Мария Донченко - Оранжевый туман
Политическую дискуссию прервал сержант милиции с ключами от камер и паспортами задержанных.
— Нецветов, Серёгин, на выход.
В кабинет заводили по двое, где на задержанных составляли рапорта, протоколы и объяснения, написанные, как водится, под копирку, выдавали квитанцию на оплату штрафа в пятьсот рублей и отпускали на улицу.
Усталый сотрудник в форме с видом, демонстрировавшим, как ему всё это надоело, переписывал данные ребят и показывал им, где расписаться в протоколе об административном правонарушении — участии в несанкционированном митинге. Рядом с ним сидел мужчина неопределённого возраста в штатском с ничего не выражающими белёсыми глазами, который в оформлении не участвовал и только писал что-то себе в блокнот.
— А если я не согласен? — спросил Виталик. — Меня вообще на выходе из метро задержали.
— Пиши «С протоколом не согласен», в понедельник поедешь в суд, — последовал такой же усталый и равнодушный ответ.
— Тебе делать больше нечего? — тихо сказал Виталику Димка Серёгин, — был бы вопрос принципиальный, а то сколько мороки из-за пятисот рублей…
— Ладно, — махнул рукой Нецветов, — подпишу.
Они вдвоём вышли из отделения и сели на скамейку ждать остальных товарищей.
— Видел того белобрысого, который рядом с ментом сидел, когда протоколы составляли? — спросил Димка.
— Видел, но внимания не обратил. А что?
— Его зовут Артюхин Владимир Иванович. Он из ФСБ. Я его знаю. Запомни на всякий случай.
— Спасибо, — Виталик кивнул. Они ещё пару минут сидели молча.
— Интересно, где Маркин? — сказал Виталик вслух.
— Так можно ему набрать на мобильный, — Димка вытащил из кармана сотовый телефон и набрал номер. Через минуту он сообщил Виталику, что лидера организации отвезли в другое отделение, и он уже на свободе.
— А я тебе всё-таки скажу, пока никого нету, — добавил Дмитрий ещё через некоторое время, — это моё мнение как друга. Зря ты всё-таки променял Любку на какую-то шалаву.
— Никого я не променял, — огрызнулся Виталик, — я с Измайловой никогда не встречался. Мы с ней товарищи по партии, и всё.
— Ну и дурак, — ответил Дима вполне, впрочем, дружелюбно.
…От момента задержания на Пушкинской площади до выхода на свободу последних задержанных прошло часов около четырёх или пяти.
Вечером Виталик смотрел телерепортаж о случившемся. Как и предполагали, в новостях сказали о «протестах оппозиции против Путина», не уточняя, кто имеется в виду и ни словом не упомянув о коммунистах.
…Примерно через неделю в одном из помещений в центре Москвы проходил координационный совет левых молодёжных организаций. Обсуждали проведение новой акции — «Марша Мёртвых», или, если не удастся согласовать с властями шествие, «Митинга Мёртвых». Идея принадлежала лидеру комсомола Егорову. Марш должен был проходить в полном молчании, без скандирования лозунгов, его участники должны были изображать из себя мёртвых, не доживших до нынешнего времени в результате полутора десятилетий реформ.
Маркин на заседании присутствовал, его организация входила в состав координационного совета, но, поскольку планирующаяся акция имела социальную окраску, своих новых либеральных союзников он не приглашал. Да они бы, наверное, и не пришли.
— Я тебя очень прошу, Сергей, — говорил Маркину Егоров, — акция должна пройти полностью в легальном формате, независимо от того, будет шествие или только митинг. Мы подаём уведомление, мы отвечаем за общественный порядок, и вы не должны нас подставлять. И вообще… Мы будем изображать мёртвых, а мёртвые — они не кричат, не прыгают, не перекрывают уличное движение, не поддаются на провокации… Они спокойно и организованно проходят на митинг.
— Я всё понял, — кивнул Маркин.
Акция была ориентировочно запланирована на конец августа или самое начало сентября, но в любом случае так, чтобы оставалось ещё достаточно времени до «Антикапитализма-2005» — традиционного осеннего смотра левых сил, к которому нужно было успеть подготовиться как следует.
…В воскресенье Виталик и Дима долго гуляли по одному из подмосковных рынков, где были в изобилии представлены камуфляж, военная атрибутика, пневматическое оружие, ножи, бинокли, фонари и множество других подобных вещей. В таких местах Виталик часто стоял у витрин, затаив дыхание, и думал о том, сколько всего он купил бы себе, будь у него деньги. Но денег не было или почти не было, и приходилось довольствоваться малым. Дима купил себе складной нож, а Виталик — новую камуфляжную футболку, и, с тоской оглядываясь на остающиеся палатки, они направились в сторону железнодорожной насыпи. Если на неё вскарабкаться и пройти пару сотен метров по рельсам, можно было попасть на платформу, минуя турникеты, и доехать до Москвы бесплатно.
