Павел Пепперштейн - Военные рассказы
Она встала перед бойцами отряда и произнесла:
Солдаты Революции!
Вы помните, что индейцы называют словом «вайехо»? Это болезнь, которая и сейчас встречается в наших деревнях – человек выглядит как все остальные, он исполняет свою ежедневную работу, он живет, но у него более нет ощущения жизни.
Это болезнь, которой Капитал пытается заразить нас всех. На нас идут войной живые мертвецы – Капитализм изменился – теперь он не приносит радости никому, и поэтому стремится уничтожить тех, кто еще знает вкус радости. Она вышла к бойцам, ощущая на языке вкус спермы ее любовника – в этом вкусе скрывались для нее реки и тайные тропы страны, за свободу которой они боролись.
Капитал купил не только их совесть, он купил само их существование. Сила, которой Капитал опутал весь мир, скрывает в себе бледную немочь.
Его паучья сеть становится все плотнее, проникает во все щели. Капитализм изменился – раньше он приносил кому-то хотя бы злую радость, теперь он не приносит радости никому, и поэтому стремится уничтожить тех, кто еще знает вкус радости.
Могучий Капитал пронизан завистью к нам, обездоленным, но не сдавшимся, последним сохранившим радость борьбы. Капитал сделал слово «поэзия» непристойным, он сделал слово «счастье » названием своих сделок, он сделал слово «жизнь» синонимом слова «нажива». Он уничтожил смысл слова «достоинство». Мы идем в бой не только за угнетенных и обманутых, мы идем в бой за крики птиц и за слова поэтов, нас ведет в бой сам испанский язык, требуя, чтобы мы вернули смысл его словам.
Мы идем против удушья, против «вайехо», против мира скользких роботов! Я посвящаю этот бой красному флагу, как поэты посвящают стихи возлюбленной.
Говорят, под этим флагом или во имя его совершилось немало зла, но кто подсчитает, сколько зла было совершено во имя любви? Этот флаг, как Венера, становившаяся невинной после каждого соития, – каждый акт любви с ней есть кровопролитие. Тебя не сгноить в болотах, флаг любви! Тебя не купить! Ты – живой огонь наших сердец! Наша война – не такая, как у койотов наживы.
Это – война жизни, война за прорыв сквозь паутину удушья! Да здравствует война! В бой, дети бедных!
Люди отряда вскинули вверх автоматы с криком: VIVA LA GUERRA! VIVA AURA! Многие из них были индейцами и плохо поняли слова речи, другие – старые бойцы – слышали подобные речи много раз, но все это было неваж но – магия испанских слов, низкий таинственный голос Ауры, ее сверкающие узкие черные глаза, ее бесстрастное лицо – все это подействовало на них опьяняюще. Страх и усталость исчезли. Рассеялась спутанность мыслей и вялость движений, навеваемые джунглями. Бой начался.
Им удалось прорваться. Они контратаковали стремительно и отчаянно, отбросили правительственные войска и вырвались из заболоченного участка джунглей на плато, где леса были чище и суше и где много было разбросано деревень, сочувствующих красным герильерос.
На следующее утро Аура проснулась в одной из этих деревень, в спортивном зале католической школы, где временно разместился их штаб. Она сразу поняла, что с ней что-то произошло. Под ней был кожаный мат, над головой висели кольца для гимнастических упражнений, рядом спал Хуан Кайо, все было тихо, но она знала – произошло нечто ужасное. Сначала она подумала, что заболела одной из болезней джунглей, но нет – она чувствовала себя совершенно здоровой и полной сил. Она тихо встала, подошла к открытому окну.
И внезапно поняла: у нее нет языка. Она оцепенела.
Достала зеркало, заглянула в отражение своего открытого рта. Языка не было. Не виднелось никакой раны, ни крови, ничего подобного. Не чувствовалось ни малейшей боли. Язык просто исчез, как будто его не было никогда.
Она быстро достала флягу с ромом, сделала глоток. Спиртное слегка обожгло гортань, но она не почувствовала вкуса. Затем она закурила – было предельно странно вдыхать дым, не имея языка.
Не имея этой чувствительной дорожки, по которой бежит дым.
Она задумалась.
Она спросила себя: что произошло? и ее сознание ответило одним единственным словом:
«Яба».
Это было индейское слово: так говорили в тех местах, где она родилась. Это слово, чрезвычайно важное для тех мест, означает колдовство. То, что произошло, могло иметь одно единственное объяснение – яба. Она стала жертвой заклятия.
Аура была убежденной марксисткой, но не «темной» марксисткой, она была образована и умна, и прекрасно понимала, что магия – это реальность.
Ее индейские корни сообщали ей об этом, и она не думала, что между магией и марксизмом есть хотя бы малейшее противоречие.
