Ольга Паволга - Записки на запястье
Протёрла монитор спиртовой салфеткой — и авторы стали писать заметно тоньше и лучше.
Вовка с компанией всю ночь хлестал самогон, выкидывал из окна стиральную машину и бил морду коту, утром рассматривал снимки в мобильнике, и приговаривал: «Мои картинки, блядь».
На кладбище видела могилу футболиста. Чёрно-белый каменный мяч на зеленом газоне. А если ты, скажем, был патологоанатом?
Деревень с одинаковыми именами в России тьма. Одних Дубровок не сосчитаешь. Размышляла, как же это они друг от друга отличаются. И поняла — у них принадлежность к области, как фамилия!
Вчера видела как мама с ребёнком спорили над пачкой макарон. Мальчик говорил, что они сырые, а мама утверждала, что сухие. Так и не поняли друг друга.
Магазин спецодежды привел меня в совершенный восторг. Там, как в костюмерной, висят на вешалках одежды для медсестёр, парикмахеров, машинистов и поваров. В детстве мне так и представлялся выбор профессии — ходишь по рядам, щупаешь, сравниваешь и на что-то соглашаешься. В аптеке, кстати, продается стетоскоп. В хозяйственном, кстати, продается уличный фонарь. Хочу где-нибудь купить станцию метро.
Приятель видел рекламу ресторана с текстом: «Наш шеф-повар — гений.». Всё радовался, что там в конце уверенная в себе точка.
Серёжина мама в последнее время очень полюбила словесный оборот «бери, не глядя». Вчера описывала упаковку новых творожных сырков, советовала покупать те, что с голубым лебедем в центре и красной каймой по краю. Приговаривала, конечно: «увидите — берите не глядя».
Пережитое меня каждый раз так меняет, что часто чувствую себя конфетой в коробке, которую неаккуратно несли, и я лежу теперь квадратная в кругленькой ячейке.
На асфальте под окнами разбросаны обломки цветной пластмассы. Угадываются части маленькой кабины, кузова, колеса, кругом мелкие осколочки яркого стекла. Наверное, ребёнок вышвырнул пару своих машинок в окно, а всё равно похоже на игрушечную автокатастрофу. Но сознание всё время заменяет её на «детскую», и очень страшно.
В метро везли таксу в длинном саквояже коричневой кожи, как в вечернем наряде.
Заметила жёлтые листья по краю дорожки сквера, обрадовалась, что скоро осень. Она нравится мне как завершение всякого праздника, ни начала, ни середины которого я не люблю. Мне приятнее всего первая чашка чая после большого застолья.
В отпуске мои руки отлично загорели, покрылись приятной матовой бронзой. Поймала себя на том, что не могу отвести взгляд от своей руки, начиная со сгиба в локте до запястья. Потом поняла, что эта часть очень похожа на зажаренную куриную ножку, а я на диете.
В метро у турникетов я всегда размышляю о том, все ли родители, когда их детям от семи до восьми лет, обманывают контролеров.
В вагон зашел мужчина с сидением для унитаза в руках. Оно было розовое, мягкое, вышитое райскими птицами. Было видно, что хозяин стесняется и жалеет, что не спрятал круг в какой-нибудь пакет. Я очень хотела, чтобы он положил его на освободившееся место и сел сверху. И чтобы потом вошла очень-очень старенькая бабушка.
Опытным путем выяснено, что пододеяльник лучше подходит на роль простыни, чем сама простынь. Его можно не стирать 4 раза.
На кассе мужчина пробил мыло, бритву и две бутылки коньяка. Чист, брит и пьян.
Поезд остановился в туннеле. Стало жарко и противно. Машинист объявил о задержке по техническим причинам, а стоящий рядом мужик тут же парировал: «Да пошел ты!»
Не ругался, подгонял.
Объявление: «Семья без детей и животных ищет квартиру». Жалко их нестерпимо, хочется помочь.
Видела рекламу польских пельменей. На картинке изображена дымящаяся чашка, в ней уже плавает несколько пельменей, а один висит над ней на веревочке, как чайный пакетик. Хочется спасти его от самоубийства, затейник решил утопиться через повешение.
Когда собеседник плох, но деться некуда и приходится вести долгие пустые, душные разговоры, ты похож на голодную белку, разбирающую пустые скорлупки.
На входе в супермаркет раздавали жвачки и презервативы. — О, резинки: жевательная и желательная, — радуется Серёжа.
