Роман Канушкин - Дети Робинзона Крузо
Он что — ревнивый козел? Или мачо-партизан?! Он, может быть, влюблен? В фантом, который сейчас развеивался?
Всего этого Вася не знал. Он чувствовал лишь, что ее стоны адресованы как бы не совсем ему; словно он встал в очередь и вот теперь просто дождался; что-то очень тонкое, хрупкое, важное, что было между ними, сейчас заканчивалось.
И Вася вдруг понял, что не так. Определилось качество печали, вставшей между ним и радостью. Вася ощутил себя человеком, неожиданно обнаружившим, что его... провели. Надули. Предали! Наказали за доверчивость. Словно, подталкиваемый ускользающей нежностью, он снова захотел погладить ее. И снова Таня уклонилась от его руки:
«Не мешай!»
«Не мешай!»
«Не мешай!»
— вонзилось в сердце, и стоны, ее восхитительные, никому не принадлежащие (уж точно не ему!), любовные стоны... Вася ничего не мог с этим поделать: в каком-то странном смысле, в каком-то странном соревновании она сейчас обставляла его, только Вася не мог понять, в каком. Ущемленное мужество выплюнуло в его мозг спасительную ироничную фразу: «Блядь, кто кого ебет?!.» Но это не помогло. Лишь попытка спрятаться сделалась очевидней. Как и ответ на только что поставленный вопрос.
А их духовная связь? Тайное значение слов? Их игры, как порхание бабочки вокруг цветка — будущего плода? А такое уютное ощущение Красавицы и Чудовища?
Вася только что получил то, чего желал и о чем мечтал больше всего на свете. И теперь не знал, что с этим делать. Потому что Таня была не с ним, Васей, а с его... х... Ладно, причем тут это, сегодня у нас вечеринка эвфемизмов... Таня была с миром мужчин. С мужиком. А он, Вася, живое существо с его трепетной душой, с его надеждами, чувством и страданиями, здесь абсолютно ни при чем. Он сам ей совершенно не нужен, и...
...И тогда сюда пришла Тень.
Всего лишь колыхнулся воздух, до предела насыщенный запахом спелых арбузов. Так всегда пахла весна, но... не совсем так.
Лучше бы Вася этого не делал. Лучше бы не поворачивал головы и не смотрел в глубину аллеи — никогда не следует оборачиваться. Колыхнувшийся воздух принес сюда не только запах.
И не только выпуклая, как долька сыра или как буква “D”, плывущая в ясном небе луна оказалась свидетельницей Васиных любовных утех. Потому что они были здесь больше не одни. Именно эта четкая и пугающе-абсолютная уверенность вывела Васю из киселя его невнятных ревнивых раздумий. Там, в глубине аллеи... Васе показалось, что там странным образом сделалось темнее, чем вокруг, и это «темнее» продолжало сгущаться. Вася поморгал, потряс головой, сглотнул ком, подступивший к горлу: где-то он читал, что страх и эротическое возбуждение порой вызывают схожие физиологические реакции — сейчас Вася об этом забыл. Забыл обо всем на свете, а лишь всматривался в перечеркнутую полосами размытого лунного света аллею. Стало как-то очень тихо. Ни птиц, ни звуков города.
Что-то не так
Вася потряс головой — глупости. Но... И снова сглотнул. Ведь такого не бывает, ведь это все... Вася вглядывался в неясные тени как завороженный — там... но что это? Пелена?
И тоскливо вдруг сделалось Васе. Да так, что все недавние сомнения и переживания показались нелепыми, смешными. Он бросил взгляд на Таню — девушка ничего не замечала. И вовсе не догадывалась, что там...
Вася почувствовал, какими неожиданно слабыми стали его руки.
Там, там... откуда они пришли
Какая-то шершавая волна холодком поднялась по спине, заставляя шевелиться даже самые крохотные волоски: клубящаяся, словно дымчатая тьма встала в глубине аллеи. Но кошмарным было другое. Оно случилось чуть позже. Примерно через мгновение. Когда эта тьма... придвинулась.
«Ма-ма-а, — панически пропищало в Васиной голове. — Мне что, плохо? Обморок?» Но следом пришло другое: надо немедленно валить отсюда! Там что-то есть, и обморок здесь ни при чем. Валить, а потом разбираться — глупости, не глупости!
Конечно, мысль здравая, да было уже поздно. И странным образом Вася знал, что валить, собственно говоря, ему некуда. Мглистая пелена будто начала наливаться, как поспевающее черное яблочко. Что-то было там, в теле ночи, и оно приближалось. Что-то непереносимо кошмарное, чуждое; а если и оставалась у Васи надежда на спасение, то заключалась она лишь в одном: на него не обратят внимания. Еще с почти экзальтированной покорностью Вася успел подумать, что, может, ему повезет, может, он успеет потерять сознание прежде чем... увидит это.