Еще в юности, учась в университете, она выписала в свою тетрадь понравившиеся ей слова из книги советского ученого Проппа, который изучал сказки и ритуалы древности:
«Фрезер пишет, что физическая сила являлась решающим качеством во время ритуальных спортивных состязаний на могилах предков. Но Фрезер – буржуазный ученый, и его взгляд на вещи ограничен рамками его классового сознания. Мы же, ученые-марксисты, понимаем, что не физическая, а магическая сила играла решающую роль во время таких состязаний».
Аура сидела на корточках, на полу, в углу маленькой школьной кухни. Она сделала еще один глоток рома – вкуса она не чувствовала, но ей стало легче. Она закурила еще одну сигарету. Она напряженно думала над сложившейся ситуацией.
Что делать?
Во-первых, следовало немедленно передать командование отрядом Хуану Кайо или майору Тахо – этим двум людям она полностью доверяла.
Второе: никто в отряде не должен знать, что с ней произошло. Слух о том, что команданте Аура стала жертвой яба и лишилась языка, мог подей ствовать на отряд деморализующе. Никто из бойцов не должен был даже видеть ее. Кто-то из близких людей (Хуан Кайо) должен как можно скорее отвезти ее куда-то в другое место, и она не должна возвращаться в отряд, пока заклятие не будет снято.
Бойцам сказать, что она отправилась в соседнюю страну на тайные переговоры с тамошним правительством: существовала вероятность поддержки отряда со стороны этого правительства.
Третье: следует как можно скорее найти ябахохо, то есть разрушителя заклятий. Лучше, если он (или она) будет из ее родных мест, хотя до тех краев отсюда неблизко.
Составив этот план, она написала записку Хуану Кайо, разбудила его и протянула ему листок.
Тот прочел следующее:
«Я не могу говорить. Ни о чем не спрашивай.
Это яба. Бери машину и отвези меня в город».
Хуан Кайо не стал тратить время на пустое изумление. В ночной темноте они прошли по зданию школы, где везде – в гамаках и на полу – спали усталые бойцы. Затем они разбудили майора Тахо, объяснили, что уезжают на несколько дней, снабдили его необходимыми инструкциями, сели в маленький грузовик и покинули деревню. В следующем поселении они поменяли внешность и обзавелись подложными документами. Ауре пришлось продолжать путь в мужской одежде, волосы ее коротко подстригли: она превратилась в худого и малорослого метиса, немного мрачного на вид и напоминающего pajaro – гомосексуалиста. В кармане ее черного костюма лежало удостоверение на имя Рауля Юргенса, сотрудника солидной коммерческой фирмы, базирующейся в столице, – фирма действительно существовала и давно имела тайные связи с красной герильей. Всю дорогу она писала Хуану Кайо записки-инструкции. А потом поджигала эти записки и выбрасывала – они горя
Но Аура стабильно оставалась мужчиной. Словно с утратой языка она потеряла право на свой пол.
Через несколько дней их автомобиль остановился у одного дома на грязных окраинах столицы.
Этот квартал пользовался дурной репутацией.
Светящаяся, вся из красных и синих лампочек вывеска возвещала: «Стрип-бар Суавесеко». Это название можно перевести как «Потихоньку» или «Помедленнее», или «Притормози». Действительно, немало автомобилей тормозило у этого заведения.
Двое мужчин в черном вышли из автомобиля и зашли в заведение: один крепкий, лет сорока.
Другой – чуть женственный худой метис. Огромному охраннику на входе старший сказал только:
«К Дону Гино».
Дон Гино встретил их в своем кабинете хозяина заведения. Это был лысый потный человек в красной шелковой рубашке, с лицом и усиками законченного подонка, казалось бы, состоящий из одной лишь спермы и денег, и лишь немногим было известно, что он проверенный человек Революции.
Кайо он узнал сразу, Ауру – не сразу. В кабинете душно пахло сигарами и алкоголем. Гино был готов к любым услугам. Кайо вкратце рассказал ему суть дела, без подробностей. Слово «яба» объясняло все.
– Я знал одну яба-хохо, – сказал Гино задумчиво.
– Она жила в Корте Сиеста. Не знаю, жива ли она. Идите вниз, посмотрите стриптиз. А я сделаю несколько звонков, наведу справки об этой старой яба-хохо. Полюбуйтесь пока на наших девочек.
Чудесный цветник. Наше заведение – лучшее, такого не найдешь в центре города. Если кто и сомневался, то в последние дни наши конкуренЯЗЫК ты кусают себе локти. На днях появилась откуда ни возьмись одна красавица – ослепительная орхидея, танцует так, что дух захватывает. У нас нет отбоя от посетителей, за несколько дней мы стали богатыми, как Билл Гейтс. Она всех затмила. Ее зовут Хиральда – флюгер. Она так вертится вокруг шеста, что ветер сдувает пивную пену. Идите вниз, скоро вы ее увидите – он потянулся к телефону.
