Ричард Рив - Чрезвычайное положение
— Пошли.
Они зашагали по Лэйк-роуд. Мокрый черный асфальт блестел, как зеркало; под фонарями растекались желтые лужи света. Элдред все еще донимал Эндрю расспросами о происшествии, когда сзади послышался шум автобуса. Эндрю поднял руку, автобус замедлил ход, и они оба прыгнули на подножку.
В автобусе не было ни души, кроме кондуктора, который перевязывал кровоточащую рану на плече, да еще в углу хныкала женщина.
— Полиции не было? — спросил Эндрю кондуктора.
— Мы как раз едем в полицейский участок.
— Почему же вы не позвонили?
— Им сейчас не до нас, они расправляются с африканцами.
— А парня этого задержали?
— Нет, он удрал.
— Фамилию его знаете?
— Нет, но говорят, будто он живет на Седьмой авеню.
— Подонок! — сказал Эндрю разгневанно. — Можете взять меня в свидетели. Он и ко мне привязывался.
Кондуктор записал его фамилию и адрес на обороте старого конверта, который случайно оказался у него в кармане, и нажал звонок, так как автобус подходил к остановке.
— Извините за беспокойство! — крикнул он, когда Элдред и Эндрю сошли.
— Не забудьте, меня зовут Эндрю Дрейер.
— О’кей, — сказал кондуктор.
Автобус набрал скорость и помчался по Лэйк-роуд.
— Ах, черт! — воскликнул Элдред. — Чуть было не запамятовал.
— Что?
— За вами приходили два полицейских агента.
— Когда?
— Днем, часа в три. Ма говорила, что они ждали вас в машине. Может быть, они все еще там? Я вышел через черный ход.
— Что им надо?
— Они говорили с ма. Хотели вас видеть.
— Сволочи!
— Ма думает, что сегодня вам лучше не являться домой. Они долго расспрашивали ее о вас.
— Ясно.
— У вас есть деньги? На всякий случай она послала вам один фунт.
— Спасибо, мне хватит.
— Ваш портфель я могу примести завтра в школу.
— О’кей, Элдред. Если я понадоблюсь, позвони мистеру Хэнсло. Он будет знать, где я. Только смотри, никому не проговорись.
— Ладно.
— Ну, тогда до свидания.
— Желаю вам удачи. Завтра, надеюсь, увидимся.
Эндрю быстро прошел мимо остановки на Лэйк-роуд.
Глава шестая
В девять часов вечера на улице не было ни души. На фоне ночного неба четко рисовались силуэты домов и деревьев, кое-где в темноте брезжил свет витрин и фонарей. Эндрю никак не мог решить, что же ему делать. Поехать к Руфи или вернуться назад? Может быть, агенты из особого отделения заходили просто так, по обязанности? Чтобы задать несколько вопросов? Нет, это маловероятно. Тогда бы они не сидели столько времени в машине. Ведь сейчас у них самая горячая пора. Эндрю сильно устал, он измучился душой и телом. Как же ему быть, забежать к Руфи или позвонить Эйбу? Почему бы не сесть в автобус и не махнуть к Руфи? Только как его дождаться, автобуса? И до Рондебоса добраться не так просто — целый час уйдет на дорогу. Сперва надо доехать до Винберга, там пересесть на автобус, идущий в Мобрей, а оттуда еще полмили пешком. Ему хотелось есть, не очень, правда, сильно; потное тело нестерпимо чесалось. Пожалуй, лучше всего поехать в Рондебос. Это бегство от полиции чем-то напоминает сцену из дешевого американского боевика… У Руфи можно будет принять душ и поесть. А потом уже разобраться во всем.
Автобуса все не было, и Эндрю знал, что придет он не раньше чем через полчаса, если, конечно, опять не случится какое-нибудь происшествие вроде этой поножовщины. Он решил пройтись пешком до мечети в Ки — это что-то около мили. У него будет достаточно времени, чтобы успокоиться, поразмыслить и прийти в себя. За спиной послышались гудки, и он инстинктивно ускорил шаг. Автомобиль с ревом пронесся мимо, и Эндрю почувствовал некоторое облегчение, хотя сердце его продолжало учащенно биться. Он понимал, что нервничает зря, но не мог ничего с собой поделать. Недаром миссис Хайдеманн говорит: «Эндрю у нас тонкая натура. Настоящий аристократ». А все же любопытная фигура эта миссис Хайдеманн. Чрезвычайно любвеобильная и не очень опрятная, от нее всегда сильно пахнет потом и вином. Но как ни верти, она все-таки человечнее Аннет и тети Эллы. Как давно, как чертовски давно все это было! Он стал насвистывать: «Черный бычок поскакал на лужок, это было давным-давно…» Что-то горячее и трепетное было в его воспоминаниях о детстве, прошедшем в этих трущобах, которые называют Шестым кварталом, а официально — Кварталом номер шесть. Безумная лихорадка жизни. Хохот и перезвон гитар.
