Эдмундо Сольдан - Цифровые грезы
Себастьян недавно просил у Алисы повышения зарплаты. Ей ничего не стоит убедить Джуниора. Однако она была так погружена в дискуссию, что Себастьян молча проследовал своей дорогой.
Стены «Медитерранео»[16] пестрели фотографиями актеров золотого века Голливуда. Это было маленькое уютное кафе, насыщенное запахом свежемолотого кофе и сигарет. Народу было немного, и Себастьян узнал звонившую ему женщину, как только переступил порог. Он подошел к ее столику в глубине помещения и остановился.
— Исабель Андраде, — она протянула ему руку.
На женщине были замшевые сапожки, черная мини-юбка и блузка цвета морской волны с волнующим V-образным вырезом. Себастьян заметил, что у нее были такие же тонкие брови вразлет, как и у Никки. Итак, она поднялась и протянула ему руку.
— Бонд. Джеймс Бонд, — весело оскалившись, ответил он, не в силах удержаться от шутки.
Убранные в пучок светлые волосы, шейный платок: как стюардесса или администратор банка. Иные нашли бы ее красивой, но не он. Нет, она красива, конечно, но такой безобидной, неопасной для него красотой.
Себастьян глубоко вздохнул (иногда ему не хватало воздуха — странно, он вроде не так уж много курил и время от времени заглядывал в спортзал; наверное, нужно бы обследоваться) и сел. Заказал себе лимонад, Исабель попросила кофе с молоком.
— Я вас слушаю, — подтолкнул ее к разговору Себастьян.
Исабель оглянулась, словно проверяя, не шпионит ли кто за ней и, достав из сумочки фотографии, выложила их на стол. Снимки были сделаны на какой-то вечеринке. Перед Себастьяном предстали довольные лица известных политиков — в руках пиво, на столах блюда с закусками, жарким и плошки с llajwa[17]. У Себастьяна забурчало в животе, сейчас он, пожалуй, не отказался бы от хорошего сэндвича с сыром и ветчиной. Интересно, ждет ли его очередной e-mail от Никки? Он задумчиво повертел в пальцах пластиковую розу, торчащую из вазочки в центре стола. Снятся ли андроидам искусственные розы?
— Ну?
У Исабель оказалась еще одна фотография. Она осторожно показала ее Себастьяну, так и не выпустив из рук. Действие явно происходило на той же вечеринке. На снимке президент Монтенегро поднимал бокал вместе с Игнасио Сантосом, известным под кличкой Торговец Пудрой. Глаза навыкате, нос, словно перебитый в драке, подбородок как у Пепе Кортисоны[18], брюшко — как у бизнесмена, у которого нет времени на занятия спортом, но который обладает достаточной властью, чтобы не слишком обращать внимание на фигуру. Да, это он, Торговец. Это была та самая пресловутая фотография, о которой кричали все газеты и информационные телеканалы: фотография Наркогейта (журналисты, наверное, обладают самым неразвитым воображением среди земных существ; со времен Уотергейта их мозги разбил паралич и теперь они без устали штампуют названия кризисов по стандартной схеме). Фотография, доказывающая связь Монетенегро с наркотрафиком, подтверждающая, что его предвыборная кампания была профинансирована из казны Торговца. С помощью этого снимка Уилли Санчес, лидер Cocaleros[19] смог бы начать ответную кампанию, обвинив президента в лицемерии и двуличии — одной рукой он выкорчевывает плантации коки, прогибаясь перед янки, а другой обнимается с нарками.
Себастьян бережно, словно реликвию, поднес фотографию поближе — это был оригинал. Хотя, конечно, реликвией была не сама фотография, а ее негатив. Уникальность присуща лишь негативам — ведь довольно и одного, чтобы распространить снимок по всему миру. Исабель теребила выбившийся из прически локон.
— А вы могли бы?.. — проговорила она, подбирая слова, — вы могли бы сделать так, чтобы Генерал исчез с фотографии?
— Отчего же нет — могу. Конечно могу, это делается элементарно. Настолько, что я не очень понимаю, зачем вам понадобились все эти хлопоты — искать меня, договариваться о встрече…
— Не думайте, что мы не пытались справиться своими силами. У нас кое-что даже получалось, но все равно — кое-где не сходятся цвета, кое-где остается заметная тень от исчезнувшей фигуры. Тогда мы вспомнили древнюю мудрость: кесарю — кесарево. Если можно нанять Пикассо, так зачем мучиться с малярами?
Исабель улыбнулась. Себастьяну было отлично известно, что стоило кому-то похвалить его искусство, как он делался почти ручным (именно так его окрутила Никки). Кроме того, было ясно как день, что манипулировать изображением на компьютере может любой, но все равно останутся мельчайшие следы, отличающие настоящего художника от толпы посредственностей. Цвет выводимых на экране областей должен определяться числами, чья точность иногда достигает шести де-сятичных знаков. А еще игра света, то, как тень падает на объект и как сам объект отбрасывает тень… С первого взгляда все кажется таким простым, но это далеко не так.
