Борис Екимов - Родительская суббота (рассказы разных лет)
– Додумался… – перечит ему добросердечная Валентина. – Забрались в глухомань да еще стеной отгородимся.
– Отгорожусь!
– Отгораживайся и живи бирюком за железными воротами. А я в город уеду!
Этот спор – давний. Товарищ мой – местный рожак, но всю жизнь прожил в городе, в областном центре. Там – хорошая квартира, родственники, друзья. На хуторе, до времени, оставалась лишь мать. Помогая ей, он обложил кирпичом родительский дом, крышу перекрыл; потом пробурил артезианскую скважину, чтобы не надеяться на ветхий колхозный водопровод. Кирпичный гараж построил, чтобы, приезжая, было куда машину ставить; под ним – просторный погреб. Бок о бок с гаражом, под одной крышей, поднялась, тоже кирпичная, жилая кухня в две комнаты, за нею – баня. Пришел черед скотьих катухов, птичников, выгульных базов, огорожи. Все строилось своими руками, не вдруг, в отпускное время, надежно и крепко. И получилась помаленьку лучшая усадьба на хуторе. Ее сразу видать.
Когда мать схоронили, родительский дом бросать беспризорно стало жаль. А тем временем подошла пора льготной, до срока, пенсии. Решили на хуторе летом пожить, оглядеться. Остались в зиму. Потому что скотину в город не возьмешь. А продавать жалко. Так и пошло. И теперь уже десять лет живут, отлучаясь в город лишь на короткий срок, по нужде. Но вечный спор продолжается.
– Чего мы, плохо живем? – горячится мой хозяин. – Едим – от пуза, чего захотим… – Он и впрямь глядится этаким сытым боровком, правда, седым. Но рослый мужик, тушистый, еще не горбленный. – Мы бы на пенсию так жили, скажи? Мы бы сухие джуреки глодали! Без мяса – ни дня. В зиму режем быка. Летом – птица. Индоуток – сотня. Кур – столько же. Рыба – любая, и себе и людям, – загибает он за пальцем палец, – молоко, сметана, творог, масло, яйца. Зелень вся с огорода: помидоры, лук, огурцы, картошка, яблоки… А сколько своим перевозили в город!.. И это все – бесплатно. Пенсии на книжку идут. Про них раз в год вспоминаем.
– Бесплатно! – всплескивает руками Валентина. – А ты труды наши считаешь? Батрачим с утра до ночи!
– Гляди… Дюже перетрудилась.
– Ты, может, и не дюже. А мне все надоело. Я бы сейчас в город уехала и весь день бы сидела на скамейке, возле подъезда. Или на диван, и глаза – в телевизор.
– Это одни разговоры… – машет рукой мой приятель. – Весь день человек не может лежать. Ему нужны упражнения. Вот мы и упражняемся… – смеется он, на меня глядя.
Прошлой осенью я приехал и рассказал про людей пожилых, которые из года в год занимаются утренней зарядкой в сквере, на речном берегу, возле моего дома. Утром гуляю, вижу их, здороваюсь. В компании физкультурников объявилась наша старая учительница. Сто лет ее не видал. Трудно ходит. Но тоже машет руками. Молодец!
Я на хутор приехал, приятелю рассказал о пожилых физкультурниках. И он всякое утро, управляясь по хозяйству, сообщал весело на весь двор:
– Выпускаем кур! Набираем зерна, насыпаем в кормушки! Зобайте! Воды набираем и наливаем! Это считается сгиб-разгиб, поворот налево-направо. Для поясницы полезно.
Стая пестрых кур высыпает на выгульный баз, петух, тяжело хлопая крыльями, взлетает на плетень, кукарекает.
– Выпускаем уток… Насыпаем зерна… Принесем скотине воды! Нажрались, на питье потянуло. А ну, Марта, шевелись! Беляна, пошла… Гришка, чего потягаешься? Геть рысью! Прогоним их в стадо. Это считается пробежка.
Две коровы, бык Гришка, две телки не торопясь шагают к выгону, чтобы отправиться вместе с другими на долгий дневной попас.
– Катяши убирать! – вернувшись с выгона, сообщал мой приятель. – Корыто – транспорт, лопата – инструмент. Ноги на ширине плеч, накладываем и везем. Иначе за неделю в навозе потонем. У курочек тоже надо прибраться… Теперь кобеля накормить. Вот и все дела. Утренняя зарядка закончена! Можно завтракать. И – гуляй, Вася!
Разговор про «физкультуру» был прошлой осенью. Приятелю моему он помнится и ныне, добавляя аргументы в вечном споре с женой.
– Для здоровья… В городе от врачей не вылезают. В поликлинике народу – не пропихнешься, один на одном. А мы?
– А мы бы и рады к врачу, да где его взять.
– Для какого интересу?
– Для простого. У меня ноги болят. С утра до ночи топ да топ. Вареники со сметанкой… – передразнивает она мужа. – Любишь, коток?
– Люблю, грешный… – нутром ворчит мой приятель. – В каймаке слаже.
