Элис Хоффман - Помеченная звездами
Меня послали к ней, потому что я была никем, простой уборщицей.
Я шла и собирала лягушек в кувшин. Отломила несколько обуглившихся веточек с дерева, в которое ударила молния, и связала платком. Подняла птичьи косточки и положила в карман.
У колодца я остановилась и взглянула на черную воду, но не увидела себя. Только восходящую луну.
Стояла ночь, и улицы были пустынными. Люди заперли двери.
— Что ты мне принесла? — спросила ведьма.
Я протянула ей лягушек, головешки, птичьи косточки. Она сварила суп и предложила мне попробоватъ. Люди по всей округе голодали. Мои бедные сестры превратились в кожу да кости. Я села обедать. Когда ведьма собралась уходить, я уже стояла у двери.
На лечение требовалось время, по меньшей мере восемь — десять недель. Клэр пришлось сделать сложную операцию. Ей вставили металлический стержень в левое плечо, скрепили штифтами раздробленный локоть. Надели две тяжелые шины от запястий до самых плеч. Клэр не жаловалась. Она поступила так, как должно, и теперь носила знаки своей отваги. Она молчала, когда ее кормили с ложечки и переворачивали за нее страницы книги. Она даже душ не могла принять, не завернувшись прежде в полиэтилен. Единственное, что она могла делать, — смотреть в окно на Найтингейл-лейн. Если бы пострадала Эльв, она бы не позволила себя сломить и прогнала бы боль. Клэр старалась подражать сестре, но руки все еще болели, и чувствовала она себя плохо. Иногда она плакала во сне.
Клэр не говорила Эльв, что до сих пор видит сны о Центральном парке. Так глупо, так по-детски! Ей снились кошмары о траве и крови. Она приказывала лошади прыгнуть, но та спотыкалась и падала. Порой Клэр просыпалась среди ночи от собственных тихих всхлипываний. Мир становился четким, глаза привыкали к темноте, и она различала силуэт спящей Мег и очертания комнаты. Вот светлые обои с кремовыми и лимонными полосками, а вот три белых комода со стеклянными ручками, а вот высокий книжный шкаф. Иногда Эльв не было в постели. Наверное, она пропадала в Арнелле, спускалась в него по тайной лестнице, бросив сестер.
Заслышав шорох пыльных листьев боярышника в темноте, Клэр знала, что Эльв сидит на верхней ветке и дышит холодным ночным воздухом, хотя разглядеть сестру было непросто. Когда они вернулись осенью в школу, того учителя и след простыл, но Эльв шептала, что осторожность все равно не повредит. Она глядела на мостовую, асфальт, деревья с мокрыми, разбухшими ветками. Было так тихо, что Найтингейл-лейн казалась воротами в другой мир.
Клэр против воли гадала, что случилось бы в день золотой свадьбы бабушки и дедушки, если бы Эльв не пожалела лошадей в парке. Чем бы все закончилось, если бы не разговоры о коже, костях и отваге? Возможно, лошадь осталась бы жива. Клэр ежилась, думая об этом. То же самое она чувствовала в восемь лет, после развода родителей. Деревья во дворе были облеплены коконами шелкопряда, словно весь мир был обмотан серой нитью. Люди говорили, что хотят помочь, но поступали совсем наоборот. Клэр было спокойнее, когда Эльв сидела на дереве.
Возвращаясь из школы, Эльв всегда приносила Клэр стаканчик мягкого ванильного мороженого. Она кормила сестру с пластмассовой ложечки. Укладывала в постель и рассказывала сказки о трех сестрах из Арнелля. У каждой было свое, особое задание: найти любовь, найти покой, найти самое себя. Между сестрами существовала нерушимая связь. Клэр это понимала. После несчастного случая они с Эльв проводили вместе больше времени, чем раньше. Мег допоздна просиживала в школе — школьная газета, уроки рисования, французский клуб, но Эльв после занятий спешила домой, пропуская уроки танцев. Она сказала матери, что бросила танцы, чтобы помогать Клэр, но была и другая причина. Ей не нравилось смотреть на себя в зеркала танцевальной студии. Ей мерещилось, что другие девочки намного грациознее. Она была слишком высокой, слишком неуклюжей. Но ее учительница, миссис Кин, считала, что у Эльв настоящий талант. Учительница зашла в раздевалку, когда остальные девочки отправились разминаться, и сказала Эльв, что пора учиться танцам всерьез. Надо посвятить им жизнь. Танцор должен жертвовать собой. Такая красивая девочка сможет добиться всего, чего захочет. После разговора Эльв сидела в раздевалке. Слова эхом отражались от стен. Было душно, пахло потом. Эльв чувствовала, как растут ее черные крылья. Она родом из Арнелля. Миссис Кин не поняла, что она подменыш. Она ничего о ней не знает. Тогда Эльв и начала пропускать занятия.
