Эдуард Багиров - Гастарбайтер
– Въехал, шо я имею в виду? – мы чокнулись, выпили.
– Ну… вроде да. Это ж по-любому выгоднее самому там затовариваться, чем на офис работать.
– Тю! Не, ни хера ты не въехал. А ещё азером называешься! Ты ж по природе своей должен просекать такие вещи, як борзая утку! – Хохол заговорщически наклонился ко мне и сказал: – На хера нам самим-то по улицам таскаться? Офис свой откроем, сечёшь?
– Эге… – только и смог выдавить я. Вот это масштаб! Свой офис! В Москве! Ну и Хохол! Настоящий хохол.
– Тю! А шо тут такого? Я вже всё вызнал, и почём офис снять, и почём объяву в газету дать, и почём рожь на болоте. За аренду офиса семь штук зелени за два месяца сразу занесём, да на товар штуки две хватит для начала с головой, да на газетную объяву три копейки. А там народ сразу пойдёт, обучим пацанов работе сами – хто ж их лучше нас научит-то? И всё, мы бизнесмены! Понял теперь? – и Хохол, перекрестившись, закинул в глотку ещё одну рюмку водки.
– Слышь, Сань, а крыша? Документы там всякие, лицензии?
– Тю, та ты совсем як ребёнок ещё, – заржал Хохол. – Самая гарная лицензия – это баксы! А крыша… ну, чего ж, были бы баксы, а крыша сама подтянется. Ну, давай ещё тяпнем по соточке, Женек. Всё у нас с тобой ещё впереди.
В этот вечер я впервые в жизни напился до бесчувствия, а в офисе нас, естественно, больше не увидели уже никогда.
Ирочка
Тысяч шесть у нас было. Недостающую трёшку мы настригли буквально за несколько дней. Покупая в «Севастополе» те же массажеры по пятёрке, мы впаривали их уже в десять раз дороже, по пятьдесят неденоминированных тысяч, а не по тридцать, как раньше – очень нужны были деньги, а по полтиннику их покупали не меньше. Ведь мы с Хохлом были лучшими даже в офисе, работая на дядю. А в предвкушении своего дела и реальных денег мы просто рыли асфальт, и ничто не могло нас остановить. Вставали мы в шесть утра и целыми днями утюжили районы столицы со здоровенными клетчатыми сумками на плечах. Зато буквально через две недели мы уже заказывали в новый офис мебель, а наши объявления в газетах для соискателей работы были проплачены надолго вперёд.
Мы жили в Москве уже четвёртый месяц.
Офис сняли дорогущий, свежеотремонтированный цоколь на Краснопролетарской улице, ближе к станции метро «Новослободская». Ребята по объявлению нам тоже попадались в основном толковые, такие же приезжие, как и мы сами, молодые, полные энергии и энтузиазма. Через месяц мы с Хохлом уже забыли, что такое «поле», и ограничивались с утра лишь выдачей товара, а вечером – приёмом наличных. Целыми днями, когда не нужно было ехать на оптовую закупку товара, я читал в офисе книги, а Хохол разгадывал примитивные кроссворды в каких-то грошовых газетёнках и изредка затаскивал на склад нашу секретаршу, которую сам где-то и откопал – какая-то примитивная хуторская хохлушка, которую не интересовало ничто в мире, кроме как пожрать, выпить и потрахаться. Я даже не помню, как её звали. Что и говорить – нас с Хохлом объединял только бизнес, потому что во всём остальном вкусы и предпочтения у нас с ним были диаметрально противоположными. Жили мы пока на старых местах – я в Развилке, а он где-то на Петровско-Разумовской, а все заработанные деньги мы беспрестанно вкладывали в товар, оставляя себе лишь необходимый для нормального существования минимум. Единственное только, что снимал я у бабки уже не матрац в углу, а целую отдельную комнату.
Так прошло лето. Первое лето в Москве.
С Иришкой Казаковой я познакомился, конечно же, случайно. Вечер выдался холодный, ветреный и сырой, я остановил такси на той самой остановке в Развилке – понятно, что общественным транспортом я пользоваться давно перестал – и в ту же минуту к остановке подъехал автобус, пришедший от «Домодедовской». Я уже шагал в сторону дома, и вдруг случайно обернулся, как раз в тот момент, когда она выпорхнула из недр скрежещущего ликино-дулёвского реликта. Я не разглядел даже её лица – оно было закутано от ветра в легчайший шарфик – я увидел только её глаза. Огромные, выразительные, зелёные глаза. Самые красивые в мире.
