Марат Немешев - Книга для...
Меня начинают бить. Я даже не могу понять, почему и за что. Недолго. Но очень больно. Последний удар по печени. Падаю на левый бок. Выпучив глаза, дышу, много коротких вдохов и один длинный выдох. Били по всему телу, но чувствую лишь холод песка. Боль они тоже у меня забрали. Еще несколько их десятков появляются из огромного камня на берегу. Совещаются с остальными. Я смотрю на это, но не могу анализировать. Лишь записываю на пленку памяти. Один из вновь из «новобранцев» подходит ко мне и бьет по голове огромным камнем. Уже не больно. Я смотрю на него. Кто это? Что-то с памятью. Какие-то тени на берегу. Я почему-то лежу раздетый на холодном песке…
Небо. Какое небо? Юля, честно говоря, я не могу вспомнить какое. Просто небо. Кружочки какие-то ползли. Ну, если хочешь знать, какое было небо… синее. Небо было синее, как небо. Не синее, как море или как джинсы, а именно, как небо. И я на него смотрел. А оно никуда не смотрело – у неба нет глаз. А подо мной «деревянные» деревяшки. А на щеках почему-то слезы. А они… Я все еще не могу понять, кто это и почему они меня связали. Везут куда-то. Я лежу на полу большой лодки, они ходят и не очень-то старательно перешагивают. А потом они все исчезли. Я закрываю глаза, но это не останавливает качку. Пытаюсь приподняться и посмотреть вокруг. Лодка плывет по небу. По синему небу, отражающемуся в синей воде. И тут только понимаю, что море синее, лишь когда над ним синее небо. А когда небо черное, то и вода черная. А если небо было бы красным или салатным, то и море тотчас стало бы… или наоборот? Может, это море отражается в небе? Море. Небо. Меро. Нобе. Мебо. Норе. Мобе. Неро. Я перебирал в голове варианты. И когда дошел до последнего, вдруг почувствовал острое жжение в груди. Долго тлевшая там любовь вспыхнула, осветила и небо, и море умирающим светом и погасла. Все погрузилось во мрак. Я лежал на дне лодки. Один. Небо сорвалось вниз и утонуло в море, больно ударив при этом меня по лицу. Начался ливень.
И много дней лил дождь. И ночей. И рыбы выпрыгивали из воды, и я ловил их. Но не поймал. Днем за тучами пробегало солнце, ночью луна и звезды. Я их не видел, но знал, что они там. Было ли за тучами небо, я не знал. И меня это в общем-то не очень и интересовало, за эти дни я столько раз употреблял это слово – «небо», что уже не совсем чётко понимал значение четырех стоящих в определённом порядке букв. «Н»… «Е»… «Б»… «О»… У меня не осталось ничего, тогда какой смысл называть столько вещей? Я могу называть небо пивом. Что от этого изменится? Так вот, было ли за тучами пиво, я не знал.
Я рассматривал свое тело. На нём были царапины и порезы, синяки и ушибы. Меня били? Удивительно, даже мочка левого уха была чуть разорвана. Я копошился в лодке и что-то бормотал. А потом слова стали складываться в какие-то сочетания. И я запел.
Но все слова в этой песне были глупыми. О пиве почему-то. Десяток дурацких куплетов, чередующихся с идиотскими припевами. Неужели все, что со мной осталось это пиво? Ах, да… Это же небо. А что такое небо? Вот море. Я понимаю, это вода, заполнившая огромные впадины на земной поверхности. Земля – это другая часть, которая не покрыта водой. Воздух я тоже понимаю. Земное притяжение удерживает возле поверхности планеты смесь газов. Огонь – результат горения, быстропротекающей химической реакции при участии кислорода. А небо?.. Это ведь космос, который мы видим сквозь воздух. Или, скорее, не видим из-за воздуха. Это одежда, которая скрывает обнаженное тело. Слова, искажающие мысли и чувства. Реальность, прячущая гиперреальность. И мы не можем обходиться без одежды, без слов, без неба.
И вдруг, в одну секунду, которая и секундой-то не была, я вдруг почувствовал… Я лежал без одежды, заменяя слова, теряя их. И вот на мгновение, лишившись всех слов, я проник взглядом сквозь небо. Как будто раскрыл ставни в старинной усадьбе, и золоченая мебель впервые согрелась солнечным светом. Раскрыл створки жемчужной раковины. Я увидел то, что не описать словами, не показать жестами, что я сейчас уже не могу представить. Я увидел лицо. Неизвестное и очень знакомое мне. Как младенец, впервые смотрящий на мать широко раскрытыми глазами, впервые видящий ее лицо, хотя до этого был девять месяцев неразрывно с ней связан. Изображение перевернутое, как и весь мир, но он смотрит на нее и реагирует на ее улыбку! Как?! Ведь он еще не может понимать, что это улыбка. Что есть такое слово «улыбка». Что это один из мимических символов. Он пропускает ее в себя без слов. Так и я. Увидел лицо, которое мне «улыбнулось». И я «улыбнулся» ему в ответ.