Абрикосово-желтый день, когда он впервые отправился по Каледон-стрит в начальную школу. Ему еще не было семи, и глаза его блестели от возбуждения. Он шел мимо винной лавки Бернштейна и магазина Лэнгмана, а обе стороны улицы были запружены детишками с босыми, расцарапанными в кровь ногами — все они направлялись к св. Марку. Во время перерыва на второй завтрак мальчики играли в разные игры, но он был слишком застенчив, чтобы разделить общее веселье. Широко открытыми глазами он смотрел на учителей, разглядывал классные комнаты, развешанные по стенам картины на библейские сюжеты, крошечные столы и стулья и аккуратную стопку потрепанных букварей в шкафу. Погляди на меня, мама, видишь меня? В каком прекрасном, золотисто-коричиевом одеянии рисовалась ему жизнь в те абрикосово-желтые дни, когда ему было семь!
И потом шайка, «дикие», как они себя называли. Джонга, Броертджи, Амааи и он сам целыми днями ломали себе голову, как смастерить костюм Драку-лы Плащ, маска и клыки. Человек-вампир. После долгих споров они нарядили в этот костюм Броертджи и вымазали ему лицо краской. Он должен был распахнуть дверь и напугать шайку их соперников, которая сидела на веранде миссис Хайдеманн, но ему удалось только нагнать страху на тетю Эллу; для успокоения нервов она выпила стопочку бренди, а потом пожаловалась матери.
И Джеймс, его старший брат, которого он всегда побаивался. Как-то Джеймс отколотил его за то, что он сломал стул в столовой. Джеймс выдавал себя за белого; держался он всегда холодно и отчужденно. Дело было на пасху, и он, Эндрю, качался на стуле, восхищаясь шоколадным яйцом. Яичко и в самом деле было чудесное — в красно-бело-голубой обертке из фольги. Внезапно он опрокинулся и сломал спинку стула. Он расплакался, и Мириам в утешение позволила ему съесть это шоколадное яйцо.
И едкий запах коричневатой воды в плавательном бассейне на Гановер-стрит. Мокрые бетонные покрытия, безмятежное, ничем не нарушаемое спокойствие на дне. Как-то раз Джонга столкнул его с бортика и прыгнул вслед за ним. Эндрю вернулся домой испуганный и возмущенный, сжимая кулачки в бессильной ярости.
И участие в школьном вокальном конкурсе в Эшшилде. «В тот час, когда смягчился блеск» и «Спи, дитя мое, усни», «Матушка Темза» и «Slaap, my Kinjie, slaap Sag»[ «Спи, мое дитя, усни» (африкаанс).]. И конечно же, «Черный бычок». Все были в белых рубашках, темно-синих трусиках и при красных галстучках. А потом вместе с двумя девочками из сент-польской школы он шел по Дарлинг-стрит до самой ратуши, и всю дорогу они ожесточенно спорили о том, чья школа лучше.
И ласковая теплынь рождественского утра, когда, одетый в серый костюмчик от Вайникса и непомерно узкие лакированные ботинки, он купил мороженое в магазине Лэнгмана, прежде чем идти поздравлять тетю Эллу.
И волнующая поездка в бухту Калк в тот день, когда обычно на святках делают подарки слугам. Пакеты, и гитары, и примусы, и одеяла, и остатки от рождественского обеда. Миссис Хайдеманн была уже под хмельком, раздавала чаевые направо и налево и даже умудрилась сунуть их белому кондуктору.
Потом долгие дремотные зимние дни, когда балкон заливали бесконечные дожди. На лестничной площадке пахло плесенью и сыростью, и во всех комнатах были аккуратно расставлены старые корыта и эмалированные тазики, куда капала вода с потолков.
И поездки на автобусе вместе с Джонгой, Броертд-жи и Хонгером. Мимо Касл-Бридж, по Уэйл-стрит до остановки на Бри-стрит. Потом через центр города до Виндзор-стрит — улицы, неподалеку от которой жили Аннет и Мириам, — и обратно на Гановер-стрит.
И шум, и суета, и грязь, и каменная кладка, и горе, и радость Шестого квартала во времена его детства. Лишь после того как умерла мать, он переехал в Уолмер-Эстейт, а затем — в Грасси-Парк, к миссис Каролиссен.
Удивительная женщина! С ее стороны было очень любезно послать Элдреда с деньгами. Верх предупредительности. Парадоксальное существо его хозяйка: запирает от него зубную пасту в ванной, но шлет целый фунт, когда он в беде. Хорошо бы посмотреть, как она встретила агентов во второй раз. Полицейские в доме миссис Каролиссен! Эндрю понял, что скоро ему придется искать себе другую квартиру. Не может же миссис Каролиссен терпеть сыщиков в своем доме. Ну что ж, в конце концов это ее право.
Он дошел до Ки и решил подождать автобус. События этого дня, казалось, ушли куда-то вдаль. Спортивное состязание… А все же интересно, на каком месте их школа? Странно, что Элдред даже не упомянул об этом, впрочем, у него и случая подходящего не было. И эти похороны в Ланге, где собралась тьма народу. Ему очень понравилось пение на кладбище. Как это выразился Эйб? «Безыскусная национальная мелодия». А потом это избиение на площади, когда торговец потерял свой ботинок. Возможно, Руфи нет дома, нужно было позвонить. Но все равно: не возвращаться же на Первую авеню! Придется подождать Руфь на улице. Какая же свинья этот парень в автобусе! Настоящий гаденыш! Просил дать паршивую сигарету и ни за что ни про что пырнул ножом кондуктора. Хоть бы его поймали. Где он живет? На Шестой или на Седьмой авеню?.. А вообще-то говоря, это не его дело.
