Александр Дорофеев - Мексиканский для начинающих

Петя долго выпрашивал у растерянного официанта шестивесельный ялик.

– Море штормит, – говорил он со всей возможной убедительностью. – Нам вплавь нельзя! Подать мне ялик, вашу мать!

Добравшись кое-как до выхода, мы обнаружили на обширном подносе отрубленную кисть пиратской руки. Она была бесчеловечно утыкана дюжиной деревянных стрелок-зубочисток.

Петя всхлипнул и принялся, как говорится, лобызать эту бедную руку. Причем предательские зубочистки искололи ему весь нос.

– Опомнись, Педро! – отпихивал я его от лобзаний.

– Ну еще разок, – упрашивал Петя, вытаскивая из носа зубочистки. – Еще один последний поцелуйчик! Уно бесито мас! Ультимо!

– Педро, у этой длани другое назначение. Она собирает чаевые.

– Я ей все отдам! – сказал Петя с надрывом. – Бедная, бедная ручка! Бедные пальчики, держите десять песиков. – И он вложил меж большим и указательным зеленого Сапату.

На дворе и впрямь штормило, и мы смогли добраться лишь до окраинной скамейки на опушке центрального парка культуры и отдыха острова Косумель. На этой скамейке мы вышли в открытое море, и волны убаюкали нас, перенеся из привычных трех измерений в какое-то неизведанное.

Очнувшись, я обнаружил, что по мне ползает зверушка. Это был техон, местный вариант барсука. Но если нашенские барсуки, в силу разных причин, довольно нервны и озлоблены, то техон, напротив, мил и беспредельно любезен. Глядя мне прямо в глаза и задушевно улыбаясь, техон вытащил из моего кармана старую морскую галету и попробовал на зуб.

Вообще-то он выглядел легкомысленным лоботрясом и недоучкой. Я строго покачал головой, чем до безумия развеселил техона. Покатываясь со смеху, он упал на землю, воздев к небу лапы и пышный беличий хвост. Потом техон обратил внимание на спящего Петю и, видно, передразнивая меня, тоже укоризненно покачал головой.

– Поехали с нами в Канкун, – предложил я.

Но у островитян собственная гордость. Техон махнул хвостом и, зажав под мышкой галету, чинно удалился в глубины парка. А я уж размечтался, что мы станем друзьями и он будет посиживать на моей голове, открывая время от времени, как крантики, мои замученные ромом чакры.

Увы! Грустно и одиноко в этом мире – без техона на голове.

Я растолкал Петю. Он некоторое время бормотал какую-то пиратскую чепуху.

– Поднять бом-бом-шпринцель! Шпанкоганы, на абордаж!

– Петя, Педро, – тормошил я его, – у тебя где чакры находятся?

– Хрен их знает, – хрипловато отвечал Петя, – погляди в правом кармане.

Вскоре он окончательно проснулся и подпрыгнул на скамейке.

– Поехали на руины – у меня там дело есть!

Когда мы добрались до местных руин под названием «Сан Хервасио», то поняли, что Эрнан Кортес был серьезным малым – крушил от души. Впрочем, Петя, окинув беглым взором обломки древней цивилизации, сказал коротко: «Подходящее место!»

Он вспугнул чету игуан и принялся копать норку под огромным камнем. Я не на шутку перепугался. Стоял на почтительном расстоянии, глядя, как Петя, подобно фокстерьеру, быстро углубляется в островной грунт.

– Педро, что происходит?

Он не отвечал, стремительно уходя под землю. Я подошел ближе:

– Петя! – но до слуха моего донеслось лишь глухое ворчание. Именно так рычит фокстерьер, вцепившись мертвой хваткой в лисью морду.

Я понял, что промедление подобно, и, ухватив Петю за задние ноги, выволок из норы.

– Чего-то я закопался, – обалдело сказал он, присаживаясь на камень, – хотел небольшую ямку, да увлекся…

– А ямка-то зачем?

– Сейчас увидишь, – смущенно ответил Петя и достал из кармана глиняную куколку. Запеленав ее носовым платком, уложил в подкаменную яму и засыпал землей, старательно разровняв поверхность. С минуту, опустив голову на грудь, он постоял у камня, и губы его беззвучно шевелились.

Затем он поднял на меня прозрачные, как воды Карибского моря, глаза.

– Не смейся, пожалуйста. Это же древний обычай – богиня плодородия и все такое прочее! Вот и думаю: может родиться чего-нибудь, – Петя внезапно залился румянцем и потупился. – Ну, я имею в виду – какая-нибудь дельная мысль в голове. К примеру, как Россию обустроить.

Над Петиной пока еще свободной от бремени головой носились ласточки. Они, конечно, многое повидали, эти косумельские ласточки. Но сегодня в их полете сквозила полная растерянность. Одна чуть не врезалась Пете в лоб. Парочка, что помоложе, потеряла сознание и теперь лежали кверху лапками на руинах.