Лодка наткнулась на что-то и застыла. Я приподнялся на локтях. На берегу, на белом песке лежала моя одежда. Я спрыгнул в воду. Теплую, прозрачную воду. Вышел на сушу. Песок был мокрый и теплый. Возле одежды и вещей были следы. Только мои следы. Начал неторопливо одеваться. Никого из «тех» рядом не было. Впрочем, их и раньше не было. Я придумал их сам, когда пытался лишить себя веры, памяти, надежды, стыда, любви. У меня никто ничего не отбирал, я ничего не терял и не забывал. Мои же собственные мысли с раздвоенными хвостами воевали с моим сознанием и разумом. Я оставил все на берегу, чтобы улыбнуться Ему. А теперь вновь надевал это на себя. Ко мне вернулись боль и нежность, джинсы и время, вера и необходимость называть небо небом, а не пивом. И я продолжил жить. Или начал… Но вдруг кто-то хлопнул меня по плечу…
6. В ответе за…
Я медленно повернул голову. Возле меня стоял Дима. Он вновь хлопнул, на этот раз уже по спине и недоверчиво качал головой.
– Ты чего это тут слюни пускаешь? Совсем что ли поплохело? – подошел к стойке и спросил официантку, – Юленька, он вас тут не обижал?
– Что вы. Наоборот, вел себя предельно вежливо. Вот только никак не могу понять, о чем он там лопочет. Кажется, пиво заказывает, вот только все не определится какое. С мыслями собирается.
– Может, хватит тебе уже пива? – Дима забрался на такой же высокий стул и, подмигнув девушке, взял меня за запястье. Прикрыл глаза, пошевелил губами, затем засучил рукав и посмотрел на свои часы. – Пульс, кажется, есть. Так. Ну-ка, больной, покажите язык.
Мне было все равно. Высунул язык, при этом мучительно копался в своей памяти, пытаясь вспомнить, о чем я только что рассказывал официантке. Неужели и, правда, пиво заказывал? Мне казалось, что я про небо говорил…
– Дима… Небо… Давай посмотрим…
– Вот. Наконец-то здравая мысль, ну, пойдем подышим, тебе, кажется, давно пора освежиться. А то ты и, правда… Слезай.
Я не сопротивлялся, когда он, придерживая за локоть, повел меня к выходу. Куртки из гардероба мы не забирали. На улице было довольно тепло, хотя настоящая весна началась лишь сегодня утром. Мокрая от пота рубашка прилипла к спине, ступни горели после моих шаманских плясок, руки вначале бесцельно болтались возле тела, затем я спрятал их в карманы. Мы молча проходили мимо матовых витрин закрытых на ночь магазинов, тяжелых черных иномарок припаркованных вдоль всего тротуара, сверкающих призывных вывесок залов игровых автоматов. Я пинал перед собой пустой картонный пакет из-под сока. Весна разбросала по всему городу сморщенные и грязные, стремительно тающие снежные сугробы. Она превратила светлое в темное, выдохнула в воздух ядовитую эссенцию, которая отравила все мою оборонительную систему. Теперь я был беззащитен перед любым вторжением. Ледяной колпак, скрывающий эмоции и чувства, разваливался на части, его осколки вонзались в истончившуюся ткань моего безразличия и кромсали ее на куски.
Не люблю весну. Она несет с собой перемены. В природе, людях, во мне. Зима и лето стабильны, экстремальны и жестки. Весна и осень пропитаны податливостью и мягкостью – это самое страшное их оружие. Зимой и летом я внимательно вслушиваюсь в прогнозы погоды. Меня интересует, насколько будет холодно или жарко, помешает ли снегопад или ливень сходить на каток либо позагорать на берегу реки. А что может быть бесполезнее, чем прогноз погоды осенью? И завтра, и послезавтра, и через неделю на улице будет осень. Опавшее солнце под ногами и нежелание одеваться теплее. Холодный вечер в темном парке. Забрызганные грязью номера машин. Уснувшие на ходу пешеходы и вечный желтый пульс светофора. Также и весной – въедливый запах горящей прошлогодней пожухлой травы, зимние куртки со снятой подстежкой, в которых и жарко, и холодно одновременно, нехватка витаминов в помыслах и желаниях, раскрытые окна квартир, из которых доносятся забытые за время зимы звуки жарящейся яичницы или включенного на полную громкость радиоприемника.
Я вспоминал зиму. То ощущение уверенности в морозном утре, когда, обматывая шею шарфом и плотно зашнуровывая ботинки, я заранее предвидел холодную встречу. Зимой выходишь во двор, люди не обращают на тебя внимания, спеша по своим делам, автомобили прогревают моторы, окутывая теплым дыханием водителей, в воздухе кружатся застывшие капельки влаги. Пресная соль, придающая вкус всем зимним дням. Она впивалась в мое лицо. Большая их часть отражалась от кожи и падала за воротник. Кое-что оставалось на поверхности, превращая лицо в снежную маску. Но самые острые кристаллики продолжали движение до тех пор, пока не встречались с моими мыслями. Соприкасаясь с наиболее горячими, превращались в пар. Его я выпускал изо рта.