В первый день загородом всё кажется недружелюбным. Купола палаток — ожоговые волдыри, их колышущиеся стенки так и хочется проткнуть. Ночное небо — изъеденное молью черное платье напросвет, облака плывут подгорелыми безе, у сосен искривление позвоночника, а у березовых веток артрит.
Жить без цивилизации можно только вокруг костра. От него и тепло, и свет, а самое главное — он уничтожитель всякого мусора. За несколько дней привыкаешь к этому универсальному жерлу, и потом его довольно ощутимо не хватает. Первое время так и вовсе тянет жечь всё, что только может сойти за мусор, чтобы только посмотреть, как же оно будет бесследно исчезать. Видимо, не только Богом-творцом хочется быть, но и наоборот.
На досках «Разыскивается» возле милиции в Муроме листки только с русскими лицами, что совсем выбивает из колеи. Родные такие, свои морды. Как предательство.
В Муроме ездит ржавая безбожно громыхающая мусорная машина.
На ней написано «Подарим городу доброе утро!». Ещё встретился плакат «Спорт — это не предмет роскоши, его отсутствие ничем возместить нельзя».
По улице шли беременная девушка и её спутник, обнимающий большой арбуз. Объемы настоящего и фальшивого животов были так похожи, что я решила, будто бы парень из солидарности ходит так всё время, не покладая рук.
Юля рассказывает про коня, на котором ей довелось прокатиться:
— Он так плавно меня вёз, так бережно, что даже на галопе можно было пить чай! Это как… как…
— Иномарка, — вздыхает понимающе Серёжа.
Аня пересказывала байку о рыбаке, который купил живых карпов, выпустил их в ванну, а ночью не мог уснуть, всё думал, будут ли они там клевать. Встал с постели, набросил штормовку и пошел проверять. Жена проснулась и вызвала скорую помощь.
На крышке банки с соком была изображена румяная молодка, под её грудью было написано «ПОМИДОРЬЕ», а сок между тем был яблочный!
Ира выразилась о какой-то территориально отдаленной точке фразой «к херу на географию». Смысла я не понимаю, но мне все кажется, что нужно идти на урок к учителю с такой фамилией.
Аня взахлеб рассказывает про кобылу, которую она недавно видела. Расписывает её грацию, стать и плавные линии. В конце выдыхает изнеможенно:
— Такая красивая, что мне хочется стать конём!
Пижма — это обгаданная ромашка.
Возле костра кто-то вяло бренчит битловскую «Yesterday». Слышится ворчание:
— От твоей игры Леннон в гробу вертится.
— Это Маккартни песня, он ещё жив.
— И ему уже нездоровится!
Я очень хочу спросить жителей города Мурома, почему магазин видеотехники у них называется «Мармелад», а свинина в меню, наоборот, «Дубинушка»?
Летом воздух нашпигован мелькающими крошечными самолётами. Осы, комары, слепни, жуки, бабочки — все представители разных авиакомпаний. Бипланам-стрекозам, например, вечно не дают посадки, и они любят друг друга прямо в воздухе. Удивительно, как никто ни с кем не сталкивается — воздушные потоки поделены и контролируются каким-то далеким диспетчером.
А птицы — это международные авиалинии.
Назначила встречу с новой знакомой. Я не знала, как она будет выглядеть, кроме того, что на ногах у неё будут плетёные босоножки с ромашкой. Поэтому я ждала и смотрела только на ноги. Боже, сколько же их было! Больше, чем людей. Раза примерно в два.
Розовый Советский Союз на пачке Беломора похож на человеческий мозг.
Когда я пришла устраиваться на очередную работу, то начальник на собеседовании использовал понятия «элита общепита» и «звезда ресторатора», а также предлагал вывести журавля в небе на международную орбиту. От изумления я проработала там год.
Пожилой мужчина держит на коленях маленького ребёнка. Маленькое лицо наклеено на большое, и сразу становится очевидна работа времени.
Когда в Москве один за другим случались несчастья, рушились дома, взрывалось метро, горела телебашня, захватывали заложников в театре, я всё гнала от себя навязчивую мысль, что это просто кончился театральный сезон, разбирают ненужные декорации, увольняют лишних актеров. И Карабас-Барабас скоро повесит на гвоздь и меня тоже.
Одна моя соседка жаловалась, что в её кухне вдруг стало пахнуть незнакомым мужчиной, сигаретами и пивом. Я всё жалела её за одиночество, но потом выяснилось, что сосед сверху, будучи алкоголиком, которому не давали пить дома, днём спускался на её балкон, заходил в квартиру и проводил там время до вечера. Соседке доставался запах.
