Марина Нефедова - Лесник и его нимфа

В это воскресенье они пели на Арбате. Лита втайне надеялась, что вдруг Фредди Крюгер окажется тут. Но нет, никакого Крюгера не было.

Закончили они довольно быстро, потому что руки уже отваливались от холода, толпа частично рассосалась, частично перешла в тусовку. Лита сидела на корточках, прислонившись к стене, и крутила в руках сигарету. Надо было встать, чтобы у кого-нибудь прикурить, но сил не было подняться. Чьи-то ботинки подошли и остановились рядом.

– Здравствуйте.

Лита подняла голову. Это был Лесник с Урала.

– Я принес вам книжку.

Это было очень неожиданно. Лита растерялась. Медленно поднялась.

– Вот это да! Вот это клево! Я не думала, что ты придешь.

Он вынул из кармана сиреневую брошюрку.

– Спасибо, – повисла пауза, потому что у Литы в руках была сигарета, и она не решалась взять эту брошюрку с Христом на обложке. Наконец она засунула сигарету за ухо.

– Это что? – бесцеремонно влез Вася и сунул нос в книжку.

– Ничего, – сказала Лита, быстро беря книжку и пряча в чехол с гитарой. – Да, а как мне тебе ее вернуть? Я телефон твой потеряла.

– Хасочка, пойдем отсюда туда, где тепло, – сказал, подходя, Кремп.

– Кремп, дай ручку с бумажкой.

– Откуда у меня ручка с бумажкой? Я забыл, как это выглядит.

– У меня есть ручка и бумажка, – сказал Лесник.

Он записал телефон и протянул ей.

– Это ваш новый поклонник? – влез Кремп.

– Не слушайте его, он идиот, – сказала Лита Леснику. Кремп, к счастью, на кого-то уже переключился.

 – Здорово, спасибо, –  Лите хотелось еще что-нибудь ему сказать. Или спросить.

– Ну ладно, я пойду, – сказал он.

– Ну давай.

– Ты очень здорово поешь, – вдруг сказал он.

– Ты слышал?

– Да, я давно пришел… – он  как будто еще хотел что-то добавить. Лите, по крайней мере, так показалось. Но он сказал только: – Пока.

И пошел к метро по серому Арбату. Ни разу даже не обернулся. Лита специально смотрела.

Глава 3

***

У Литы в старой школе была странная учительница математики. Она была больна какой-то неизлечимой болезнью, руки и лицо у нее были изуродованы, периодически на уроках она падала в обморок, говорили, что она должна была умереть пятнадцать лет назад, но жила только благодаря работе. Ее не любили, она была нервная и строгая, но при этом на уроках единственная из всех учителей устраивала пятиминутные перерывы – все закрывали глаза, а она что-нибудь рассказывала. Обычно ничего выдающегося – например, предлагала представить море и расслабиться. Но никто особо не расслаблялся, потому что потом она вызывала к доске и лепила пары.

Однажды, это было классе в пятом, математичка в эту свою пятиминутку вдруг стала рассказывать историю о том, что был такой человек, Иисус Христос, что он делал много чудес, а потом его распяли на кресте, и он умер. А у него были ученики, они его тело украли, а всем рассказали, что он воскрес, и с тех пор считается, что Христос воскрес. Лита в первый раз тогда услышала про это. Эта история ей в одно ухо влетела, из другого вылетела, но в душе что-то осталось.

А потом на день рождения, в двенадцать лет, Лита с родителями поехала в Питер – это, кстати, оказалась их последняя совместная поездка. И в Исаакиевском соборе эта история у нее вдруг всплыла. Маму интересовал тогда маятник Фуко, а Лита поминутно ее дергала и спрашивала про росписи: «А это что? А это кто?» Достала ее до того, что мама, хоть и была любителем искусства, наконец раздраженно сказала:

– Возьми Библию и почитай, если тебе это так интересно.

Потом они, кажется, пошли с родителями в ресторан, но Лита все никак не могла успокоиться.

– А где мне взять Библию?

– Не знаю.

Библию взять было негде.

***

В эту мерзкую погоду в школе было даже лучше, чем на улице. Но сегодня она не могла не прогулять, потому что была физра, а физрук над ней просто измывался. Полдня она провела в книжном магазине, греясь там и заодно читая все подряд. Потом магазин закрылся на обеденный перерыв, но еще и до перерыва продавщицы стали смотреть на Литу подозрительно, все равно надо было уходить.

Она стала бродить по улицам, сунув поглубже руки в карманы своего негреющего плаща. От дождя ее спасала дурацкая шляпа с широкими полями, которую дала поносить Манька. В этом прикиде – черном плаще и шляпе, и еще из-под шляпы свешивались длинные волосы, которые загораживали две трети лица, - она была похожа на старуху Шапокляк в молодости. Так ей вчера сказал Вася Йод.

