотелось поговорить с бойцом, закваска с гражданской войны осталась, когда служил комиссаром. Иногда такой разговор благотворно влиял на настроение и теперь мог бы развеять остатки смятенных чувств от страшного сна.

— Откуда родом? — поинтересовался Иван Степанович.

— Из Торжка я, товарищ командующий, — робко ответил сержант.

Он был явно смущён близостью самого генерала Конева, о котором среди солдат ходили легенды.

— Слышал о нём, но не бывал там ни разу, — мягко сказал генерал, как бы желая своим тоном освободить бойца от волнения. — Славный град? Должно быть, как и мой Никольск, небольшой?

— Самой Москвы, товарищ командующий, Торжок старше на сто лет. А в нём красот — не обсказать сколько, — преодолев неловкость, оживился Басов. — Народ у нас добрый, приветливый. Для меня — так город большой, а кому-то, может, и не велик будет, у нас частушку пели:

Возле шумных дорогНад рекою ТверцоюСтоит древний Торжок,Молодой душою.В век советский живём,Что ни день чудесней,И в столицу везёмРадостные песни.

— Забавная частушка! — улыбнулся Конев.

— Я вас, товарищ командующий, когда кончится война, приглашаю в гости, — осмелел Басов. — Мой дом на улице Болотной, все знают. Мы за Русь стояли испокон веков, всяких врагов били.

Конев удивился сержанту, но не подал виду.

— Спасибо за приглашение, — отозвался генерал. — Ждёт тебя кто-то дома?

— Ждут, товарищ командующий, ждут меня, — ответил Басов. — Мать ждёт, отец, сестры, любимая девушка Надя.

— Светлое имя, — сказал генерал. — Ради них береги себя, боец!

— Спасибо, товарищ командующий, — поблагодарил Басов.

Конев развернулся и зашагал назад к штабному подъезду.

Хрупкий иней тонкими узорами разукрасил луговины, опушки, взгорки, будто осыпал предрассветную землю крупной солью. С уходом темноты на обширных смоленских просторах открывалась чудовищная картина сосредоточения фашистских войск — колыхалось серое людское море, трудно чем-либо измеряемое.

Пехотные и танковые дивизии, артиллерия, авиация, моторизированные соединения — железная армада, подобно гигантской пантере, была готова к начальному и самому решительному прыжку, намеченному операцией «Тайфун».

Она возлагалась на группу армий под названием «Центр». К 1 октября 1941 года группа насчитывала 1 миллион 800 тысяч солдат и офицеров. Сюда стянули 1700 танков, 1390 самолётов, огромное количество миномётов, пушек, другой техники.

Фашистскому командованию всё казалось, что живой силы ещё мало. По ночам в сторону Смоленска продолжали идти дополнительные танковые и моторизированные дивизии из резерва, из групп армий «Юг» и «Север». Из-под Ленинграда перебросили 4-ю танковую группу под командованием генерал-полковника Э.Гёпнера.

В спешном порядке фашисты создали секретную службу безопасности и СД, дали ей наименование — «Москва». Она должна была охранять тайны Вермахта, а также обеспечить секретную сеть агентов на уже оккупированной территории, готовиться к захвату столицы СССР.

Численность войск Гитлера, выставленных для наступления в операции «Тайфун», почти на 500 тысяч человек превосходила состав Брянского, Западного и Резервного фронтов, не говоря уже о том, что наши соединения отставали в технической оснащённости, испытывали недостаток разных видов вооружения.

Всё — мыслимое и немыслимое — поставили в Германии на службу тому, чтобы показать целому миру, трепетавшему перед фашизмом: Гитлер раздавит СССР в молниеносный срок.

Так идеологи фашизма демонстрировали мощь «Тайфуна».

Обычно тайфун зарождался и свирепствовал в восточной половине огромного Тихого океана. Ураган, набрав силу на безоглядных водных просторах, вздымал массы воды, нёс их к побережью, и если доносил до берега, то крушил и сметал всё на своем пути. «Тайфун» из коричневых шинелей фашистов мыслился стратегами Вермахта по ожидаемым последствиям похожим на тот, что бывал в природе — в Тихом океане.