– Все образуется, Педро, – сказал я ласково. – Если ты очень хочешь, обязательно родишь.

Смеркалось, когда мы покинули «Сан Хервасио». Петя был весел и полон лучших предзнаменований.

– С выпивкой завяжу. Курить брошу, – рассуждал он. – Потерплю! Главное, чтобы мысль родилась здоровая! Правда ведь?

А я уже завидовал Пете. Как ни крути, а у него есть теперь надежда. И даже кое-какая вера в богиню Икс-Чель. Вообще он живет, похоже, в другом времени. Или иначе его ощущает – пьет пиво, не ища в нем водки. А если и обнаружит, то искренне удивится и, возможно, порадуется…

Мне тоже хотелось верить, что «в тихой гавани все корабли, что на чужбине уставшие люди светлую радость себе обрели». «Так пел ее голос, летящий в купол…»

Боже, только слово властно над временем. Оно было в самом начале. И будет, может, едва различимое, в самом конце. Боже, если есть слово, которое именно я должен высказать в этой жизни, дай мне сил произнести его!

В двадцати милях от нас с Петей горели огни на побережье полуострова Юкатан. По правую руку был невидимый отсюда Канкун, гнездо Змея, гнездо Времени.

А здесь, на Косумели, оставалась отрубленная рука, держащая меж пальцев Сапату, приятель техон с галетой под мышкой и глиняная куколка, обернутая носовым платком.

Я с интересом поглядывал на Петину голову, пока мы шли от острова к полуострову на барке «Святая Гвадалупана», – нет ли уже признаков?

Петя подремывал. И кто знает, что этим поздним карибским часом зарождалось в его голове.

– Макароны! – вдруг молвил он сквозь сон.

Пятое солнце

Странные были эти ребята – майя. Как говорится, себе на уме. Некоторые, посмекалистей, без особых усилий превращались в ягуаров, орлов или крокодилов. Я, конечно, не могу за это поручиться, но известно – всякое бывало в истории.

Особенно хорошо майя разбирались в астрономии. Задолго до наших дней, примерно пять тысяч лет назад, а может, и все десять, майя точно знали, что на солнце есть пятна, которые здорово влияют на земную жизнь.

Чуть на солнце непорядок, наша бедная планета буквально сходит с рельсов, начинаются потопы, извержения вулканов, землетрясения и прочие неприятности.

Если верить древним майя, уже имели место четыре всемирных катастрофы, которые сгубили немало жизней и даже целые цивилизации. Четыре раза солнце выкидывало невероятные фортеля. И, что грустно, – близится, по предсказаниям майя, пятый.

Время Первого солнца длилось 4008 лет. Это была эпоха Воды. Правила тогда богиня Чалчиутлик. Жили в ту пору гиганты, питавшиеся исключительно кукурузой. Дело кончилось грандиозным потопом, и люди превратились в рыб. Только одна пара – Нене и Тата – спаслась, укрывшись на огромном старом дереве.

Наступила эра Воздуха и бога ветра Эекатля. Второе солнце светило на два года дольше первого – 4010 лет. В те времена люди питались в основном дикими фруктами. Кто знает, что не понравилось богу ветра Эекатлю, но он устраивал такие ураганища, что жизнь стала нестерпимой, и люди превратились в обезьян. Уцелела опять-таки одна пара – естественно, мужчина и женщина.

Взошло Третье солнце, которое продержалось 4081 год. Это было время Огня и бога Тонатью. Как ни странно, все эти четыре с небольшим тысячи лет тогдашнее население продолжало поглощать фрукты, изредка позволяя на десерт немного орехов. Этому потрясающему гастрономическому постоянству до сих пор нет разумного объяснения. Так или иначе, но все, как уже можно было предположить, погибло в огне.

И наступила пора Четвертого солнца, растянувшаяся на 5026 лет. Правил тогда бог дождя и небесного огня Тлалок. Кстати, супруг богини Чалчиутлик. Чем питался народ в то время, майя умалчивают. Известно только, что все, за редким исключением, погибли от голода и кровавого дождя. Некоторым повезло – они превратились в птиц.

В общем, история длинная, в смысле многих тысячелетий, и безотрадная!

Пятое солнце, по расчетам майя взошло 12 августа 3114 года до Рождества Христова. И по сию пору оно нас согревает. Ему уже ни много ни мало – 5118 лет. За эти годы, чем только народ не питался. Надо признать, много было всякой дряни поглощено, включая спиртные напитки типа «бормотухи». Майя предсказали, что нашему Пятому солнцу подойдет конец 22 декабря 2012 года.

Если уж предков, сидевших тысячелетиями на фруктовой диете, сдувало с лица земли, то что же с нами-то грешными будет? Конечно, кое-кто спасется. И отчего-то мне кажется, что непременно уцелеет Педро.