Борис Виан - Уничтожим всех уродов. Женщинам не понять

— Да, — отвечает Гари.

— Так. Это доказывает, что он не успел передать им, что он спрятал эту штуковину и где именно он ее спрятал. Ты улавливаешь мою мысль? Понимаешь теперь почему?

— Да, — отвечает Гари. — Если бы он им успел сказать, они не стали бы потрошить его труп, а отправились бы прямо в «Сламмер».

— Молодец, — говорю я.

Гари посмотрел на меня — я был польщен этим взглядом.

— Старина, — говорит он, — ты превзошел все мои ожидания. Додуматься до всего этого с такой шишкой на голове… Это, наверное, благодаря спорту.

— Да, именно это меня и побудило, — говорю я — Поэтому надо бы нам поторопиться в «Сламмер», пока они не пришли к аналогичному выводу.

— Это мы еще успеем, — говорит Гари. — Я хотел бы посмотреть кое-что в бюро «Пропавших». Это здесь, рядом… Досадно было бы уйти.

— Это вопрос нескольких минут, — отвечаю я. — Предупредим Дефато?

— Ну ладно… Постараемся все-таки узнать, что же это такое. Придется вернуться. Бежим.

Лифт рядом с нами. Мы входим в кабину.

— На всех парусах, — говорит Гари лифтеру, протягивая доллар, и через несколько секунд мы внизу. Я бегу. Гари за мной.

Я спешно завожу мотор, затем быстро набираю скорость Зеленые огни светофора сопутствуют нам на протяжении всего пути. Я останавливаюсь как раз за «Зути». Бар закрыт, поэтому я вхожу через боковой вход Мне крупно повезло: Лем сидит у входа и болтает с портье.

— Лем, — говорю я. — Можно мне войти в бар? Это очень важно.

Он смотрит на меня, делает круглые глаза и протягивает ключ.

— Будьте спокойны, — поясняю я, — я только на минутку.

Мне и десяти секунд не нужно, чтобы добраться до кабины. Там страшно темно и так воняет табаком, что мне становится дурно. Телефонный провод оборван. Я чиркаю спичкой. Смотрю за аппаратом, рискуя вывернуть шею. Там ничего нет, как я и предполагал. Так. Где же еще? Я приседаю. Под полочкой я нащупываю конверт, приклеенный по углам шариками жевательной резинки.

В тот самый момент, когда я отрываю его, перед входом в бар раздается скрип тормозов. Я мчусь как антилопа и выскакиваю из бара еще быстрее, чем забежал туда. Наружная дверь с шумом распахивается в тот момент, когда я закрываю за собой другую. Я кидаю ключ Лему.

— Сматывайтесь отсюда, — говорю я ему.

На полной скорости я вылетаю на улицу. Гари заметил меня, и дверца машины, по счастью, открыта. Я бросаюсь к машине, и, словно смерч, она срывается с места. Это производит некоторый шум на улице, но, поскольку ничего не происходит, нас, скорее всего, принимают за психов. Вслед нам никто не стреляет.

— Есть, — говорю я Гари. — Это конверт.

— Ты шутишь…

Он хмурится, смотрит в боковое зеркальце, жмет на газ; машина заворачивает на полной скорости и тут же останавливается.

— Вылезай, — говорит Гари, — да пошевеливайся. Он делает то же самое со своей стороны и тут же останавливает такси. Мы садимся, и он дает шоферу свой адрес.

— Почему не ко мне? — спрашиваю я.

— Одно из двух, — говорит он. — Они тебя видели. Следовательно, это могут быть приятели Петросяна, и они знают, кто ты, потому что похитили тебя не случайно.

— Согласен, — киваю я, с сожалением бросая взгляд на свою машину.

— В таком случае, если мы приедем к тебе, они могут нас сцапать. Если они не знают ни тебя, ни меня, не имеет никакого значения, куда мы едем.

Я снова киваю в знак согласия и вытаскиваю из кармана конверт. Гари отрывает край.

Дети мои, если бы вы видели, что там, в этом конверте.

VII. Художественные фотографии

Гари достает снимки один за другим и протягивает мне. Он немного бледен, челюсти его сжимаются. Он с трудом проглатывает слюну.

На четвертом по счету он останавливается и протягивает мне все:

— Держи-ка, — говорит он. — Я больше не могу… Я продолжаю их разглядывать. Должен признаться, для этого нужны крепкие нервы. Между нами говоря, я ожидал увидеть обыкновенную похабщину. Но это совсем не то. Господи! Нет!.. Чтобы кто-то мог делать эти фотографии хладнокровно!

Две первые — снимки хирургической операции. По-научному это называется овариектомией, или как там зовется удаление яичников? Но это совсем не похоже на стерильный вид операционной. Все представлено в деталях.

