Максим Мейстер - Открытки от одиночества
И доктор опять начал говорить и объяснять, почему женитьба — это анахронизм, и почему осознанное одиночество — это величайшее изобретение нашего времени.
Да, насколько я помню, именно тогда это «изобретение» обрело государственную поддержку. Потом я узнал, что служащим в палатах регистрации брака даже выплачивали премию за каждую пару, которую удалось отговорить…
А мы заполняли анкеты и, помнится, нас даже забавляло то, что рассказывал доктор. Мы с Кани оба из настоящих семей, так что на практике знали преимущества брака. К тому же мы были так влюблены, что никакие аргументы… Хотя, если верить теории отца, с ее стороны был расчет и здравая оценка. Да, очень похоже, хотя спустя годы, эта мысль не задевает меня так, как раньше, потому что я понимаю, — женская любовь есть, что бы ни говорил отец. Просто эта любовь — другая. Но, по крайне мере, я был точно влюблен безумно, ведь Кана буквально свалилась ко мне с небес… До сих пор с удовольствием вспоминаю тот день. Хотя начался он весьма неприятно.
Я родился в холодном климате. Мы с семьей жили за пятидесятой параллелью северного полушария. Полгода зима, короткое лето и слякоть весной и осенью. Не то, чтобы это совсем плохо, даже сейчас скучаю по снегу и весенним грозам, но я с детства мечтал жить где-нибудь потеплее: в тропиках, на экваторе. Так что после школы решил искать себе новое место. Родители немного беспокоились, но смотрели одобрительно. «Будем к тебе в отпуск приезжать, в море купаться, загорать!» — сказал папа и со вздохом снял со счета крупную сумму на мое обустройство. И я полетел искать дом, работу и приключения. Хотя, нет, в другом порядке: приключения, дом и работу.
Так или иначе, я осел на небольшом тропическом острове, по которому месяц бродил без дела, ночуя под пальмами и общаясь внутри с родителями, которые с каждым днем все сильнее «пилили», переживая за беспутного сына. Папа готов был выслать деньги, чтобы я возвращался. У меня к тому времени не осталось ни гроша, но я чувствовал себя великолепно. Наконец, под давлением родителей, я нашел работу. Чудом. На тропических островах работа — большая проблема. Удивительно, но пригодилось мое детское увлечение — работа по дереву. Что я только тогда не вытворял! До сих пор дома хранятся модели самолетов, кораблей. И до сих пор мне не стыдно их показывать, с такой любовью они сделаны.
Я устроился учеником к местному мастеру, который делал доски для серфинга, украшал яхты для толстосумов, вырезал фигурки животных, выдавая их за местное народное творчество и продавая на сувениры… Одним словом, делал бизнес на том, что для меня было любимым детским развлечением.
Мы быстро сошлись. Мастер с женой мне понравились. Хотя оба злоупотребляли брагой из кокосового молочка, — в доме она просто не переводилась. Но для пары, которой на двоих было около пятисот лет, слабость простительная. Правда, у старика еще была дурная склонность к идиотским розыгрышам и выходкам, но все равно он мне нравился. К тому же, именно после одной из таких выходок я познакомился с Каной…
Старика бесило, что я не умею плавать. Ну, почти не умею, что неудивительно, ведь я вырос в холодном климате. Но мастера это почему-то выводило из себя. Когда мы шли на пляж, он заплывал так далеко, что терялся за горизонтом, а я упорно бултыхался у берега, заплывая максимум на полсотни метров. Как он бесился! Пытался затащить меня на глубину, но я не давался и выбегал на песок. Я объяснял, что могу немного плавать, но у меня страх перед глубиной. Стоит мне понять, что под ногами уже нет дна, как начинаю паниковать.
Никакие аргументы на старика не действовали. Он ругался, чтобы я убирался на свой полюс и не морочил ему голову. И что если я собираюсь остаться на их райском острове, то лучше бы мне научиться нормально плавать и не смешить народ!
Однажды он вывел свой катер и взял меня с собой, якобы показать, где водятся замечательные моллюски, из радужных створок которых он делал удивительно красивые сувениры. Я отказывался, потому что принципиально работаю только с деревом. Но старик рассердился, и пришлось согласиться.
Он отвез меня так далеко от берега, что тот превратился в узкую полоску на горизонте. Остановил катер и сказал, что именно здесь водятся моллюски. Я так разомлел на солнце, что ничего не заподозрил, хотя мог бы и сообразить — посреди океана можно найти максимум планктон.
— Смотри, смотри! — закричал вредный старик, указывая за борт. Я подбежал, посмотрел вниз, но ничего, кроме воды, не увидел. Тут мастер ухватил меня за ноги и перекинул за борт!