На сэкономленные на билетах деньги Виталик повёл Димку в свой любимый тир, накупил пулек и учил его стрелять из пневматики. Тот оказался способным учеником.
Серёгин Дмитрий Дмитриевич. Двадцать лет. Житель Северного административного округа столицы. Студент третьего курса Московского института инженеров транспорта.
* * *Когда Моррисон вёл машину по Тверской улице к Триумфальной площади, он чуть было не сбил двух человек на светофоре.
Виноваты были пешеходы — всегда и во всех странах Моррисон неукоснительно соблюдал правила дорожного движения. Молодой человек и девушка вышли из «Ростикса» возле метро «Маяковская» и побежали, держась за руки, через дорогу на красный свет, решив, видимо, сократить путь до метро и не рассчитав расстояние до его автомобиля.
Моррисон резко ударил по тормозам, услышав отчаянный скрежет шин по асфальту. Парочку спасли его опыт и прекрасная реакция — в какой-то миг между ними и автомобилем оказалось всего несколько сантиметров, и он чудом не зацепил их зеркалом заднего вида.
— Смотри, куда едешь, козёл! — крикнул парень, оборачиваясь к нему.
Моррисон вздрогнул.
На мгновение ему показалось, что на него глянули исподлобья глаза Георгия Нецветова — упрямые, весёлые и злые, как на студенческих фотографиях из его досье.
Но прежде, чем он пришёл в себя, видение скрылось в подземном переходе метро.
«Больше нужно отдыхать», — подумал Моррисон.
…Долгими ночами, утомившись за день, он страдал от бессонницы и нередко вёл молчаливый мысленный диалог со своим мёртвым противником — таким, каким он себе его представлял по документам и фотографиям.
«Я признаю нашу вину перед Вами, Джордж», — так он для себя всегда называл Георгия Ивановича, — «мы не имели права разбрасываться такими людьми, как Вы, и пускать Вашу судьбу на самотёк. Победив Россию, мы недостаточно внимания уделили её главному ресурсу — её людям. Мы должны были предложить Вам лучшую работу по специальности, и Вам не пришлось бы заниматься сомнительными предприятиями, и Вы были бы живы, и жили бы на вилле где-нибудь в Европе, и у Вашей семьи было бы блестящее будущее…»
«С чего Вы взяли, Уильям», — отвечал ему с ухмылкой вечно тридцатипятилетний Нецветов, — «что я согласился бы на подобный вариант? Неужели я похож на человека, способного продать свой талант тем, кто разрушил мою Родину?»
«Вы же ушли из науки, Джордж», — возражал Моррисон, — «Признайтесь честно, Вы выбрали путь преступника. А могли бы реализовать себя в профессии, создавать красивые технические решения. В конце концов, у Вас семья, и так ли Вы отличаетесь от миллионов людей, которые вступали в Коммунистическую партию ради карьеры и благополучия?»
«Вам может быть трудно это понять, Уильям, но я вступал в партию по убеждениям, такие люди тоже были, хотя их было меньшинство. И если я оставил любимую работу и был вынужден зарабатывать деньги для моей семьи так, как диктовало жестокое время — это совершенно не значит, Уильям, что я принял бы Ваше предложение…»
«Я уважаю Вас, Джордж», — пытался убедить оппонента Моррисон, — «но Вашей страны больше нет и никогда не будет. Поэтому стоит жить сегодняшним днём. Мне очень жаль, что так всё сложилось, Джордж, я был бы очень рад пригласить Вас в Европу и обеспечить достойную работу и жизнь Вам и Вашим близким…»
Нецветов рассмеялся страшным смехом.
«У Вас ничего не получится, Уильям. Так и знайте. Мне отсюда всё видно. Я знаю, что Ваше руководство хочет запустить образцы в серийное производство не позднее девятого года. Вам это не удастся. Вы опоздаете. И серия не будет готова к началу десятого года…»
«Откуда… откуда Вы знаете, что производство должно начаться в девятом году?!» — в ужасе воскликнул Моррисон и проснулся.
Он даже не отфиксировал того момента, где мысль переходит в сон.
Он и сам не знал, почему для реализации проекта поставлены именно такие сроки. И не считал нужным интересоваться, полагая, что обо всём, что касается его зоны ответственности, начальство проинформирует его, когда сочтёт нужным.