Остальные… остальные еще хуже. Я не смог бы их описать — мне никогда в голову не приходило, что человеческую плоть можно искромсать до такой степени.

Какое-то время мы не произносим ни звука. Гари, наконец, откашливается и говорит мне:

— Здесь есть за что посадить на электрический стул организатора и бросить в тюрягу изрядное количество помощников.

— Ты не думаешь, что это всего-навсего обычная хирургия? — спрашиваю я.

Он смеется в ответ, но очень невесело.

— Мне доводилось видеть снимки операций. А это… у этого есть определенное название. Это самая натуральная вивисекция. Такое обычно проделывают в научных лабораториях над обезьянами и морскими свинками, но я не могу тебе сказать, что за существо лежит на столе на двух последних фото.

— Посмотри-ка остальные, — предлагаю я.

— Благодарю, — едва шепчет Гари. — Мне и этого довольно.

Он размышляет.

— Эти снимки сделаны там, куда тебя возили сегодня ночью, — произносит он с уверенностью. — Ты говорил, что там было что-то вроде операционной?

— Да.

— Таких подпольных операционных не должно быть так уж много, — заключает он.

— Есть немало психиатрических больниц — наркологические клиники, заведения, где помогают свихнуться. — понимаешь, о чем я?

— Рок, — говорит он, — нужно обязательно узнать, где ты был ночью. Я уже говорил, что у меня есть идея на этот счет, и мы сейчас же проверим, насколько она верна, но у нас остается еще один шанс.

— Какой? — интересуюсь я.

— Ты не разглядел людей, которые ворвались к Лему?

— У меня не было времени.

— Если они ничего не нашли, а мы знаем, что это так, потому что конверт в наших руках, они отправятся к тебе.

— Тем хуже для моего интерьера, — замечаю я.

— Сейчас мы поедем к тебе, и ты попытаешься их разглядеть. Есть шанс, что среди них может оказаться тот человек, который дал тебе наркотик.

— Это была бы слишком большая удача… — говорю я.

— Вполне вероятно, — отвечает Гари, — что, если это та же банда, они предпочтут послать кого-нибудь, кто знает тебя в лицо.

Гари наклоняется и дает шоферу новые указания.

— А если они уже там, если они уже поднялись ко мне? — спрашиваю я.

Он улыбается.

— Не беспокойся, я не заставлю тебя идти за ними следом.

VIII. Встреча со старыми приятелями

Мы останавливаемся у моего дома. Они еще не подъехали, так как вблизи не наблюдается ни одного автомобиля. С минуту Гари смотрит на меня странноватым взглядом.

— Скажи-ка, — произносит он, — ты помнишь, какой вывод ты сделал недавно?

— Да, — отвечаю я все еще с гордостью, но слегка обеспокоенный выражением его лица.

— Что, по-твоему, доказывает, что те, кто напали на Дефато, и те, что явились в «Сламмер», из одной банды?

Я на минуту задумываюсь и понимаю, что он имеет в виду. Убийца Петросяна обязательно должен принадлежать к группировке, которая соперничает с его бандой. Если те, кто пытался ограбить труп Петросяна, — его друзья, то вполне вероятно, что те, кто напали на «Сламмер», — дружки его убийцы. Да, эти два нападения могли совершить разные гангстеры. Я чешу в затылке.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — говорю я. И это звучит менее задорно.

Он качает головой и почти сразу же выходит из машины. В боковом зеркальце появляется автомобиль. Он замедляет ход, затем отъезжает. Ложная тревога. Гари наклоняется ко мне через дверцу и говорит:

— Я подожду в парадной, — он указывает на дом, возле которого мы остановились. — Если мы оба останемся в такси, это будет выглядеть подозрительным. Поэтому ты останешься здесь, чтобы опознать того типа. Если кто-нибудь придет, то это будут именно они — те, кто знают тебя в лицо. Неясно лишь одно: они за или против Петросяна.

— Иди, — говорю я. — Вон еще одна машина. Он заходит в дом, а я краешком глаза слежу за приближающимся автомобилем На этот раз они объезжают нас, останавливаются как раз перед моей парадной и заходят в дом.

Я не узнаю ни того, ни другого. Но, наклонившись, замечаю, что в машине сидит еще один, не считая шофера. Итак, их четверо.

Как же мне увидеть лицо этого типа?

Никогда мне не приходилось так ломать голову. Наконец у меня возникает идея.

— Послушайте, — обращаюсь я к таксисту, — не хотите ли заработать пять долларов?

— Смотря что для этого нужно… — отвечает тот. Наш разговор слышать он не мог, и если даже слышал, что мы говорили, когда уже остановились, навряд ли смог что-нибудь понять.