Бен Элтон - Попкорн
– Валяйте, профессор, – отозвался он и улыбнулся студентам, как бы говоря: «Так уж и быть, сделаем приятное старому козлу».
– Не кажется ли вам, что равноценного эффекта в данной сцене можно было бы добиться и без обследования интимных органов героини?
Брюса вопрос профессора застал врасплох. Он что – критикует его? Этого просто не может быть. В конце концов, Брюс номинирован на «Оскар».
– Что-что? – переспросил он.
– Кхм, – профессор Чэмберс прокашлялся. Ему было неуютно от ощущения, что взгляды всех присутствующих устремились на него. – Я просто спросил, не кажется ли вам, что равноценного эффекта в данной сцене можно было бы достичь и без обследования интимных органов героини?
Возникла напряженная пауза: Брюс размышлял, не раздавить ли ему это мелкое бородатое насекомое каблуком своего стильного остроносого ботинка. Нет, решил он, такой вариант не годится. Ни на кого не стоит тратить больше усилий, чем он заслуживает, а этот тип усилий не заслуживал вообще. Брюс ограничился тем, что смерил Чэмберса недоуменным взглядом.
– Интимные органы здесь не показаны, – сказал он. – Вы что, профессор, не смотрели фрагмент?
– Я понимаю, что интимные органы не показаны, – возразил профессор Чэмберс немного нервно. – И тем не менее они играют в происходящем несоразмерно большую роль.
Старикан действительно его критиковал. Как будто Брюс – какая-то тема для журнальной статьи. Брюсу показалось, что беседа затянулась. Ему хотелось пообщаться с модной молодежью, а не со старым дураком.
– Я не снимаю фильмов, эксплуатирующих низменные чувства, – сказал он, своим видом показывая, что тема закрыта, и снова повернулся к залу, чтобы порадовать взгляд морем юных лиц, светящихся обожанием и ловящих каждое его слово.
Профессор Чэмберс вздохнул. Из-за морщинистого лица и седой бороды он выглядел старше своих лет. А сейчас чувствовал себя учителем, втянутым в пререкания с талантливым, но строптивым школьником – гением физики, увлеченно изготавливающим бомбочки-вонючки, или одаренным юным писателем, который во все свои сочинения непременно вставляет нецензурщину. Профессор Чэмберс не считал себя унылым и старомодным: однажды он даже написал для «Бостон литерари ревью» благожелательную статью о творчестве Джима Моррисона. Но ведь всему же существует предел, думал профессор Чэмберс. Эротика – одно дело, а порнография – совсем другое. По его глубокому убеждению, исследовать интимные части тела можно на приеме у врача или во время любовного акта. Но никак не в поисках кокаина.
– И тем не менее, – сказал он, обращаясь к спине Брюса, – персонаж по имени мистер Кокс разглядывает интимные органы девушки. Разве не так?
– Это ирония, – ответил Брюс, даже не взглянув на оппонента.
– Ирония?
– Конечно.
– Я вас не понимаю.
Брюс собрал последние запасы терпения.
– Персонаж по имени мистер Кокс, – сказал он так, как будто разговаривал с человеком, пожертвовавшим для трансплантации свой мозг, – разглядывая интимные органы персонажа по имени Тони, тем самым занимает позицию иронического сопоставления со зрителем. Это вы поняли, профессор?
– Боюсь, что нет. Я совершенно не уловил в этой сцене иронического сопоставления. Наверное, туго соображаю?
В поиске сочувствия Брюс бросил в аудиторию взгляд, полный праведного гнева, но ожидаемой реакции не встретил. Студенты несколько растерялись: большинству из них «позиция иронического сопоставления» представлялась чем-то из постельного репертуара. Кто-то нервно захихикал.
– При всем моем уважении, – тихо добавил профессор, – мне эта сцена показалась довольно грубой.
Ситуация становилась неловкой. Брюс, как и большинство людей, терпеть не мог неловкости. Он создал себе образ расслабленного клевого парня, взрослого тинейджера в модных темных очках, которому абсолютно на все наплевать, озорного гения в расцвете сил, нарушающего все правила и запреты. Это он должен давать жару всяким там консерваторам вроде университетских профессоров, а не они ему. И надо же! В величайший из дней, в день вручения «Оскара», когда Брюсу следовало бы наслаждаться сладостным экстазом славы и купаться в подогреваемых гормонами волнах студенческого поклонения, этот старый зануда делает все возможное, чтобы изгадить его праздник.