— А я какая сестра? — спросила Клэр, узнав, что старая королева ищет преемницу.
Претендентка должна была вложить ладонь в пасть льва, руку в зубы змеи и все тело — в гнездо красных огненных муравьев. Она должна была с закрытыми глазами отличить правду от лжи. Ложь воняла скипидаром, помоями, зеленым калиевым мылом. Будущая королева должна была увернуться от веревок и железных коробок, издалека разглядеть предательство.
— Ты лучшая сестра, Gigi.
«Gig» по-арнелльски означало «сестра». Длинные черные волосы Эльв были зачесаны наверх. А у Клэр волосы свалялись из-за того, что она много времени проводила в постели и спала слишком беспокойно. Эльв провела рукой по колтунам на голове сестры.
— Нет, — возразила Клэр. — Лучшая сестра — это ты.
Эльв придвинулась ближе и зашептала:
— Однажды я увидела на дороге демона. Я побежала, но сообразила, что бросила тебя.
— Ты вернулась за мной, — продолжила Клэр.
Эльв обняла сестру. Обе засмеялись, когда шина Клэр стукнулась о край кровати.
— Le kilka lastil, — произнесла Эльв.
«Этой штукой и убить недолго».
— Je ne je hailil, — ответила Клэр.
«Убью, если придется».
— Нет, — улыбнулась Эльв. — Ты добрая сестра.
Мег вернулась домой с набитым рюкзаком и села в изножье постели. Она знала, что сестры умолкают в ее присутствии.
— В школе все говорят о тебе, — сообщила она Клэр. — Ты теперь звезда.
— Нет, — возразила Клэр. — Не может быть.
— Еще как может, — настаивала Мег. — Суперзвезда. Уровня «Шестой страницы».[6]
По-видимому, в «Нью-Йорк пост» появилась статья о дурном обращении с лошадьми. Журналист упомянул девочку из Норт-Пойнт-Харбора, которая изо всех сил пыталась удержать понесшую лошадь. Защитники прав животных сложили посреди большого луга в Центральном парке алтарь из подков и камней в честь девочки и лошади. Люди приносили к алтарю цветы и разбрасывали по траве.
— Se breka dell minta, — торжественно произнесла Эльв.
«Мы должны принести тебе розы».
— Что ж, лично я принесла домашнее задание. — Мег достала бумаги и книги, которые взяла в классе Клэр. — Я буду задавать вопросы, ты отвечать, а я записывать ответы.
— Может, сделаешь все сама? — спросила Эльв. — Это было бы намного проще.
— Но я же не знаю, что она ответит.
Мег любила жевать карандаши, хотя опасалась отравления свинцом. Она недавно обнаружила у себя кучу вредных привычек. Ей все чаще хотелось побыть одной. Она мечтала переехать в маленькую спальню внизу, но боялась обидеть сестер. Скорей бы в колледж! В свободное время она ходила в школьную библиотеку и изучала каталоги колледжей.
— А я знаю, — похвасталась Эльв. — Я знаю ее вдоль и поперек.
Эльв схватила домашнее задание. Надо было написать сочинение о европейской столице. Эльв выбрала Париж. Она написала о Лувре, где девочки провели много часов в прошлую поездку. Позже, когда Эльв прочла сочинение вслух, Клэр попросила не менять ни строчки. Сестра все описала досконально, даже то, как Клэр зашла после музея в свою любимую мороженицу «Бертийон».
— Любимый сорт? — спросила Эльв.
Сестры хором крикнули:
— Ванильное!
Даже Мег знала ответ. Клэр никогда не изменяла своим вкусам. Она отказывалась пробовать другие сорта. После этого девочкам почему-то стало легче на душе, как будто ничего вовеки не изменится и они всегда будут абсолютно понимать друг друга, даже если больше никто на свете не будет.
Анни не стала наказывать Клэр за случай с лошадью. Ей советовали быть построже, иначе девочки станут упрямыми и распущенными. Говорили, что молодость играет с судьбой. Но Анни была убеждена, что Клэр и так изрядно поплатилась за свою ошибку. В конце месяца Клэр поняла почему: весенние каникулы взаперти — весьма жестокое наказание. Девочки должны были поехать к бабушке и дедушке, но во Францию отправились лишь Мег и Эльв. Сестры никогда еще не расставались. Клэр впервые осталась одна на чердаке. По ночам, под шелест листьев боярышника, она накрывалась одеялом с головой. Двенадцать — самый гадкий возраст. Ты уже не та, что прежде, но еще не та, кем станешь. Висишь в пустоте. Клэр приходилось считать до тысячи, чтобы уснуть. Она скучала по Эльв, несущей дозор на дереве. Скучала по ровному сонному дыханию Мег.