А потом из набухшей тьмы, словно она выплюнула его, появился... автомобиль. Вася даже не сразу поверил своим глазам — просто автомобиль. Его сердце все еще продолжало бешено колотиться, хотя градус накала Васиных эмоций упал почти до нуля. Бог мой, он совсем рехнулся?! Испугаться автомобиля. Обычной черной (или хрен знает какой — ночью все серые) тачки. Машины! Да еще пересрать так, что был готов... Очень подозрительная шальная улыбочка начала растягивать Васины губы. Затем это мимическое действо замерло, оставив на лице мачо маску рассуждающего тугодума: обычная черная тачка, ну едет себе ночью... Вася сглотнул — или... необычная? Что-то с этим автомобилем было не так. Тачка крутая, скорее всего, да, точно — BMW (Макс же говорил про шоу-рум); бумер, черный Бумер, ну и?
Защитные механизмы уже включились, нагнетая шкалу страха до предела, а глаза все еще не могли распознать несоответствия.
«Боги небесные! — вспомнил Вася забытые строки, чувствуя возвращение прежней ватной слабости. — У всадника нет головы!»
Вот, вот в чем дело. В этой тишине. Ни звука двигателя, ни даже шуршания шин по мокрому асфальту. Автомобиль двигался в абсолютной тишине. И хоть мотор, фары, габаритные и прочие огни могли выключить, Вася знал, что это не так. И дело даже не в отсутствии уклона, по которому авто могло катиться на нейтральной. Просто... не надо ничего отключать. Эта тишина, как и ощущение угрозы, исходит от него — фешенебельного черного авто. И в этой тишине таится что-то невозможное, словно там заканчивается мир, и веет лишь непререкаемо-конечный могильный холод.
Автомобиль, черный Бумер, знай себе неспешно катил по аллее. И даже бледного размазанного света луны хватило, чтобы Вася смог увидеть, различить —
У всадника нет головы! —
в роскошном, сверкающем новизной лимузине не было никого. Вообще никого. Ни водителя, ни пассажиров, ни даже беспечной пьяной парочки, трахающейся на заднем сиденье.
Именно в этот момент Вася захотел потерять сознание и очутиться дома, в своей постели, и проснуться после дурного сна. Но не тут-то было — здоровые юношеские организмы вынесут и не такое! Васе пришлось смотреть, как абсолютно пустой Бумер поравнялся с ними (Васе показалось, будто какое-то черное облачко то ли окутывало лимузин, то ли исходило из салона; но когда такое случается, на органы чувств особо полагаться не станешь), а потом... Нет, он продолжил движение, но и... словно бы остановился, всего на мгновение. Васина челюсть давно отвисла, и вообще, роль деревенского дурачка ему сегодня удавалась на все сто. А Бумер проехал мимо. И дальше Вася видел: докатив до конца аллеи, лимузин повернул, двинулся в направлении салона-универсама, выполнил правый разворот и покатил вверх по подиуму, скрывшись на пару секунд за фасадом шоу-рума. Вася поморгал — тишина ушла, Танечка продолжала активно стонать. А Бумер появился снова: выкатил из-за фасада шоу-рума, блеснув отраженными огнями Третьего транспортного кольца, и двинулся по дебаркадеру в сторону пребывающего в ступоре городского партизана. Вася тихонечко заскулил, но роскошный BMW остановился у грузовых ворот. Если бы рот Васи открылся еще шире, нижняя половина лица просто бы отвалилась. Потому что грузовые ворота стали медленно открываться. Странная ассоциация промелькнула в Васином мозгу, Билибинская иллюстрация и возвращающаяся под утро Баба-Яга; не комичная мультяшка, а вот та — пересекающая границу мертвых. Вася не успел ухватиться или осмыслить эту ассоциацию, он пялился на черный Бумер, который собирался въехать на свою стоянку в салоне и... заснуть? До следующего раза? Васе не было отведено времени на размышления: фары Бумера дальним светом ударили Васе прямо в лицо, правда, быстренько, словно деликатно, свет сменился на обычный. И Вася, блестящий мачо-партизан, пророк шампанского, Света как кирпичей мироздания и карающей оральной любви, услышал голос Бумера. Так, наверное, Моисей беседовал со своим Богом. Этот мощный утробный Глас звучал внутри Васи, но не в его голове, сердце или ушах; он словно бы рождался во всем его существе, во всем его материально-духовном существовании, заброшенном куда-то сюда, в расколдованную ночь.
«Срун ты, а не мачо-партизан! — сказал ему Бумер. — И честно говоря, только мудак может столько рефлексировать из-за минета. Развел достоевщину... Ты всего-навсего мерзкий мелкий собственничек, ни хера не понимающий в Любви, и тебя расстроило лишь то, что твоя демонстративная бравада разбита сейчас в пух и прах».
