Мириам Дубини - Вам сообщение
— Хорош характер! — фыркнула Клара, перекладывая из рук в руки корзинку с клубникой, которую она отложила для девочек.
— Извините, я опоздала! — пропела Эмма, неожиданно появившись у нее за спиной.
Клара вздрогнула. Лючия улыбнулась:
— Вот и она! Привет. Знакомься, это моя мама.
— Добрый день. Меня зовут Эмма. Я живу здесь прямо за площадью, но заблудилась в переулках. Рим такой красивый, но все эти улочки меня немного путают… — сказала Эмма, протягивая руку синьоре Де Мартино.
Клара сунула в нее клубнику.
Эмма потянула носом и восторженно воскликнула:
— Мама мне говорила, что итальянские фрукты особенные, но эта клубника просто божественна!
Прямо в яблочко. Эмма вмиг покорила сердце синьоры Де Мартино: сделать комплимент ее фруктам — все равно что сделать комплимент ей самой. Клара тут же простила ей не только опоздание, но и то глупое слово, которому она научила ее дочь.
— Итак, у нас время шопинга, — объявила Лючия.
— Хорошо, мы с папой закончим тут все и пойдем выпить кофе, чтобы дать вам побольше времени, — но не уходите далеко, договорились?
Лючия прыгнула ей на шею от счастья и крепко поцеловала в знак благодарности.
— До свидания и спасибо за клубнику, — попрощалась Эмма.
— Не скучай, артишочек! — напутствовал дочь Де Мартино-папа.
— Артишочек?!
— Да не обращай внимания, папа называет меня всякими абсурдными именами. Куда идем?
— За лифчиком! Согласна?
— Я… вообще-то… их не ношу… — смутилась Лючия, став цвета помидоров своего отца.
Эмма это заметила, но ничего не сказала.
— Тогда будешь советовать мне. Хорошо?
— Хорошо, — ответила Лючия, приободрившись.
Они вышли на более широкую улицу и минут через десять уже стояли перед самым элегантным универмагом в городе. В витрине блистали пластиковые женщины, покрытые микроскопическими зеркальцами и платьями, сведенными к возможному минимуму.
— Заходим? — Эмма нетерпеливо схватила подругу за руку.
В этот момент из-за угла появилась Грета, медленно перебирая ногами рядом со своим велосипедом.
— Грета! — приветствовала ее Лючия.
Та ответила грустным взглядом ребенка, который упал и разбил коленку.
— Что ты тут делаешь? Что с тобой случилось?
На первый вопрос Грета решила не отвечать. Она только что отдала форму матери: к той вернулось ее привычное скверное настроение, и она настаивала на том, чтобы Грета весь вечер помогала ей в ресторане. Девочке удалось выкрутиться, прибегнув к обычной истории про домашние задания, и она рванула домой, но почти сразу была вынуждена остановиться.
— У меня шину прокололо.
— Абалдеть!
Лючия сказала «абалдеть». Она сказала это в двадцать первый раз. И в самый неподходящий момент. Грета решила, что у нее есть полное право сжать обеими руками шею Лючии Де Мартино и выдавить из нее все «абалдеть», прежде чем очередной одиозный инфинитив слетит с ее губ. Пожалуй, это был лучший способ унять досаду от того, что она должна была возвращаться домой пешком.
— Ой, как же ты теперь? Пойдешь домой пешком? — не унималась Лючия.
К счастью, Эмма вмешалась как нельзя вовремя:
— Мы можем помочь тебе чем-нибудь?
— Мне не нужна ваша помощь.
— А я думаю, нужна.
— Ты ошибаешься.
— Грета, это не трагедия! Зайдем в спортивный магазин и купим тебе новое колесо.
— Это шина. И потом, ты видишь поблизости спортивный магазин?
Эмма безнадежно огляделась.
По улице неожиданно пронесся сильный и резкий порыв ветра. Грета закрыла глаза, защищаясь от пыли. Открыв их снова, она увидела, что рядом с ней тормозит велосипед светло-зеленого цвета. Высокий юноша в мужской шляпе.
— Камеру проколола? — спросил он, взглянув на Мерлина.
Это был он, тот псих под дождем. Только этого ей не хватало. Она пристально посмотрела на него с твердым намерением посоветовать держаться подальше, но юноша опередил ее.
— Ты… это ты! — воскликнул он с радостью, которая была совершенно неуместна.
— Вы знакомы? — спросила Лючия.
— Нет, — ответила Грета.
— Да, — ответил юноша, не слушая ее. — У тебя есть запасная шина?
Вместо ответа Грета покачала головой.
— Мы пытались выяснить, нет ли тут поблизости какого-нибудь спортивного магазина… Может, ты знаешь? — вмешалась Лючия.
