Джеффри Арчер - Лишь время покажет

Когда мистер Холкомб увидел Гарри, сердце его упало.

— Все настолько плохо? — спросил он.

Мальчик медлил с ответом, пока не удостоверился, что никто из ребят не подслушает его слов.

— Вообще такого не ожидал, — произнес он.

— Что ты имеешь в виду? — всполошился мистер Холкомб.

— Вопросы оказались слишком простыми, — пояснил Гарри.

Мистеру Холкомбу показалось, что он в жизни не слышал лучшей похвалы.

— Два костюма, мадам, серые. Один блейзер, темно-синий. Пять рубашек, белые. Пять крахмальных воротничков, белые. Шесть пар носков до икр, серые. Шесть комплектов нижнего белья, белые. И один галстук Святого Беды, — перечислил продавец, тщательно сверившись со списком. — Кажется, это все. Ох, нет, еще мальчику потребуется школьная кепка.

Он сунулся под прилавок, выдвинул ящик и, достав оттуда красную с черным кепку, надел ее на голову Гарри.

— Сидит превосходно, — объявил он.

Мэйзи с заметной гордостью улыбнулась, глядя на сына. Гарри был вылитый ученик Святого Беды.

— Это обойдется вам в три фунта, десять шиллингов и шесть пенсов, мадам.

Она постаралась по возможности скрыть смятение.

— Нельзя ли часть этих вещей приобрести подержанными? — прошептала она.

— Нет, мадам, мы не торгуем подержанными вещами, — сообщил продавец, уже решивший, что не откроет ей кредит.

Мэйзи достала кошелек, протянула ему четыре фунтовых банкноты и подождала сдачи. Хорошо хоть школа Святого Беды выплатила вперед стипендию за первый триместр, особенно если учесть, что ей еще предстояло приобрести две пары кожаных туфель — черных со шнурками, две пары спортивных туфель — белых со шнурками и одну пару тапочек, для спальни.

Продавец кашлянул:

— Еще мальчику понадобятся два комплекта пижамы и халат.

— Да, конечно, — согласилась Мэйзи, надеясь, что в кошельке хватит денег.

— И правильно ли я понимаю, что мальчик — хорист? — уточнил продавец, внимательней приглядевшись к списку.

— Да, это так, — с гордостью подтвердила она.

— Тогда ему понадобится одна сутана, красная, два стихаря, белых, и медальон Святого Беды.

Мэйзи захотелось выбежать из магазина.

— Эти предметы предоставит ему школа, когда он явится на первое занятие хора, — добавил продавец и протянул ей сдачу. — Будут ли у вас какие-нибудь еще пожелания, мадам?

— Нет, спасибо, — ответил Гарри, подхватил оба пакета, взял мать за руку и поспешно вывел ее из «Т. С. Марш, портные высшего класса».

Субботнее утро накануне дня, когда он должен был явиться в школу Святого Беды, Гарри провел со Смоленым Джеком.

— Волнуешься перед отъездом в новую школу? — спросил тот.

— Нет, вовсе нет, — с вызовом ответил мальчик.

Смоленый улыбнулся.

— Я просто в ужасе, — признался Гарри.

— Как всякий новенький «жук», как тебя будут называть. Представь, что отправляешься в путешествие к неведомым берегам, где все начинают равными.

— Но стоит им услышать, как я разговариваю, и все сразу поймут, что я им неровня.

— Возможно, но стоит им услышать, как ты поешь, и все сразу поймут, что они неровня тебе.

— Большинство из них из богатых семей, со слугами.

— Это утешит лишь самых глупых, — заметил Смоленый.

— А у некоторых в этой же школе учатся братья, а до них учились даже отцы и деды.

— Твой отец был хорошим человеком, — сказал старик, — и ни у кого из них нет лучшей матери, чем твоя, уж за это я могу поручиться.

— Вы знали моего отца? — спросил Гарри, не в силах скрыть удивления.

— Сказать, что знал, было бы преувеличением, — уточнил Смоленый, — но я наблюдал за ним издали, как и за многими, кто работал в порту. Он был достойным, отважным, богобоязненным человеком.

— А вы знаете, как он погиб? — продолжил допытываться Гарри, глядя собеседнику в глаза с надеждой, что наконец-то получит честный ответ на вопрос, который столь долго его тревожил.

— А что тебе рассказывали? — осторожно спросил Смоленый.

— Что он погиб на Великой войне. Но я родился в тысяча девятьсот двадцатом, и даже я смог подсчитать, что это невозможно.

Некоторое время старик молчал. Гарри замер на краешке сиденья.

— Он был серьезно ранен на войне, но ты прав, не это стало причиной его смерти.

— Тогда как же он умер?