Я в ужасе заплавал рядом с катером, а этот гад, — да простит меня его дух, — стоял на палубе и хохотал. В конце концов, он бросил мне спасательный жилет и сказал, что желает мне приятно провести время и избавиться от боязни глубины. После чего завел катер и уехал.
Я кричал ему вслед, чуть не захлебнулся, потом с трудом надел жилет и завис посреди океана, стараясь преодолеть ужас, который накрывал меня, когда я вспоминал, что подо мной — бездна… Этот ужас буквально парализовал, так что я старался ни о чем не думать. Получалось плохо, потому что взгляд словно тянуло вниз. Тогда я насильно заставил себя смотреть в небо. А потом начал придумывать разные способы отомстить старику, когда до него доберусь. Это помогло, и я потихоньку принялся грести к берегу…
Через час я смирился с судьбой и даже начал находить удовольствие в своем положении. Поплавать я любил, просто раньше делал это вдоль берега, а теперь впервые плыл бог знает где. Страх перед глубиной куда-то ушел, и я просто наслаждался теплым спокойным океаном и неспешным движением к берегу. Я надеялся, что скоро меня заметят спасатели, и мне не придется тащиться своим ходом. Хотя потом выяснилось, что старик договорился со службой спасения, — благо, у него на острове все были друзья и знакомые, — и следил за мной в бинокль с вышки наблюдения, посмеиваясь и потягивая с инспектором охлажденный кокосовый сок.
Но грести до берега самостоятельно мне все-таки не пришлось.
Я в очередной раз устало завис на поверхности океана и махал руками, надеясь привлечь внимание спасательной службы. Эффекта не было, поэтому я просто завалился на спину и смотрел в небо, отдыхая и готовясь к новому плавброску. Надо мной кружились чайки, вокруг в воде равнодушно шевелились медузы… Все-таки, у нас замечательный риф.
Вдруг в небе появилась точка, которая стала быстро расти. Я резко перевернулся и заработал руками, чтобы сохранить вертикальное положение в воде. Точка стала величиной с птицу, а потом превратилась в небольшой водный самолет, который несся прямо на меня! Из оцепенения вывел шум. Я подумал, что будет довольно глупо погибнуть посреди океана от упавшего самолета. На секунду эта мысль даже позабавила: «Неплохая месть моему старику! Всю оставшуюся жизнь будет переживать, что так поступил со мной!..» Самолет продолжал снижаться. И вдруг я отчетливо понял, что он действительно падает! И в самом деле на меня! Я заметался, не зная, что делать. Нырнуть поглубже или плыть изо всех сил? Если плыть, то куда? Влево или право? Тут не угадаешь… Я закричал и стал бить руками по воде, стараясь создать как можно больше брызг. Кажется, меня заметили, потому что самолет тоже заметался из стороны в сторону, тем не менее, продолжая нестись в моем направлении!
Виляя, словно подбитая птица, он наконец плюхнулся на воду буквально в десяти метрах от меня. Проехался по инерции, обдав волной, и закрутился на месте. Я видел, что пропеллер вращается только на одном крыле. Шум пропал, видимо, пилот догадался наконец выключить двигатель. Самолет перестал выписывать круги, немного проплыл и остановился.
Я перевел дух и принялся грести к неожиданному небесному гостю.
Кабина щелкнула, открылась, и тут же раздался громкий голос:
— Тебе что, плавать больше негде?! Я же тебя чуть не убила, черт побери?!
Я замер и посмотрел вверх, прикрывая глаза от солнца. Пилотом оказалась молодая испуганная девушка. Я быстрее заработал руками и вскоре ухватился за шасси. Маленький самолет качался на волнах, словно странный, крылатый катер. Я забрался под крыло и улыбнулся девушке. Она замолчала, а я вдруг сказал:
— Я был бы счастлив, если бы меня задавила такая прекрасная девушка.
Наверное, это была самая большая глупость, сказанная мной за всю жизнь. Ну, по крайней мере, из первой десятки самых больших глупостей. Фраза так не вязалась с ситуацией, что девушка изумленно замолчала и уставилась на меня, словно на идиота. Потом мы с Каной часто вспоминали этот момент и хохотали, как сумасшедшие. Мы вместе пытались логически объяснить, почему я так сказал, вместо того, чтобы кричать в ответ, мол, куда прешь на своем гребаном самолете, не видишь, люди плавают?! Кана сказала, что примерно такой реакции ожидала.
Я тоже не мог объяснить свои первые слова. Да, девушка в кабине была на самом деле красивая, но не в тот момент, когда я ее увидел. Тогда ее лицо было искажено испугом, губы дрожали, а на лбу наливалось большое красное пятно, как потом выяснилось — от удара при не слишком удачном приводнении.
