Елена Некрасова - Автор сценария
Она уже три часа сидит в «Кофеине». Сначала с однокурсниками, потом одна, а уходить неохота. С однокурсниками не виделась уже года три, оказывается, все в Москве. Пашка сначала уехал к себе в Питер, но не нашел там работы. Теперь снимает квартиру и пишет передачи для НТВ. Артем даже и не пытался вернуться на родину в Омск, там сразу зубы на полку или работать физически… он молодец, всегда был настырным, и вот «пробил» студию Горького, по его сценарию будет сниматься какой-то детский фильм… И Зоя с Викой хорошо устроились, все-таки Москва дает возможность работать по специальности. Причем только Москва… если даже в Питере не нужны сценаристы, да и платят там намного меньше. Вика сильно осунулась… вообще все немного постарели. Москва обеспечивает работой, но высасывает жизненные соки, это точно. Хотя у Вики душевная драма, рассталась с женихом. Пашу тоже бросила жена, повадилась ходить в какую-то секту… Сережа голубой и у него все отлично, похоже. А Зиночка родила от кого-то, но живет с мамой. Мда. С личной жизнью у людей фигня. Так было всегда, интересно? Или сейчас наступило особенное время?
Нужна история любви, но Марьяна не подходит… С ней у Васи ничего серьезного быть не может - трахнулись по быстрому и разбежались по своим делам. С другой стороны, Рита не хочет усложнять Васин образ… но тогда не будет никакой жизненной драмы и напряжения. Потому что только сильные чувства интересны зрителю. Допустим, он будет трахать этих Марьян пачками, но должна быть и другая женщина… типа роковая. Лучше не киношница, скажем, познакомился с ней случайно на улице… она совершенно необычная… Нет, это глупо… и ничего не дает. Они должны вращаться в одном кругу, тогда будет легче создать конфликт, столкнуть чувства и бизнес, к примеру… хм, она может быть продюсером… нет, разве это женщины? Ни одной сексуально привлекательной продюсерши Рита еще не встречала. Грубые издерганные тетки, в неравной борьбе с мужиками… придумать-то можно, конечно, и симпатичную… Даже и страхолюдина подойдет. Которая хочет заполучить симпатичного парня. И Вася предает настоящую любовь ради карьеры… но разве такой способен страдать? А он должен… А если Вася скрытый гомик? И осознал это незадолго до собственной свадьбы? Нет, чушь-чушь-чушь… Единственное, что она знает точно – это куда можно вставить потрясающую историю про вазу с говном, которую ей только что рассказала Вика. Рассказала и подарила. Пусть, мол, этот засранец узнает себя в твоем фильме…
МОСФИЛЬМ-СЦЕНАРИЙ
Сцена 4. «Старичок-1»» Натура. День. Лето.
На съёмочной площадке фильма «Страх и любовь» кипит работа. Пиротехники, художники, рабочие-постановщики заканчивают приготовления к съёмкам. Несколько санитарных грузовиков с «ранеными» бойцами стоит на изрытой «снарядами» земле. Валяются присыпанные землёй мешки, алюминиевый таз, большая кукла, обломки гитары и т.п.
Рабочие выкладывают рельсы, помощники оператора устанавливают камеру на кран-стрелку.
Сухонький старичок - «одуванчик» лет восьмидесяти, а то и больше, вкрадчиво обращается к оператору-постановщику, мужчине средних лет: «А вот скажи-ка, сынок, каким объективом ты будешь это снимать?»
- Хорошим объективом, отец… - оператор хочет отойти, но старичок цепко берёт его под руку.
- А ты не мог бы, сынок, дать мне в него посмотреть?
- Извини, отец, я тебе потом покажу, ладно?
- Как скажешь, сынок… - старичок отпускает оператора.
Режиссёр, грузный мужчина лет пятидесяти, то и дело промокая вспотевшее лицо салфеткой, даёт наставление актёрам – женщине в ватнике и резиновых сапогах и мужчине в длинном клетчатом плаще с капюшоном.
Старичок – «одуванчик» с серьёзным видом расхаживает по съёмочной площадке, разглядывая лежащие на земле предметы, подходит к худощавому усатому мужчине в длинном бесформенном свитере (это художник-постановщик), и вежливо произносит, взяв его под руку: «Простите, дорогуша, но в то время таких кукол не было, с такими длинными волосами, понимаешь ли… особенно в деревне».
Художник молча вздыхает, старичок продолжает: «И ковриков таких тоже не было, деточка. Вот таз подходящий, стенные часы подходящие, мешки, понятно…»
- Мы снимаем общий план, папаша, этих нюансов никто не увидит, – художник говорит, с трудом сдерживая раздражение.