— Кто хочет меня нанять?
— Естественно, это конфиденциальная информация.
— Не беспокойтесь, я понимаю.
— Министерство информации. Я работаю в Цитадели.
Так значит, это правда, что Цитадель снова в деле и на этот раз в руках правительства.
Ему пришло в голову, что Исабель самым невинным образом просит его об отнюдь не невинных вещах. Вот оно, бесстыдство их времени, продажность, о которой неведомо разве что детям. Может быть, отчасти вина лежала на Элисальде: все знали, что он находится на содержании министра правительственного кабинета — Сальмона Барриоса — и тот выделяет ему ежемесячное жалование за защиту своей агрессивной политики искоренения коки в мягко говоря посредственных передовицах «Фаренгейта 451». Джуниор был в курсе, но говорил, что на данном этапе не может ничего предпринять, поскольку журналисты, мол, слишком мало зарабатывают, так что им ничего не остается, как поддаваться коррупции (не самый убедительный довод — а как же Валерия Росалес?). Он клялся, что если бы был в состоянии платить Элисальде больше, то ни за что не потерпел бы подобной ситуации. И эта работающая на правительство женщина наверняка отлично знала об Элисальде и ему подобных и естественно полагала, что содержимое сундуков государственной казны способно купить любого журналиста, а уж эти самые сундуки всегда открыты для таких дел.
Исабель назвала сумму, и Себастьян в смущении признался себе, что идея привлекает его все больше. Хотя, может, стоило еще немного поразмыслить? Для Пикассо цифровой фотографии эта была работа на один зубок. Никто и не узнает, а у него появятся несколько лишних песо на оплату части долгов и на то, чтобы сделать сюрприз Никки — ужин в роскошном ресторане, шикарное нижнее белье и духи. Или, может, стоило еще немного поразмыслить?
— Конечно, все это останется строго между нами.
— А как вы поступите с фотографией?
— Занимайтесь своим делом, а я займусь своим.
— А как же негатив? Ведь что бы я ни навертел с фотографией, пока существует негатив…
— Занимайтесь своим делом, а я займусь своим.
— Ладно, посмотрим, что я могу сделать.
— Отлично. Кажется, мы начинаем друг друга понимать. Встретимся завтра в это же время.
— Пока что я ничего не обещал. Я только сказал, что посмотрю.
Исабель положила на стол несколько песо и встала.
Себастьян остался со снимком в руках, невольно возвращаясь к мысли, что есть продажность и продажность, что его случай не идет ни в какое сравнение со случаем Элисальде, что это всего лишь разовая работа, единичная халтурка. Он успокаивал себя тем, что запечатленная на фотографии встреча уже канула в Лету и исчезла в тумане времени, задержавшись в реальности только на этом бумажном прямоугольнике, и пропадет окончательно и бесследно, когда он приложит к этому свой талант, искусство и вероломство.
Глава 4
Вечером Себастьян пожарил бифштексы с перцем и несколько раз порывался рассказать Никки о фотографии, особенно, когда ее показали в одном из выпусков новостей. Никки, босиком, в желтом халатике до середины бедра, отпустила комментарий насчет продажности и лицемерия правительства. «Отлично, это нам за то, что выбрали человека с подобным прошлым», — сказала она, покачав головой. Себастьян чувствовал себя как мальчишка, которому не терпится похвастаться перед соседкой только что вскрытым рождественским подарком. Однако ему пришлось сдержаться — он обещал сохранить свое задание в тайне. Хотя у него никогда не было секретов от Никки… по крайне мере, до сих пор…
Никки. Когда она не видела, он исподтишка разглядывал жену и словно падал в бездонную пропасть. Халатик, под которым при движении пошевеливались округлые нежные груди. Матовая смуглая кожа, длинные ногти на ногах, покрытые пурпурным лаком. Серебряные колечки на каждом пальце правой руки, бледно лиловый аметист на шее. Ее страсть с таким крошечным трусикам-танга, что их тонюсенькая вертикальная полоска терялась между ягодицами. Он был влюблен по уши и чувствовал себя уязвимым от этой любви. На ум приходило множество предыдущих романов, которые он благополучно миновал под защитой своей неспособности полюбить, в то время как его партнерши складывали оружие перед глухой крепостной стеной, окружавшей его сердце, отдавая ему души и не получая ничего взамен. Однажды глубокой ночью четыре года назад Ана, его первая любовь, пришла к нему домой объявить о том, что выходит замуж за своего преподавателя программирования. С тех пор Себастьян замкнулся в себе и нашел силы в безразличии, в отсутствующем взгляде, неверности и изменах без всяческого зазрения совести. А потом — потом Никки.
