Анна Козлова - Превед победителю (сборник)
Адвокатша перелистнула несколько страниц:
— В отношении дачи Алексей Иванович предлагает вам соглашение… Вы и ваша общая дочь можете находиться там три месяца в году, заранее с ним условившись…
Ольга Юрьевна разбушевалась. Она крыла матом мужа, адвокатскую контору, где работала рыжая, российские законы и все требовала подытожить долг мужа перед ней — из расчета двенадцать тысяч долларов в месяц.
— Дочь ваша давно достигла совершеннолетнего возраста, следовательно никаких алиментных выплат закон в вашем случае не предусматривает, — перекрывая матерщину, закончила девушка.
Когда она выходила из комнаты, клиентка запустила ей в спину тапком. Тапок больно ударил между лопаток. Но девушка не обиделась — бракоразводный процесс, еще и не такое бывает.
Сбывались худшие опасения Ольги Юрьевны. Муж, ставший в одночасье ненавистным до судорог, оставлял ей квартиру. Больше ничего. Водить машину она не умела, торчать, как выразилась эта пизда, три месяца на даче, интеллигентно обходя пожитки его новой шлюхи, она не собиралась. Можно, конечно, смириться, жить на проценты с банковского счета, кое-что продать, но Ольгой Юрьевной овладело неистовое желание отомстить.
«Как он смеет так со мной обращаться?! — шептала она в льющиеся струи воды (чтобы не позориться перед домработницей, рыдать она ушла в ванную). — Какой ублюдок! Какой мудак!»
Вдоволь нарыдавшись, Ольга Юрьевна выбралась из ванной, откупорила бутылочку «Апсны» и отпустила домработницу.
Подумав, пригласила на совет Галку. Потом позвонила Анжеле.
— Все гораздо хуже, чем я предполагала, — произнесла она трагическим шепотом, — он не остановится ни перед чем, он пойдет по нашим трупам.
— Куда? — спросила Анжела.
Ольга Юрьевна молчала.
— Мам, может, мне приехать?
Вскоре они втроем скорбно окружили обеденный стол на кухне Ольги Юрьевны. На столе стояла миска фруктового салата.
— Я пить не буду, — испуганно предупредила Анжела.
Ольга Юрьевна с некоторым презрением заварила ей каркаде.
Галка была, в сущности, неотличима от своих сестры и племянницы. Аналогичная фигура, задок сердечком и блондинистое каре. Лицо выглядело даже несколько более худым, чем у Ольги Юрьевны, поскольку задних зубов у Галки не было, а вставлять она патологически боялась из-за аллергии на новокаин.
Эта аллергия десяток лет назад сыграла с Анжелиной тетей злую и неприличную шутку: в поезде или каком-то еще малопочтенном месте Галка повстречала откинувшегося уголовника, которого незамедлительно пригласила домой (благо была разведена и бездетна).
Дабы поразить новую знакомую своей приапической мощью, уголовник сделал тайно, в туалете, укол новокаина в член.
Через полчаса Галка стала задыхаться, еще через пять минут потеряла сознание. По логике жизни пареньку следовало бы обворовать ее и исчезнуть, но он благородно вызвал «скорую». Их роман длился целый год — историю с новокаином Галка с некоторой даже гордостью потом рассказывала Анжеле по телефону.
Сестры бодро разлили «Апсны».
— Ой, не знаю, Оль, — сказала Галка, — влипнешь ты с этим киллером по самое не могу. Начнет потом деньги тянуть, братву натравит. — Роман с криминальным новокаинщиком позволял Галке рассуждать о братве по-свойски.
— Он мне карточку заблокировал, мам, — пожаловалась Анжела, — я позвонила, а он говорит: «Тебе сколько лет?»
— А ты? — оживилась мама.
— Трубку повесила.
— Во урод! — всплеснула руками Галка.
— Да быть такого не может! — взорвалась после секундного молчания Ольга Юрьевна. — У нас не такая страна, как Америка! У нас за бутылку водки убивают, миллионы сидят, а ты говоришь, я не могу заказать какого-то козла!
При упоминании бутылки водки у Анжелы словно бы щелкнуло в мозгах.
— Есть один парень! — радостно крикнула она.
На нее мгновенно уставились две пары одинаковых злобненьких глаз.
— Кто? — спросила мама.
— Свечкин, писатель, да, по правде сказать, какой он, на хрен, писатель, так — дерьмо. В нищете, с психичкой женой, он на все готов.
— А он в ментуру не побежит, если ты ему… ну, это… предложишь? — опасливо спросила Галка.
— Сто процентов — нет.
Анжела вышла в коридор и соединилась с Олегом Свечкиным. Договорившись о встрече, постояла немного у картины, изображавшей приукрашенную Ольгу Юрьевну с таксочкой на коленях.
Набрала Кульберга.
— Привет, Анжела, — грустно отозвался Коля.
