Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста
Зловещая пара приближалась, но я уже успел заметить кэб с номером 866 и юркнул к машине гораздо поспешней, чем позволяло чувство достоинства. Шаги замерли… С трудом втиснулся я в кабину: мой чекер стоял между двумя другими, почти вплотную к ним. Испуганно вскрикнул пережатый стартер, я лихорадочно стал подавать назад, чтобы поскорее выбраться из-под моста, и – зацепился за бампер соседней машины! Я попытался исправить ошибку и ударил другую машину. По крыше кабины над моей головой постучала рука:
– Выходи!
Без всякой попытки к сопротивлению покинул я свое убежище. Но меня бандиты не тронули. По-видимому, им нужен был кэб, а не я. Тот, который стучал по крыше, забрался на сиденье и в два движения развел сцепившиеся машины (при этом к моим царапинам он не добавил ни одной) и остановил чекер посредине прохода:
– Садись!
Не поднимая глаз, я достал из кармана доллар.
– Спрячь!
Крыло моего кэба было изрядно помято:
– Меня заставят за это платить?
– Что ты так много болтаешь? Езжай работать!..
Так в тихий предутренний час в воскресенье я оказался в движущейся машине – один… Было 3 июля, мой день рождения – самый радостный с тех пор, как я помнил себя!
Сколько раз дано человеку испытать ощущение счастья? Сколько раз испытывал это ощущение я? Ну, пожалуй, тогда, когда с риском для жизни переплыл крошечный сельский пруд… Но редь то был не я, истерзанный туберкулезом и голодом мальчик из послевоенного русского детства… И еще я был счастлив, когда летал. И учил летать надменную медноволосую кассиршу из «Салона красоты» на соседней улице. Я шептал ей: «Не бойся! Делай, как я!». Повторяя мои движения, она грациозно взмахивала руками, и мы взмывали в воздух!.. Но ведь то были сны… А потом, лишь многомного лет спустя, впервые допущенный к монтажному столу, склеил я два случайно попавшихся под руку кинокадра: черно-белый, с горящим в ночном небе и падающим на землю самолетом, и совсем из другого, цветного фильма – поле, покрытое алыми маками. Я пропустил ролик на маленьком экране мовиолы и вдруг почувствовал, как по спине пробежал озноб: в монтажном стыке возникло нечто неожиданное, чего ни в одном из кадров порознь не было – будто вспыхнула искра!.. Что это было?..
Вот так и сейчас: я ехал, сам не зная куда, и был счастлив.
Во всем огромном Нью-Йорке я был, наверно, единственным таксистом, который радовался тому, что на улицах нет пассажиров. Мне хотелось обвыкнуть, побыть одному. Еще сильней обрадовался я, когда увидел, что на мосту Квинсборо нет ни одной машины, кроме моей!
Разве я мог когда-либо даже мечтать, что однажды какой-то сумасшедший зальет в свою машину полный бак бензина и отдаст ее мне на целый день, чтобы я катался по городу? Даже добрый Стенли такого не сделает. А теперь этот танк, этот чекер – мой!
Я свободен, как птица. Еду, куда хочу! Мало того: за то, что я буду учиться водить машину, узнавать волнующий, до сих пор не знакомый Нью-Йорк, мне же, за мое удовольствие, будут платить деньги. Неужели такое бывает?
Я тронул руль вправо, и кэб двинулся к бровке. Тронул влево – он выровнялся. Коснулся тормоза – он замедлил ход. Я понял, что моя машина чутка и послушна. Я ехал все смелей, от скорости захватывало дух, стрелка спидометра приближалась к отметке «20». Теперь самое главное, думал я, не спутать педали – газ и тормоз!
3
Сколько ни спрашивал я потом таксистов, ни один из них не помнил своего первого пассажира: кто это был, куда и откуда ехал. Не запомнил своего первого пассажира и я. А вот первого таксиста, который со мной разговорился, я, конечно, запомнил.
Мы встретились в то же воскресное утро, когда, перевалив через мост, я оказался в не проснувшемся еще Манхеттене и, завидев у Центрального вокзала пустое такси, пристроился ему в хвост. Мне не терпелось пообщаться с коллегой, но он сидел, уткнувшись в газету, и, не решившись его беспокоить, я стал осматривать свой чекер.
Внутри он был просторным, несмотря на отделявшую водителя от пассажира прозрачную, пуленепробиваемую (?) перегородку, верхняя часть которой – двигалась. Сидя за рулем, я мог открывать и закрывать ее и даже защелкивать на замок.
При закрытой перегородке пассажир и водитель могли рассчитаться, используя вделанную в плексиглас «кормушку» с круто изогнутым дном, через которую можно передать деньги, но нельзя – выстрелить.
На передней панели был установлен счетчик с флажком. Когда в кэб сядет пассажир, я опущу флажок и на табло появятся 65 центов «посадочных». Справа от счетчика, вставленная в специальную «витринку», красовалась моя синяя карточка.