Брюс старался сохранять спокойствие. Ему пришлось напомнить себе, насколько он выше этого старого козла. Только сегодня утром «Нью-Йорк таймс» дала о нем восторженную статью, полную фраз вроде «культовая фигура», «Zeitgeist»[1] и «ярчайшие образы нашего времени». Культовые фигуры не позволяют каким-то бородатым гномам вывести их из себя.
– Помните ли вы, что следующий план дается с точки зрения дыры Тони?
Из аудитории послышались смешки, как Брюс и рассчитывал. Грубые словечки, которые он произносил с университетских кафедр, были призваны подчеркнуть, насколько глубоко ему на все и на всех плевать.
– С точки зрения? – переспросил профессор.
– Ну да! Я думал, раз уж вы преподаете основы режиссуры, вам должно быть известно понятие точки зрения.
– Я знаю, что означает «точка зрения». Но мне не…
– Зритель видит физиономию мистера Кокса с точки зрения интимных органов Тони.
– С точки зрения интимных органов?
– Вот именно, с точки зрения интимных органов.
Профессор никогда не слышал ничего подобного. Он задумался о том, могут ли интимные органы иметь точку зрения, и если да, то в чем она заключается.
– Прошу прощения, но все же я не…
– Мистер Кокс разглядывает интимные органы, – прервал профессора Брюс, – а интимные органы, в некотором роде, разглядывают мистера Кокса.
– И в этом заключается ирония?
– Ирония, профессор, заключается в том, что мы из данной сцены извлекаем. Я хотел показать, что для мистера Кокса все это обычная работа. Я ставлю мистера Кокса в необычные обстоятельства, дабы подчеркнуть, что его лицо в этот момент не выражает ничего, кроме деловитости. Ему почти скучно. Просто такая у него работа, обычная американская работа.
Последнее заявление Брюса рассердило профессора Чэмберса уже не на шутку. Даже в голосе сквозило скрытое раздражение. Чтобы расслышать его, нужно было обладать хорошим слухом, но студенты, прекрасно знавшие повадки профессора, заерзали на своих местах.
– То есть, по-вашему, многие в Америке зарабатывают себе на жизнь, стреляя женщинам в живот и шаря у них под юбкой в поисках наркотиков?
– В Америке убийство – это род занятий, друг мой. Такой же вариант карьеры, как преподавание или медицина.
– Ну, наверное, не такой уж обычный вариант…
– Ага! Вашими бы устами…
– Статистические данные, уверен, подтвердили бы мою правоту. – Профессор Чэмберс решил, что нужно двигаться дальше. – Знаете, мистер Деламитри, следующая реплика мистера Кокса – один из самых моих нелюбимых моментов в вашем фильме?
– Вы просто сердце мне разбили. – Брюс устало улыбнулся студентам, которые наградили его ответным смехом.
– Хм-м… да… ну, то есть я понимаю, что о вкусах не спорят, и мой вкус вам откровенно безразличен. Тем не менее, по-моему, слова мистера Кокса «тут есть на что поглядеть» выходят за рамки вкуса вообще.
Брюс застонал сквозь зубы: теперь он был по-настоящему зол. Его уже не волновало, что о нем подумают юные создания. Надо было срочно разбираться с этим типом, который взялся анализировать блестящие, умные, смелые кадры из фильма Брюса с позиции допотопных представлений о пристойности.
– «Тут есть на что поглядеть» – очень важная фраза, ключевая, центральная фраза всего фильма! Она необходима для того, чтобы моя режиссерская идея дошла наконец до самых тупоголовых зрителей.
Атмосфера неловкости сгущалась. Подобные рискованные споры в наши дни нечасто случаются в университетских аудиториях – там все отлично понимают, какими последствиями чреваты высказывания, потенциально оскорбительные для той или иной социальной группы. Ощутив нервозность присутствующих, Брюс попытался умерить свой гнев.
– Я, мистер Чэмберс, отдаю себе отчет в том, что кому-то будет неприятно смотреть этот эпизод. Я также допускаю, что кто-то может найти созданные мною образы возбуждающими. Девушку подвергли грубому насилию, связали, ранили из пистолета, раздели, а потом, когда она находится при смерти, к ней под юбку лезет незнакомый мужчина. Мне подобные образы даются нелегко.
– Отрадно слышать.
– Поэтому, осознавая лежащую на мне ответственность, я помещаю их в особый смысловой контекст. Показываю реакцию мистера Кокса с точки зрения интимных органов героини.
– Вы показываете, как он с улыбкой сообщает, что под юбкой у героини есть на что поглядеть.
