Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в четырех томах. Том 4. Проза

Человек со вставной челюстью молол какую-то совсем уж чушь. Про какой-то дельфиний ультиматум. И выл. Его, наверно, переведут вниз, к буйным. Жаль! Попрошу врача о снисхождении. Все-таки он меня любит. Или привык. Нет, любит, конечно, любит. Иначе почему не отпускает от себя?! Попрошу.

У нас один антисемит есть. Не явный, но про себя. Но я видел, как он смотрел на Мишу Нехамкина сзади. Такой взгляд! Гестаповец бы позавидовал такому взгляду.

Слава богу, я ошибся. Просто Миша помочился на него ночью. Он и смотрел! Еще бы! Посмотришь тут. А Миша тоже… Разве так поступают интеллигентные люди! Мочиться на живого человека, да еще больного! Ай-ай-ай! А еще член-корреспондент какого-то журнала!

Все бегут к окнам и что-то кричат. Что они кричат! Ведь тихий час сейчас. Придет главврач – и всем попадет. Да! Именно этим и кончится.

Кто-то вошел. О! Что это? Что это? Какие-то люди, нет, не люди. Какие-то жуткие существа, похожие на рыб. Это, наверное, из 1-го отделения. Не может быть! Даже там таких не держат. Какой-то жуткий маскарад. Но нет – они улыбаются, они распахнули настежь все входы и выходы, они идут к нам и какими-то чудными голосами что-то читают. Про нас. Мы свободны!

Постановления всего разумного… Неужели! Да здравствует! может быть! Всё не может быть «да здравствует». А по отдельности.

Все обнимаются. А человек со вставной челюстью плачет и говорит:

– Я предупреждал, я сделал все возможное!

А существа хлопают его по спине и пониже: у них низко расположены плавники. Но ласково хлопают. И других хлопают. И все смеются.

Я понял все. Это они, они! Те, что пришли очистить мир для тех, кто прилетит. Отдать под школы! А может, это они и прилетели. И всё, как у меня: и жизнь без сна – не как наказание, а как благо! Моя мысль.

– Я тоже, я тоже помог вам! – это я кричу.

Какое-то существо хлопает меня по уколам и улыбается громадной ослепительной улыбкой. Да это же дельфины, я про них читал и видел фото! Они… Значит, профессор – и есть профессор! Как это я проглядел! При моей-то проницательности! Спасибо вам! Спасибо вам.

Дорогие мои дельфины,Дорогие мои киты!

Мне сказали, что киты подниматься не стали, они большие, они внизу, в 1-м отделении. А кругом музыка, салют из пятидесяти шести залпов – по количеству моих лет!

Спасибо, спасибо вам! Свершилось! И дельфины оказались великодушнее, чем грозили. Они никому ничего не сделали и даже сняли первый пункт. Пейте! Пейте, работники науки! Сейчас можно. Мы свободны! Как хорошо все-таки чувствовать себя здоровым человеком, и чтобы все это знали!..

На берегу океана и вдоль его берегов, на воде и под водой. Бродят какие-то тихие существа. Некоторые из них иногда что-то выкрикнут или забьются в истерике. Но в основном они тихие. К ним все время подплывают дельфины, и они гладят их по спинам, или дельфины гладят их. И существа позволяют дельфинам залезать им на спину и щекотать себя под мышками, и даже улыбаются. Как будто им приятно. А может быть, им и в самом деле хорошо! Кто знает!

1968

КАК-ТО ТАК ВСЕ ВЫШЛО…

Сценарий

В квартире было накурено, шумно, и трудно было разобрать, кто с кем разговаривает. Но это только в первый момент. Когда же немного присмотришься, начинаешь быстро соображать, кто есть кто.

– Леночка, если можно, еще кофе – покрепче и побольше. – Любитель тонизирующих безалкогольных напитков на минуту отвлекся от собеседника.

Тот что-то, вероятно, доказывал или там отстаивал и с досадой ждал, когда собеседник снова к нему повернется.

– Я вас уверяю, Роман, это правда! Я просмотрел много материалов и отчетов ученых. Этот тип из Канады действительно псифотографируется.

– Вы знаете, я бы сам прыгал от восторга, если бы он – этот тип – на самом деле существовал. Но это – бред. И свинцовый экран – чушь, и изображение – все чушь. – Роман был скептиком.

– «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Обожаю вашу манеру спорить, – обиделся собеседник.

– Я не спорю – я утверждаю. Недавно мне все уши прожужжали, что какой-то режиссер может подвешивать предметы. Знаете, в воздухе висит сигарета и дымит, или там туфель, – ну что-нибудь не очень тяжелое. Этот парень вешает предмет, и у него дрожат руки и желваки бегают. Говорили, что у него проверяли пульс до и после, и после – был больше, чем до.

– Да-да, я тоже слышал об этом. Мне даже рассказывали, что водили горящим факелом вокруг висящего предмета – и он все равно висел.

