Александр Ольшанский - Евангелие от Ивана
Их знакомству более тысячи лет! Когда-то этот нечистый сказал ему: «Мне понятно, как вокруг песчинки в створке моллюска образуется жемчужина, но я не понимаю, что может образоваться в душе русского человека вокруг куска чаги! Обрастает она какими-то дурацкими суевериями, обволакивается паутиной преданий, никому ненужных традиций, неизвестно почему называемыми добрыми… Между тем, лучшего помощника, чем ваше чаговое сиятельство, мне и не сыскать!» И захохотал, довольный. На следующий день был зарезан царевич Дмитрий.
Что ж, если он кусок чаги, пусть будет так. Проплыл бы две с половиной тысячи лет по Малому Танаису незамеченным доброжилами, так нет же, заметили, одухотворили! И с тех пор он ни разу не видел, чтобы нарушался закон: каков народ, таковы его и правители. Какие люди — таковы у них традиции, какие у людей страсти — таковы у них боги, доброжилы и лукавые. Все это, вместе взятое, ни что иное, как сгустки энергии разума и эмоций человеческих поколений. Аура и карма, как нынче говорят. В них и взлеты мысли и проявления неслыханной отваги, прозрения народного гения, но и падения — честь и позор идут рядом, плечо к плечу.
Добро неизменно побеждает Зло? Как бы не так! Добро якобы побеждает, в действительности же люди от поколения к поколению становятся злее и бессердечнее. И не Добром, а злобой и жестокостью они спасаются от себе же подобных. Злого побеждает не добрый, а еще более злой, безжалостного побеждает еще более безжалостный — человечество соскользнуло на эту дьявольскую стезю. Спасаясь физически, люди умерщвляют себя духовно и нравственно. Над Божьими заповедями смеются: материальные блага, обеспечивающие максимальный комфорт, ради чего можно пойти на что угодно, — вот и вся премудрость современного человечества.
Разумеется, самоубийственную эту философию не все исповедуют. Кое-кто то ли по инерции, то ли по привычке все еще любит рассуждать о каком-то духовном смысле жизни, о высоких целях, о том, что нравственно, а что совсем аморально, тогда как человекообразные инфузории заполняют не только болото, но и все пространство жизни, отравляя его своими безмерными желаниями и испражнениями. Героем времени становится не благородный рыцарь, совершающий подвиги в честь дамы сердца, а обыкновенный бандит, ворюга и рэкетир, способный раскаленным утюгом выпаривать из своих жертв и «зелень», и «дерево». Так стоит ли бороться за человека, который постоять за себя ленится или боится? Если его устраивает такая пакостная жизнь? Почему же кто-то должен быть святее папы римского? «Вот уж ввернул сравненьице!» — рассердился на себя Великий Дедка.
— Ох, и интересные времена нагрянули, но какие же они мерзопакостные! — воскликнул он непроизвольно.
— Истинно так, ваше высокопревосходительство! — пропищал черт на палке, который все это время наблюдал за Великим Дедкой, а теперь азартно посверкивал огненными глазками, явно посмеиваясь над ним.
В наказание за дерзость Великий Дедка шваркнул концом посоха с офицером связи по прибрежным корягам и напялил на него жесткую власяницу из хвоста вороного жеребца да еще и щетиной внутрь. Так было заведено обращаться с посланником нечистого две с половиной тысячи лет, поскольку никакого человеческого отношения к себе не заслуживал. Традиция есть традиция.
Однако ему надо было для себя делать вывод. Неутешительным он получался: Зло и Добро поменялись местами, причем Добро истончается с каждым днем, а Зло жиреет и наглеет. Люди в ловушке, словно в круговом туннеле Зла, который превратился в последнее время в своего рода синхрофазотрон — малейшей искорки Зла достаточно, чтобы вызвать шквал всевозможного негодяйства и сволочизма. И нет пока никаких возможностей, чтобы в сознании людей Добро заняло свое место, а Зло — свое. Так пусть же и Добро послужит Злу, пусть же нигде, ни в чем, никогда и никому не будет Добра!? Может, лишь тогда люди истоскуются по Добру и вспомнят о нем? Но жить без Добра, во Зле и во имя Зла?! Это зверь не ведает, что такое Добро и что такое Зло, но и ему хочется Добра. Но клин клином?..