Лита думала про Лесника. «Ты веришь в Бога?» - «Скорее да, чем нет». «Друг ушел в монастырь». Как-то это все интересно. Лита до него не встречала ни одного человека, который на вопрос о Боге отвечал хотя бы так. У Кремпа много было всякой фигни про карму, но все это было не то.

Ей очень хотелось с кем-нибудь поговорить об этом. Была какая-то каста избранных, которая про это знала и понимала. Но никто из этой касты ей не встречался.

В тринадцать лет она прочитала «Мастера и Маргариту», маме по блату кто-то дал. И после этого снова стала думать о Христе и о смерти.

На самом деле о смерти она думала все время. В четырнадцать лет ходила по улицам и обдумывала, как ей повеситься. Потом был просвет на год с небольшим. А потом как будто ничего сильно не изменилось, но у нее – она даже не заметила, когда это началось, – появилось странное ощущение, что внутри как будто выключили свет.

Только иногда во сне она слышала невероятную музыку. И днем пыталась родить хоть какие-то ее отблески. Иногда как будто удавалось. Но все равно все чаще ей хотелось заняться медленным самоуничтожением вместе с Кремпом. Однако внутренний предохранитель не давал так просто взять и закончиться.

В результате Лита оказалась в подростковом отделении психиатрической больницы, куда ее положила мама, потому что к концу девятого класса Лита почти перестала спать, есть и разговаривать. Почему-то любое действие, которое нужно было совершить, казалось ей таким трудным и невозможным, что она впадала в оцепенение и не делала ничего. Она становилась замороженным деревом.

После больницы свет не свет, но какое-то мутное освещение внутри все-таки включилось. Иногда в этой мути были вспышки – яркие и короткие – и после них становилось еще темнее. Как сейчас.

Нужно было вернуть этому Саше брошюрку о Туринской плащанице, где с полунаучной точки зрения обсуждалась подлинность личности Христа. Научно обоснованная тайна.

Лита прочла эту книжечку два раза и таскала в сумке уже несколько дней.

***

Охранник сегодня был другой, тот смотрел в окно, а этот уставился на Литу.

– Вы к кому?

– Я? К Саше. Он работает на последнем этаже. Он лаборант.

– Фамилия как?

– Моя?

– Его!

– Не знаю… Он еще чертит.

– Номер комнаты хотя бы какой?

– Не помню… Там еще лестница на чердак рядом.

– Твою бабушку… Девушка, можно поконкретнее? Вы по какому вопросу?

– Я? – Лита замолчала. Она не знала, что ответить.

Охранник почесал голову, подумал, посмотрел на нее, вздохнул и позвонил кому-то, спросил, какой номер комнаты возле пожарной лестницы. Потом еще куда-то позвонил и сказал Лите:

- Сейчас выйдет.

Лита уселась на подоконник. Вокруг стояла куча стульев, но на подоконнике было теплее. Лита вспомнила, что у Кремпа были стихи, посвященные теплым батареям.

К выходу прошли, разговаривая, несколько женщин. Одна из них посмотрела на Литу как на городскую сумасшедшую. Ну конечно, видок у нее был еще тот. Может, лучше слинять, пока не поздно?

Но было уже поздно. Она увидела, что Саша спускается по лестнице. И смотрит по сторонам, потому что он же не знает, кто к нему приперся.

– Привет, Лесник, – закричала Лита на весь вестибюль. И все, кто был неподалеку, человек десять, повернулись и стали на нее смотреть. Лита тут же пожалела, что так завопила, но останавливаться было не в ее правилах, и она снова крикнула на весь вестибюль. – Я принесла тебе твою книжку!

Интересно было, удивился он или обрадовался, или, может, ему жутко стыдно, что к нему зашла юная старуха Шапокляк? Но по нему ничего нельзя было понять.

– Я тут прогуливаю школу, – быстро заговорила Лита, когда он подошел к подоконнику, – а на улице холодно. Вот, книжка, в целости и сохранности.

–  Привет. Спасибо.

– Я посижу тут немножко? Очень теплый подоконник...

Тут повисла короткая пауза, и Лите захотелось сказать: «Мне очень хреново все время, мне некуда идти, я не знаю на самом деле, что ты за пипл, но мне очень хочется посидеть тут и поговорить про что-нибудь. Хоть про что-нибудь…» Но она, конечно, ничего этого не сказала. Зато он, подумав пару секунд, вдруг очень вежливо предложил:

– Так может, пойдем к нам наверх? Чай будешь?

Лита не знала, соглашаться ей или нет: хотелось чаю, но она предполагала, что сейчас все Сашины сотрудницы на месте, и это было стремно. Никто ведь не знает, что на самом деле она робкая и стеснительная.