– А каймак с возу не падает. Коров надо два раза доить всякий день, да процедить молоко, да перепустить, перетопить, откинуть, заквасить, то в тепло, то на холод. Не захочешь и вареничков. А у тебя все легочко и скоро…
Спор этот – нескончаемый. Хуторское подворье – не скамейка возле городского подъезда. И потому «Гуляй, Вася!» – это для красного словца. Хватает забот.
С недавних пор в летней кухне на стенке мой товарищ вывешивает листок бумаги: «Чтобы не забыть… Склероз…» Там – список дел, не терпящих отлагательства. Каждое утро хозяин трудится над листком, морща лоб. Что-то вычеркивает, исполненное, что-то дописывает. Ныне там значится: 1. Согнать самогон. 2. Отремонтировать «запаску». 3. Нарезать сибирьковых веников для двора и березовых для бани. 4. Продолжить строительство лодки. 5. Делать завалинку у курника. 6. Копать яму под туалет. 7. Подготовить рубильник на столб. 8. Подготовить гумно…
Всего в списке на сегодняшний день значатся двадцать три пункта. И все – важные.
Без «запаски» на машине далеко не уедешь. Риск. И лодка нужна деревянная, с «алюминьки» неловко ставить сети, и парусит она при ветре. Веники – самая пора нарезать. Троица позади. И самогон… Брага поспела. Мой товарищ – не пьяница. Просто на хуторах водку давно отставили. Она – дорогая. Пользуются самогоном. Покупают. Но лучше, конечно, свой. Поставил бражку, отыграла. Перегоняй. Без бутылки в запасе никак нельзя. Тот же Чоков. Дрова привезти, сено, солому. Денег не возьмет. Свои люди. А на стол выставить – это закон. Так что без самогона не обойтись. Надо гнать. И кирпичная завалинка нужна. И электрический рубильник на столб, чтобы подключать пилу-циркулярку. А прошлогоднее сено давно пора в сторону сдвинуть, готовя место под нынешнее. Уже косят… Словом, все пункты надо выполнять, и новые туда просятся всякий день. А еще кажеденное: скотина, птица, огород, картофельник, плодовый сад – хуторская жизнь, в которой день начинается на белой заре, а завтрак обычно поздний, когда утренние дела переделаны.
Солнце уже высоко. Но в тени раскидистого клена еще держится холодок. На столе шкварчит сковородка с яишенкой, рассыпчатый творог желтеет, банка с молоком квашеным запотела, в густую сметану ложку не воткнешь.
– А может, вчерашнюю рыбу?.. – предлагает Валентина. – И каша есть, молочная. Сливки принесть к чаю?
– Принесть, – коротко отвечает супруг ее.
Время завтрака. На хуторе – тихо.
– Кресна! Кресненька! – не вошла, а влетела во двор голенастая невеликая девчонка. – Баба Ксеня вашу Пальму хотит удавить! Говорит, зови Федю-Суслика, нехай он ее удавит!
– Чем она провинилась, Пальма? – недоуменно спросила Валентина.
– Говорит, кутька оставим. Он будет гавкать. А Пальма – старая… – захлебываясь, со слезами рассказывала девочка. – Ее удавить. Федю позвать…
Валентина вздохнула.
– Сами все трухли старые. Кто бы нас передушил… То насилочку выпросила: дай Пальму, дай… С ней не буду бояться… Надежа. А теперь – на сук. Не реви, веди сюда Пальму, – постановила она.
Обрадованная девочка умчалась вихрем. Тимофей, до того лишь рассеянно слушавший девчонку и жену, возразил резонно:
– А нам на кой другая собака? Волчок-то есть.
Услышав имя свое, Волчок – молодой поджарый пес – взвизгнул и загремел цепью.
– Ксеня-премудрая: то надо ей Пальму, то не надо. А ты – простодырая. Ксеня бы Пальму не забирала, мы бы Волчка не заводили. А теперь собачатник разведем.
– Волчка – на скотий баз, – рассудила Валентина. – Там ворота. Кто чужой сунется, Волчок не пропустит.
Тимофей недолго подумал. Он не любил с ходу сдаваться. Но правда была в словах жены. Пришлось одобрить:
– Вообще-то верно. Там – темный угол: сено, солома. А всякая скотина и птица там. У Алика-чечена собака – у скотины. И правильно. А Волчок, он – сторожкий. Никого не пропустит. Да, Волчок, – обратился он к собаке. – Новое тебе назначение. Считай, повышение по службе. Во дворе мы сами себя укараулим. Старуня подможет. А там – основное: куры, утки, поросята, скотина. Будешь стеречь. Понял? Ответственность.
Остромордый, овчаристого вида, но статью потоньше и потому приглядный, Волчок довольно повизгивал, радуясь речам хозяина. Он еще не понял, что новая служба – это скучноватая ссылка. Здесь, во дворе, на глазах у людей – весело. И обеденный стол рядом. Нет-нет да и перепадет сладкий кусок. А на скотьем базу – высылки. Там лишь глупые утки крячут да куры гребутся. Но этого Волчок еще не знал. Валентина отвязывала его и уводила, освобождая место для Пальмы. Волчок повизгивал, норовил лизнуть хозяйку.