- Это не нюансы, дорогуша, это правда жизни.
- Это, папаша, не жизнь, а искусство, – высвободив руку, художник устремляется на другой конец площадки что-то объяснять рабочим, а старичок семенит по направлению к оператору.
Молоденькая ассистентка подбегает к режиссёру: «Виктор Иванович! Там студенты пришли посмотреть съёмку, где им можно встать?»
- Какие студенты? Этого ещё не хватало!
- Как это? – ассистентка растеряна. – Вы же им вчера сами разрешили прийти…
- Ммда? А чьи они?
- Да не помню я, Виктор Иванович! Но вы им точно разрешили, по телефону.
К ним подходит оператор-постановщик, вид у него озабоченный:
- Слушай, Вить, будь другом, займи чем-нибудь Льва Львовича, я тебя прошу...
- О! - режиссёр поворачивается к ассистентке, - Оленька,
отведите Льва Львовича к студентам, пусть расскажет им о фильме, о войне…
и всё такое. Давайте, давайте, пора начинать. Стемнеет скоро! Все готовы?
Массовка готова? Давайте, давайте…
Съёмочная группа приходит в движение, для непосвященного хаотическое. Чуть поодаль две женщины курят и беседуют, сидя на складных стульчиках.
Блондинка, мельком взглянув на суету, царящую вокруг: «Я чувствую, мы сегодня уже не понадобимся, как думаешь? »
- Скорей всего… - смотрит на часы брюнетка, - Ну так слушай дальше! Короче, мы с ним расстались. Но уходя, этот урод нагадил в китайскую вазу, которая стояла у меня на шкафу в гостиной! И целую неделю в квартире был такой запах…
- С ума сойти! – глаза блондинки округляются, - он что, совсем ненормальный? А ты ещё замуж за него собиралась!
- Решил отомстить напоследок. Такое узкое горлышко, мне бы в голову никогда не пришло, если б она вчера не разбилась! Я тогда всю квартиру перемыла, все углы, вообще не знала, что думать, проветриваю целыми днями, мёрзну, зима же была…
Раздаётся оглушительный взрыв, всё окутывают клубы чёрного дыма.
Дым постепенно рассеивается, и мы видим сквозь струи дождя грузовики с красными крестами, в которых сидят перебинтованные бойцы, и слышим истошный женский крик: «Люди!! Держите его! Это фашистский диверсант!» Кричит деревенская баба в ватнике, со всех сторон к ней сбегаются люди, окружая человека в клетчатом плаще с капюшоном.
- Да что вы, товарищи, я же свой, я диспетчер железнодорожного узла, иду на дежурство, - человек в плаще пытается убедить обступивший его народ.
- Это шпион! Парашютист! Я видела, как он приземлился! Хватайте его скорее, а то сбежит! – не унимается баба и двое мужиков заламывают руки человеку в плаще. Тот выкрикивает срывающимся от волнения голосом:
«Товарищи! Вы ошибаетесь!…Я могу показать документы!…Ну какой же я немец…»
- Ишь как по-нашему выучился, гад…- сощуривает глаза мужик в кепке.
- Чаво его слушать, пустить в расход, и все дела… - советует другой мужик.
- Бей его!! – кричит третий и кидает камень в голову пленённого. Тот обмякает на руках держащих его мужиков.
Народ бросается бить пленника, но тут раздаётся властный бас: «А ну-ка прекратить!»
- Вот так-то, чуть не убили меня, деточки… - рассказывает старичок
студентам, сидя на каком-то ящике. Студенты тоже расположились на ящиках вокруг него. Съёмка недавно закончилась. От площадки отъезжают грузовики, идёт погрузка техники, реквизита и т.п.
- А этот плащ злополучный импортный был, немецкий, в Ленинграде купленный, вот из-за него вся паника и началась. Если б не проезжал тогда мимо наш военный комендант, забили бы меня до смерти…
- А почему ваш фильм называется «Страх и любовь»? - спрашивает бледный молодой человек с серьгой.
- Так я же всё время влюблялся, деточка. Четырежды был ранен, два раза контужен, кругом бомбёжки, смерть, разрушения… а я всё равно постоянно влюблялся в хорошеньких девушек! Такая вот у меня особенность…
Негр Дмитрий и чукча Иван стоят неподалёку, рассматривая бумажку. «Василий Милорадов, директор» – вслух читает Дмитрий, вопросительно смотрит на Ивана. – Ну что, ты пойдёшь?