Я вышел из машины, полюбовался гипертрофированными бамперами чекера, надежно защищавшими его спереди и сзади, и заглянул в пассажирскую часть салона. Интересно, подумал я, а может ли пассажир, сидя на заднем сиденье, прочесть на карточке мое имя и номер, чтобы в случае чего потом на меня пожаловаться? Я плюхнулся на черную подушку и тотчас подскочил, как ужаленный: счетчик клацнул – 65 центов!
– Доигрался? – сказал насмешливый голос. Пожилой таксист с газетой в руках стоял рядом: – Разве тебя не предупреждали?
Наверняка, предупреждали, но всего не упомнишь. Теперь, не заработав еще ни копейки, я «на почин» оказался «в минусе»: 65 центов придется отдать.
– Выдумали черт знает что! – буркнул я. – Когда клиент сядет, я уж не забуду включить счетчик.
– Ты, может, и включишь, а другой – нет.
– Почему?
– Получит деньги и положит себе в карман. Кэбби это такой народ – за ними нужен глаз да глаз.
Замечание было не из приятных; однако же меня лично – ну, какой я кэбби! – оно ничуть не задело.
– А правда, что таксисты зарабатывают по шестьсот долларов в неделю? – спросил я.
– По-разному зарабатывают…
– Ну сколько у вас, например, получается в среднем?
Мой новый знакомый удивленно взглянул на меня:
– Ты думаешь, что я таксист?
Я понял, что сморозил какую-то бестактность.
– Если ты собираешься работать в такси, научись разбираться в людях!
Что он имел в виду? Бесцветное морщинистое лицо, изможденная фигура…
– Разве ты не видишь, как я одет?
Замусоленный галстук. Помятый черный пиджак, напяленный, несмотря на жару…
– Хозяин этого кэба – мой друг. Я ведь не работаю, как ты, на гараж. Если у меня есть свободное время, я иногда могу выехать на несколько часов…
Разговор наш происходил в шесть утра в воскресенье.
– Для чего же вам это нужно: ездить под видом шофера такси?
– Ты задал умный вопрос. Я встречаю новых людей, завожу знакомства, собираю нужную информацию: я – бизнесмен!
Как ни был в то утро поглощен я мыслями о своей персоне, как ни гордился собой, я все-таки догадался, что даже передо мной, случайно промелькнувшим на его пути человеком, он стыдился своей участи, своей желтой машины. И тем более мне было жаль его, что мое собственное положение было совсем иное. Ведь о себе-то я определенно знал, что я не таксист и никогда таксистом не буду, и мне, наоборот, даже польстило бы, если бы кто-нибудь по ошибке принял меня за настоящего кэбби. Но мысли мои спутались, едва я спросил себя: а хотелось бы мне, всегда так искренне верившему, что никакой труд не может быть постыдным, встретить сейчас кого-нибудь из сотрудников радиостанции или соседей по дому: сухонького художника с шестнадцатого этажа? его хромую жену? будущего миллионера?.. Ох, пожалуй, нет, не хотелось бы.
Долго мы стояли у Центрального вокзала. Никто к нам не подходил, разговор заглох. Поразмыслив над тем, как бы приспособить свои убеждения к нынешнему моему положению, я рассудил так: работа в такси не хуже любой другой, но если все-таки она унизительна, то не потому ли, что таксисту дают, а он принимает чаевые – лакейские деньги? С тем я и уехал…
4
Я по-прежнему не вижу на улицах прохожих, а машины вокруг – только желтые, только такси. И все без пассажиров, пустые. И все куда-то спешат, спешат… Куда?
Как это глупо, думаю я. Согласно моим представлениям, таксист должен ехать быстро, когда везет клиента, а если клиента нет, нужно ехать медленно, чтобы случаем не проскочить мимо. Разумнее же всего – остановиться и подождать. Человек, которому понадобится такси, сам увидит мой чекер.
Я остановился на углу и стал ждать. Пять минут, десять… А такси все мчатся и мчатся мимо. И не вдоль тротуара, а по самой середине авеню.
Вдруг я заметил какую-то странную фигуру: девушку в вечернем туалете. Это выглядело так несуразно: залитый солнцем город и она – в длинном, держащемся на тонкой шлеечке, платье; спутанные волосы и заспанное лицо…
Девушка еле шла, ее шатало. Но она направлялась ко мне. Однако, приблизившись к краю тротуара, не дойдя до моего чекера лишь несколько шагов, зачем-то подняла руку. И тотчас же мчавшаяся посередине проезжей части машина дрогнула, словно подстреленная птица споткнулась в лете, и резко вильнула в нашу сторону. Возмущенный тем, что какой-то нахал отнимает у меня «мою» работу, я нажал на гудок, но дверца хищника-кэба самодовольно хлопнула, и уже на том месте, где секунду назад балансировала легкомысленная гуляка, таяло сизое облачко… С перепою, решил я, клиентка просто не разглядела, что моя машина пуста…