– Ну вот. Я тоже почти поверил, потому что захлебывались такие люди. Какой-то старый инженер после этого фокуса пробовал тоже ночью на кухне и перебил кучу посуды. Меня только всегда смущало – почему не может быть яркий свет…

– Его просто отвлекают и свет и шум. Это вполне понятно.

– Вы очень хотите, чтобы чудеса все-таки были. Поверьте мне, в каком-то высоком смысле – на этом шарике очень скучно. И никаких чудес нет. Я видел этого парня, который таращит глаза и дрожит над висящим коробком, и я неожиданно провел рукой около этого коробка. Это была нитка, обыкновенная нитка. А он был пьян, и реакция ослабла, и он не мог ее разорвать, не успел.

– Не может быть.

– Было, именно так, как я рассказал. Я не показал вида, что заметил, а этот мальчик долго выпытывал, почему я скис и не промелькнуло ли у меня в голове чего-то длинное и черное?

– Ну! А вы?

– А я сказал: не промелькнуло. Но мне было дьявольски обидно, как ребенку, который уже протянул руку за сладким, а взрослый кретин ухмыльнулся и спрятал шоколадку в карман.

– Ну, это не одно и то же. Там – ученые, эксперименты, пресса…

– Там – тоже фокус, и обязательно есть какая-то нитка… Спасибо, Леночка! Я вас совсем загонял! – Он стал пить кофе и хвалить, а Леночка – она-то и была хозяйкой дома, и она-то и собрала это блестящее общество, – Леночка улыбалась всем, старалась, чтобы было удобно, и поминутно бегала на кухню.

Вот она снова побежала, а там села на стул и на несколько секунд закрыла глаза. Она, наверное, жутко устала, а может быть, была и другая причина. Может быть. Она была красива, лет двадцати восьми, и, наверное, умна. Во всяком случае, про нее говорили: она красивая, но умная.

В комнате захохотали, она поднялась, взяла очередную чашку кофе и, надев улыбку, вышла к гостям.

– Я целую неделю провел в суде, – рассказывал длинный и тощий человек, наверное юморист, потому что все сразу приготовились смеяться, хотя было еще не над чем. – Очень похоже на коммунальную квартиру, – продолжал тощий, и некоторые девицы захихикали. – Например, одно дело о разводе. «Он, – говорит жена, – давно денег домой не носит, ходит пьяный, а на днях мое пальто продал – и проиграл на бегах». – «Так ведь я ж тебе его и купил», – отвечает муж. «Ну, пальто еще не повод для развода, – скромно заметил судья, – купит еще». – «Не нужно мне его паршивое пальто, так прохожу, – жена не унималась, – я его больше на порог не пущу, у меня из-за него дистрофия, и доктор так и сказал: не пускать на порог». – «Ах, ты еще и доктора успела подцепить! Да я этого доктора так отделаю, что он в свою же больницу и ляжет!» – Муж был человек воинственный, по вечерам помогал милиции. Но вдруг без всякого перехода и говорит судье: «Гражданин судья…» Заметьте: «гражданин», а не «товарищ». – Тощий на что-то намекал. – «… Гражданин судья, я без этой стервы не могу! И жисть мне не в жисть! Куда я без нее? Люблю эту бабу. Помирите нас, дорогой гражданин!» – А она: «Ой, – говорит, – Костя! Ты б давно так! Пойдем домой! Я тебе и “четверку” куплю, ладно уж». И ушли. – Юморист рассказывал все это серьезно, на голоса, а кругом покатывались со смеху.

Лена тоже хихикнула, а потом подошла к одиноко сидящему неулыбчивому человеку лет пятидесяти – седому, но все еще моложавому.

Он сразу оживился или сделал вид.

– Я знаю, знаю, о чем ‹в›ы спроси‹те›, – сказал он. – Я читал. Неинтересно: во-первых, трудно для перевода, а во-вторых – зачем? Сейчас! Это же все-таки плохая литература. И персонажи скучные. Не понимаю вас! Как может это заинтересовать!

– Я не умею защищать еще не сделанную работу. Но если издательство согласится, я постараюсь переубедить вас, Виктор Евгеньевич! Мне нравится эта «Могила для благих намерений». Я списалась с автором, и он дал добро. – Лена была спокойна.

– Ну ладно, поговорим завтра. В редакции. Если вы так хотите… Только я все-таки не пойму – почему так вдруг и так настойчиво? – спросил редактор или даже директор издательства.

– Мне это очень нужно! – Она больше ничего не сказала.

– Хорошо. До завтра!..

– Леночка! Пожалуйста, еще кофе, а то меня заговорят и я усну. Теперь пошли в ход летающие тарелки или блюдца. Нужно немного топлива для отпора.

Лена снова пошла на кухню и снова вернулась.

Приглашенный бард настроил гитару и запел что-то отвечающее настроению и интеллектуальному уровню компании – что-то из фантастической жизни. Смешно. То и дело все дружно хохотали, а он в это время делал проигрыш. Потом спел что-то фрондирующее, а потом начал разговаривать с какой-то женщиной, которая смотрела на него во все глаза, и хотя пел он самозабвенно, но взгляд засек.