— Как дела? — У Анжелы сладко сдавило низ живота.
Кульберг молчал.
— Что-то случилось? — беспокойно допытывалась Анжела.
— Она беременна, — ответил Кульберг.
— Твоя жена, да?
— Да, дружок, беременна.
— И… что мы будем делать?
Кульберг тяжело, с присвистом вздохнул:
— Что-нибудь придумаем.
— Придумаем? — Анжела вдруг взбесилась. — Интересно, что же? Будем, наверное, ебаться теперь в подъездах?
Кульберг потерянно сопел в трубку.
— Жизнь одна, Колечка! — визжала Анжела, полностью забыв о конспирации, маме и Галке, сидящих на кухне. — Что из того, что твоя ебаная жена беременна? Разве это повод делать меня несчастной?! Мало ли детей растут без отцов? Может, она вообще все врет, может, она догадалась про нас с тобой?
— Я не знаю, Анжела, — бубнил Кульберг, — не волнуйся так, дружок, я тебя очень, очень люблю…
— Любишь — разводись! — вскрикнула Анжела. — И не звони мне больше никогда, сволочь, чтоб ты сдох!
Отключившись, она жалобно, словно наступила на гвоздь, завыла.
Прибежала мама, обняла, увлекла на кухню.
— Ты что, Анжела? — бормотала мама, шокированно рассматривая Анжелино лицо. — У тебя есть любовник? Женатый?
Галка подвинула вино.
— Ублюдок, сукин сын! Он просто, просто попользовался!.. — всхлипывала Анжела. — Что мне делать, что мне делать? Может, его тоже убить? — истерично захохотала.
8
— Ну, что, дорогая моя! — Писатель Бурков запил свеженькую устрицу глотком шампанского. — Мы — на финишной прямой.
Таня подняла на него изысканные, подведенные зеленым глаза.
Они сидели в ресторане «Пушкин», Таня была в зеленом платье.
Она неуверенно улыбнулась.
— Через месяц мы с Ольгой разводимся. Сама понимаешь, — Бурков дипломатично пожал Танины пальцы, — что жениться на тебе я не стану, просто не вижу в этом необходимости. Я предлагаю тебе построенный на любви и доверии союз двух взрослых, уже не первой молодости людей. Скоро я куплю новую квартиру, ты, надеюсь, переедешь ко мне. Так что, Таньчик, — Бурков поднял свой фужер, — мечты сбываются!
— Поверить не могу… — прошептала Таня.
— Придется, — довольно хмыкнул Бурков.
— Ну, что ж, — тихо произнесла Таня, — я, по крайней мере, рада, что это был твой собственный выбор. Я хочу, чтобы ты это запомнил: я не разрушала твою семью, я готова была довольствоваться тем, что ты давал мне…
— Конечно, милая, конечно! А теперь будем праздновать.
Бурков плеснул Тане шампанского, подозвал официанта и попросил еще двадцать устриц.
Стоял июльский вечер — нежный и желтый, как кусочек масла. Поужинав, Таня с Бурковым вышли на бульвар, Танино зеленое платье светилось в позднем солнце. Потеющий в красной плюшевой ливрее швейцар почтительно проводил их до машины. Бурков лениво, щурясь на солнце, повел машину к Таниному дому. Он чувствовал, что ради таких вот моментов, летних вечеров с устрицами стоит жить. Он встретил Таню и снова обрел смысл, любовь, надежду — потому что во вселенной ничто не имеет конца, в том числе и надежда. И хотя порой он страдал от приступов мрачного настроения, во время которых кажется, что мир — это просто место, где без всякого смысла происходят различные события, влекущие за собой столь же неоправданные, неадекватные реакции, место, где нет цели для жизни, где все — пустота, пепел и жестокость, сегодня все было по-другому.
Бурков знал, что сейчас они приедут к Тане, она заварит чай, переоденется в майку и шорты, а ему даст халат, они лягут вместе на диван перед телевизором, посмотрят фильм и заснут. Соития ему не хотелось, казалось, оно поставит под сомнение их любовь, разорвет тонкие доверчивые нити их единства.
Ночью Буркова посетил кошмар.
Ему снилось, что наступило утро и он встал с Таниного дивана и отправился в душ. Он отодвинул занавеску над ванной и вдруг увидел, что в ванной сидит Таня, но наполовину уже не Таня, а отвратительный оборотень, сочетающий в себе черты собаки и свиньи.
Зубастое бородавчатое рыло скалилось на Буркова, а под ним извивалось Танино тело, на глазах покрываясь жесткой, пселой щетиной. Между ягодицами рвался наружу толстый волосатый хвост.
Чудовище рыкнуло на Буркова, и, защищаясь, он схватил его за еще не переродившееся, человеческое горло, которое оказалось неожиданно тонким, и стал душить. Он душил и душил, все сильнее стискивал пальцы, оборотень закатывал глаза, хрипел, но продолжал ровно, мерно дышать.