Не ведает нынешний Московский Лукавый, что такое Добро и что такое Зло?! Будет способствовать тому, чтобы они заняли положенные им места?! Бессмысленно в данном случае говорить, но так хочется сказать: «Ох, не лукавьте…» Вот уж поистине, ваше сатанинское превосходительство, лучшего помощника, чем старый кусок березовый чаги, отныне вам не сыскать! Не сыскать…
На глаза Великого Дедки, в кои веки, навернулась влага — жалко ему было разнесчастную огромную страну, но тут же взял себя в руки и подумал о том, что стрекозы, однако, побойчей засверкали прозрачными крылышками, кружась над безмятежной гладью воды и ярко-желтыми кувшинками.
Если бы кто видел в этот момент предводителя доброжилов, то поразился бы его сходству с врубелевским Паном, только плачущим. Впрочем, когда художник писал картину, Великий Дедка посещал его воображение.
Глава четвертая
За исполнение должности новый Московский Лукавый взялся круто, руководил, подобно стальному вождю одного сорокамиллионного народа, в основном на месте. Поймал как-то Кощея Бессмертного, давнего оппонента своего предшественника, и велел ему пределы киностудии «Союзмультфильм» без особого разрешения не покидать. Под страхом того, что тут же его обломает — точнее, сломает кончик иголки, в котором, как известно, запрятан исход его бессмертия.
Беса-эколога отправил в ознакомительную командировку в Индию — поучиться организации массовых отравлений. Бесу-дендрологу дал контрольную цифру — извести в ближайшие годы не менее миллиона деревьев в Лимитграде. Иначе он ненавистную ему столицу и не называл.
Бес-эколог присутствовал при выдаче задания и посмел предложить свои услуги: в его лабораториях подготовлена и испытана новейшая смесь для освобождения белокаменной в зимнее время от снега и льда. Смесь на основе обычной соли, иногда с добавлением хлористого калия с повышенным радиоактивным фоном — так сказать, для взбадривания и ускорения биологических процессов. Особенно хорошо отзывались торговцы автомобилями и обувью — от смеси их товары приходили в негодность куда быстрее, поэтому коммерсанты готовы были платить повышенные взятки чиновникам.
— Утверждается, — произнес 666-й и уточнил задание: — Предстоящей зимой Лимитград пересолить так, чтобы троллейбусы превратились в электрические стулья на колесах. Прикоснулась к ступеньке какая-нибудь лимита — и на тот свет. Пересолить не менее семисот тысяч деревьев. И организовать серию показательных посадок по одному-два дерева городским начальством, гостями Лимитграда. Чтобы возле каждого нового дерева торчало по двадцать телекамер. Чтобы все видели и возмущались неслыханной показухой. Имитация, имитация всего и вся, суррогаты вместо всего натурального, умозрительное вместо подлинно разумного, и при этом популизм-ложь, популизм-подлог, популизм-разрушение — вот что взывает к жизни самые прекрасные черты современного человека!
Новый 666-й, несмотря на язвительность и ироничность своего ума, имел слабость увлекаться произнесением собственных речей. При этом он терпеть не мог других говорунов — посылал тучи соглядатаев на митинги и демонстрации, называя их подчеркнуто демон-страциями. Требовал подробнейших отчетов о том, что там говорилось, чтобы можно было в сообщения средств массовой дезинформации внести необходимые коррективы. Однако там несли такую ахинею, что обычно никакого вмешательства практически и не требовалось. Что особенно радовало Лукавого: в процессе самоиндуцирования помешательства один вольтанутый заражал как вирусом гриппа своей дурью всех окружающих. Крыши поехали у миллионов. Поэтому здравые мысли выглядели совершенно дико и нелепо, порой даже вызывающе оскорбительно, невероятно раздражали электорат, как с некоторых пор стали называть народ, тот самый, который с благословения начальства сам себе столько лет пел аллилую.
Однако готовность столичного электората к осатанению, безо всяких усилий со стороны нечистых, была неожиданна и озадачивала Лукавого — получалось, что миллионы новых слуг Сатана получал как бы на халяву. И выходило, что Лукавый и его присные в глазах всенечистого владыки представали отпетыми бездельниками.
Столичная бесовская рать зорко приглядывалась к первым шагам нового своего предводителя. Никто из нечестивой компашки не мог допустить, что их командира сменили ради уничтожения пусть даже миллиона стволов зеленых насаждений или же для замечания Бабе-Яге: «До каких пор будешь лётать на ступе с метлой? Выпиши на складе фотонную ракету». Они осознавали, что им угрожает неизбежная перестройка, и поэтому анализировали его каждый шаг.
Он часто куда-то исчезал — доходили слухи через ведьм-связисток, что ошивался в генштабе Всеселенского Сатаны, мотался по столицам союзных республик. Готовил какую-то крупную акцию, настолько крупную, что потребовалась координация во вселенском масштабе.