Ноги у меня стали ватными, и что-то толкнуло под ложечку. Честное слово, я действительно увидел только её глаза! И с этой минуты я навсегда поверил в любовь с первого взгляда. Потому что по-другому это рассматривать бессмысленно: я никогда не испытывал к своей персоне недостатка внимания противоположного пола, вечно озабоченным болваном тоже не являюсь, и эта встреча – лишнее подверждение мимолётного каприза фортуны, вдруг решившей за какие-то неведомые заслуги ниспослать мне такое божество. Я влюбился в Ирку мгновенно и слепо, безусловно и бесповоротно и понял, что если упущу этот момент, то никогда в жизни себе этого не прошу. И поэтому обручальное кольцо, замеченное мной на её безымянном пальце, чуть не лишило меня присутствия духа. Включив всё возможное обаяние, я напросился проводить её до подъезда. Просто проводить до подъезда… ну, пожалуйста! Она жила на последнем этаже соседней шестнадцатиэтажной свечки, и окна её, как оказалось, были расположены так, что я мог их видеть с балкона своей квартиры.
– Женя, я замужем, между прочим! – Иришка шла лёгкой походкой, чуть раскачивая в руке сумочку. – И мужа своего очень люблю. Это так, для общей информации.
– Это прекрасно, Ир, – я с трудом подбирал слова, но нельзя, нельзя закончить общение на этой отвратительно банальной ноте! – Я ни на что и не претендую. Ты мне просто понравилась. Это же неудивительно, правда?
– Ну да, такое случается, – и она впервые открыто улыбнулась. Увидев её очаровательную улыбку, я чуть было не впился зубами в рукав пальто и не завопил от отчаяния. – Ну, всё, мы, собственно, пришли. Счастливо, Евгений.
Что я могу сказать… Видимо, именно в посёлке Развилка мне суждено было наиболее ярко раскрывать в себе ораторские таланты и дар убеждения. Несколько минут я пламенно рассказывал, что простой обмен номерами не принесёт ей совершенно никакого вреда. Видимо, я был очень убедителен – перед уходом она всё-таки назвала мне номер домашнего телефона, который мгновенно и навсегда интегрировался в мой мозг. А я клятвенно пообещал ей не быть навязчивым и не звонить в неурочное время. Как потом выяснилось, она уже в лифте осознала вопиющую нехарактерность своего поступка. Словно находилась под воздействием какого-то гипноза.
Мужа она, действительно, очень любила. Когда я, наконец, осмелился ей позвонить и пригласить куда-нибудь на ужин, она только и рассказывала, какой он у неё заботливый, умный и красивый, что он не курит и ходит в тренажёрный зал, что он хорошо окончил техникум и теперь работает менеджером в «Проктер энд Гембл». Я обворожительно улыбался и одобрительно кивал головой, хотя меня чуть не разрывало пополам. Первая наша встреча произошла в ныне покойном баре «Дуэт», рядом с моим офисом, на Селезневской улице. Мне не забыть этого никогда – в интерьер были встроены огромные аквариумы, в которых медленно плавали чудовищной величины и красоты рыбы, на нашем столе горели какие-то гнусноватые свечи, и, естественно, играла приглушённая музыка; а у Иришки были горящие глаза и отличный аппетит.
– Жалко, Дима снова уехал… Он у меня так много работает, часто бывает в командировках, – ворковала она. – Представляешь, мы с ним учились в одном классе, и вместе вот уже шесть лет! – Иришка была младше меня на год, а мне через пару месяцев исполнялось двадцать два.
– Скажите, как трогательно! Шесть лет – срок немалый, да… А поженились сразу после школы?
Тебе не нужно перестраховываться, Ир, – думал я, тихо улыбаясь в коньячную рюмку. Я и без того не позволю себе ни малейшего лишнего движения. Я вытерплю столько, сколько нужно будет вытерпеть, даже если мне придётся потратить на это годы. Я уже жизни себе не представляю без твоей улыбки, нежной и чуть застенчивой, без этих вот огромных зелёных глаз, постоянно мерцающих какой-то невероятной глубиной. Поэтому я буду предельно осторожен, чтобы даже резким дыханием не насторожить и не спугнуть тебя. Твой возлюбленный Дима часто ездит в командировки? Это отлично, Ир. Это просто прекрасно, Ир. Потому что я использую каждую минуту его отсутствия, я проникну в твой мозг и поселюсь там, я стану твоим лучшим другом, твоей лучшей подружкой, и скоро ты не сможешь представить себя без меня. А там посмотрим. Я окружу тебя такой заботой и вниманием, какие никогда не сможет уделить тебе твой муж, даже стократ любимый. Уже хотя бы потому, что он твой муж. Ему просто не повезло, Ир, потому что я уже не мыслю своего существования без тебя, а это, уж поверь, чего-нибудь да стоит…
Каждое утро, когда Дима был в отъезде, Иришка обнаруживала у двери какой-нибудь букет – вставал я рано, а цветы покупал у «Домодедовской» накануне. Я не зарывался – цветы были, как правило, скромными, полевыми и ни к чему не обязывающими; я был очень, очень осторожен, хотя тогда уже имел возможность хоть каждый день заваливать Иркину лестничную площадку самыми лучшими розами. И она звонила мне в офис, сдержанно благодарила за приятное начало дня: «Ой, Женька, спасибо, мне так приятно, ты такой хороший!» – и я так же сдержанно и беспечно мурлыкал: «Да не за что, Иришк, я просто рано встал, не благодари, ерунда какая…»