— Если бы я знал, то рассказал бы тебе, — ответил Смоленый. — Но по округе тогда гуляло столько слухов, что я не нашел кому верить. Однако есть несколько человек — и трое в особенности, — кому, вне всякого сомнения, известна правда о том, что произошло той ночью.

— Наверняка один из них — мой дядя Стэн, — решил Гарри. — Но кто же двое остальных?

Старый Джек помедлил, прежде чем ответить.

— Фил Хаскинс и мистер Хьюго.

— Мистер Хаскинс? Бригадир? — переспросил Гарри. — Он мне и слова не скажет. А кто такой мистер Хьюго?

— Хьюго Баррингтон, сын сэра Уолтера Баррингтона.

— Это семья, которая владеет судовой компанией?

— Именно, — подтвердил Смоленый, опасаясь, что зашел слишком далеко.

— И они тоже достойные, отважные и богобоязненные люди?

— Сэр Уолтер — из лучших, каких я когда-либо знал.

— А что насчет его сына, мистера Хьюго?

— Он, боюсь, слеплен из другого теста, — сообщил Смоленый без дальнейших объяснений.

4

Нарядно одетый мальчик восседал рядом с матерью на заднем сиденье трамвая.

— Вот наша остановка, — сообщила та, когда вагон сбавил ход.

Они сошли и неспешно направились вверх по склону холма к школе, с каждым шагом идя все медленнее.

Гарри одной рукой держался за ладонь матери, а в другой сжимал ручку потрепанного чемодана. Оба молчали, наблюдая, как перед воротами школы останавливались хэнсомовские кебы [11] и редкие машины с шоферами.

Отцы пожимали сыновьям руки, а укутанные в меха матери обнимали отпрысков, прежде чем клюнуть их в щечку, как птицы, с неохотой вынужденные признать, что птенцы вот-вот вылетят из гнезда.

Гарри не хотелось, чтобы мама целовала его перед другими мальчишками, и он выпустил ее руку, когда до ворот оставалось еще ярдов пятьдесят. Мэйзи, почувствовав его неловкость, нагнулась и торопливо чмокнула сына в лоб.

— Удачи, Гарри. Постарайся, чтобы мы могли гордиться тобой.

— До свиданья, мам, — ответил он, сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

Мэйзи повернулась и начала спускаться с холма. По ее щекам лились слезы.

Гарри пошел вперед, вспоминая дядин рассказ о том, как они выскакивали из окопов под Ипром и бросались на строй противника. «Только не оглядывайся, или тебе конец». Мальчику хотелось оглянуться, но он знал, что если поддастся, то бросится бежать и не остановится, пока не окажется в безопасности, в вагоне трамвая. Он стиснул зубы и двинулся дальше.

— Хорошо провел каникулы, старина? — расспрашивал приятеля какой-то мальчик.

— Превосходно, — отвечал тот. — Отец взял меня в «Лордз» [12] на университетские соревнования.

Гарри задумался, что такое «Лордз» — не церковь ли, и если да, то что за соревнования могут проходить в церкви? Он решительно вошел в ворота и остановился, узнав человека, стоявшего у дверей школы с планшетом для бумаг в руках.

— И кто же вы, молодой человек? — спросил тот, приветливо улыбнувшись Гарри.

— Гарри Клифтон, сэр, — ответил мальчик, сдергивая кепку, как велел ему делать мистер Холкомб всякий раз, когда с ним заговорит учитель или дама.

— Клифтон, — повторил преподаватель, скользя пальцем по длинному списку имен. — А, вот.

Он отметил галочкой фамилию Гарри.

— Так… Значит, хорист. Мои поздравления, и добро пожаловать в школу Святого Бе́ды. Я мистер Фробишер, заведующий вашим пансионом, а это дом Фробишера. Если вы оставите чемодан в вестибюле, староста проводит вас в столовую, где перед ужином я обращусь к новичкам.

Гарри еще ни разу в жизни не ужинал. Чай всегда был последней трапезой в доме Клифтонов, после которой его отсылали в постель, как только за окном смеркалось. Электричество еще не добралось до Стилл-Хаус-лейн, а лишние деньги заводились в семье слишком редко, чтобы тратить их на свечи.

— Спасибо, сэр, — отозвался Гарри и шагнул за дверь, в просторный вестибюль, обшитый панелями из полированного дерева.

Он поставил чемодан на пол и поднял взгляд на портрет пожилого мужчины с седыми волосами и кустистыми белыми бакенбардами, облаченного в длинную черную мантию с откинутым красным капюшоном.

— Как тебя зовут? — рявкнул голос из-за его спины.

— Клифтон, сэр, — ответил Гарри и повернулся к высокому мальчику в длинных брюках.

— Не обращайся ко мне «сэр», Клифтон. Зови меня Фишер. Я староста, а не преподаватель.