Ансельмо покачал головой, спрыгнул с велосипеда, прислонил его к стене, потом взял Мерлина и поднял его с земли. Грета отреагировала молниеносно: она терпеть не могла, когда кто-то, особенно незнакомый, прикасался к ее велосипеду.
— Стоять! — выкрикнула она, ухватив Ансельмо за запястье.
И что-то остановилось на самом деле, прервав единообразное течение времени. Ансельмо почувствовал, как пальцы Греты сжимают его руку, обжигая кожу, и отзвук этого неожиданного прикосновения распространился по всему телу как ударная волна. Он пристально посмотрел на нее, охватив одним взглядом всю ее крошечную фигурку.
Грета заметила взгляд и, смутившись, разжала пальцы. Посмотрев на свою руку как на чужую, она тут же спрятала ее в карман толстовки. Они оба опустили глаза и перестали дышать.
— Я поняла! Ты умеешь чинить велосипеды, да? — откуда-то издалека проверещала Лючия.
Ее звонкий голос вернул их на землю.
— Да, это моя работа, — ответил Ансельмо.
Он разомкнул рычаг в центре спиц и высвободил колесо.
— Абалдеть! Вот это удача! Грета, ты слышала?
Грета пожала плечами, не в состоянии выговорить ни слова, пока Ансельмо откручивал обод от корпуса Мерлина. Девочка вдруг почувствовала, что сама стала как велосипед и что этот юноша разбирает на детали ее тело, стараясь починить что-то, что сломалось у нее внутри. Она не могла точно объяснить, что с ней происходило. Что-то жгло пальцы руки, которой она схватила его запястье, и этот жар ее очень пугал.
— Намного лучше, чем магазин, да? — с иронией в голосе вступила Эмма, оглядывая прекрасного юношу, свалившегося с неба. Грета сделала вид, будто ее не слышит.
— Это точно! Тебе помочь? — предложила Лючия.
— Да, — ответил он, — видишь вон ту маленькую сумку за седлом моего велосипеда?
Лючия кивнула.
— Открой ее и тащи сюда все, что найдешь.
Сияя от счастья, Лючия вприпрыжку полетела к велосипеду. В сумке нашлась новая камера и три маленьких металлических инструмента, сложенных так, чтобы занимать как можно меньше места. Формой инструменты напоминали сосульки, только были чуть короче и толще. Ансельмо зажал колесо коленями, чтобы крепче держать его, и просунул сосульки между ободом и покрышкой, нажимая на рычаг до тех пор, пока резиновая часть не слетела с металлической. Сняв уже совсем спущенную камеру, он подал ее Эмме. Та смотрела на грязного и зловонного резинового червяка, не шевельнув и пальцем.
— Извини, что мне с этим делать?
— Отложи в сторону, ее можно починить.
— Нет, спасибо, мне это не нужно, — сказала Эмма, даже не думая прикасаться к этой гадости. Тогда вперед выступила Лючия.
— А мне нужно, и даже очень, — сказала она, беря камеру в руки как драгоценный предмет. Чем дольше она смотрела на Ансельмо, тем более потрясающим он ей казался. То, что он делал, то, что говорил, — все было потрясающим. И даже если бы он ничего не делал, он все равно был бы потрясающим. А вот Эмме вдруг стало скучно.
— Ладно, если мы тут больше не нужны, у нас с Лючией еще много дел.
— Но ведь мы тут еще нужны, да? — спросила Лючия с надеждой в голосе.
— Еще какое-то время, — подтвердил потрясающий юноша.
Он слега накачал новую камеру и разместил ее в углублении покрышки. Потом вставил клапан в маленькое отверстие в ободе и слегка надавил, чтобы закрепить резину на металле. Наконец, надев колесо на раму, он хорошенько накачал его.
— Вот, теперь готово, — сказал он, возвращая велосипед законной владелице.
— Потрясающе! — выдохнула Лючия.
Грета ухватилась за руль Мерлина:
— Спасибо. Сколько с меня?
— Нисколько. Ты мне должна новую камеру, и все.
— Что?
— Я тебе только что отдал свою, завтра она может мне понадобиться.
— Правильно! — обрадовалась Лючия. — Мы можем зайти к тебе и занести новое колесо. Где ты работаешь?
Эмма удивилась: она никогда бы не подумала, что маленькая Лючия может быть такой предприимчивой.
А Лючия даже не думала о том, что говорила. Все ее мысли были только об одном: она должна увидеть потрясающего юношу любой ценой. Будь ее воля, она бы тут же вскочила на раму его велосипеда. Она уже представила, как пересекает Кампо де Фиори, проносится среди прилавков, зажатая между рулем и его руками, останавливается перед оливками Сестры Франки и наконец сообщает ей радостную новость:
