Хелен Филдинг - Причина успеха
– Да. И сорок тонн продуктов.
– О! Я уверена, они очень пригодятся, – с сомнением произнесла она. – В любом случае я с радостью пообщаюсь с нашими звездами. Встретим их по первому классу – пусть поймут, что значит жить в Африке! Камаль подумывает устроить пикник на берегу реки, как в старые добрые времена.
Я представила Коринну на пикнике, но усилием воли отогнала неприятную мысль.
– Как дела в больнице?
– О, намного лучше, – сказала Бетти. Шарон и Сиан бросились мне навстречу. Мы обнялись.
– Слышала, что на нас с неба свалился груз продовольствия? – спросила Шарон.
– Да, слышала.
– Ты привезла?..
– Привезла кинозвезд. И целый самолет с едой.
– Закон подлости, – заключила Шарон.
– Ну... знаешь... если бы не поставка ЕС... или если бы пришли новые беженцы... мы сейчас кусали бы локти.
– Но вы получили поставку, и беженцев нет, поэтому, похоже, локти кусать ни к чему, – с горечью произнесла я.
– Ну... в любом случае ты молодец.
– Спасибо, – я попыталась изобразить благодарность.
– Еда из ЕС кончится через две недели. Ты всё правильно сделала, – сказала Шарон.
Мы сделали обход втроем. Кризис миновал, но беженцы все еще были в плохом состоянии: многие страдали от поноса, пневмонии, малярии, менингита. Поступили трое младенцев с задержкой умственного развития и несколько человек в крайней степени истощения.
– По крайней мере, здесь можно вести съемку, – сказала Шарон. Мы обменялись косыми взглядами.
– В холерном отделении куда хуже, – ободряюще произнесла Сиан.
– Пойду посмотрю, – сказала я.
Холерное отделение под тростниковой крышей располагалось в отдалении, на небольшом возвышении. Я шла по твердой земляной тропинке и тут увидела О'Рурка. Мое сердце екнуло, из груди чуть не вырвался стон. Мне хотелось броситься к нему со всех ног.
Я шагала ему навстречу. Он зажег сигарету, задумчивый, поглощенный своими мыслями, посмотрел на реку, потом перевел взгляд на тростниковые хижины и на меня. Увидев меня, он вздрогнул, затушил ногой сигарету и поднял обе руки. Улыбнулся и махнул рукой в сторону реки. Потом начал спускаться по склону холма, слегка хромая. Тропинка сворачивала налево и вела как раз в этом направлении. Я торопливо спустилась. Его не было видно за хижинами. Слева тропинка огибала высокую земляную насыпь, красные скалы и шла дальше по берегу реки. Он стоял там. Мы бросились друг к другу, но резко остановились в смущении.
– Значит, ты все-таки сделала это – уговорила знаменитостей приехать?
– Да. Но оказалось, что в этом нет необходимости. Четыре телезвезды, сорок тонн продовольствия, журналист, фотограф, съемочная группа в полном составе плюс два лицензированных маньяка и наземная спутниковая станция.
– Отлично. Умница. Молодец.
Как мило с его стороны, учитывая, что он был против с самого начала.
– Где же они? Надеюсь, не в лагере?
– Нет. Генри их развлекает.
– Хорошо. Это хорошо.
– Не волнуйся. Они очень хотят помочь, и я их предупредила. Не думаю, что они доставят нам особые неудобства, – сказала я. – Но я не знаю, что мне с ними делать, ведь проблема решена.
– Ну, нужно вырыть новые канализационные ямы, – произнес О'Рурк со знакомой улыбкой – она вспыхнула на его лице, но тут же исчезла. И добавил: – Но, разумеется, главная проблема так и не решена.
– Должна признать, что я с трудом... – начала было я.
– Мы с тобой видели беженцев в Тессалае собственными глазами, – сказал он. – Куда же они делись? Не могли же они просто исчезнуть, раствориться в воздухе. Мне становится очень не по себе, когда я представляю, что сейчас происходит в горах.
Только он произнес эти слова, как поблизости послышались раздраженные голоса.
– Они не умирают с голоду, Майки. Ты говорил мне: “Надя, твой народ умирает с голоду”, и я приехала сюда, чтобы быть рядом с моим народом, увидеть, как они умирают. Но никто не умирает!
– Они худые, Надя. Посмотри, какие они худые.
– Худые, говоришь? Посмотри на меня. Я тоже худая. Я очень худая. Но я же не умираю с голоду. Они не умирают, Майки.
– Не расстраивайся, детка.
– Я расстроена, Майки. Я очень расстроена. Мой народ не умирает. И я расстроена.
Мы вышли на поляну, окруженную хижинами. Надя Симпсон была в мягких кожаных сандалиях со шнурочками, которые обвивали ногу до колена. На ней был очень короткий саронг из шкур животных, с неровным подолом, полностью открывающий длинные шоколадные ноги. Волосы были зачесаны высоко наверх и заколоты костью.
– Это тоже твоя знаменитость? – спросил О'Рурк, в ужасе вытаращившись на меня.
– Эти люди голодают, детка, – ободряюще произнес Майки. – Они очень хотят есть.
– Голодают? Хотят есть? Я тоже хочу есть, Майки. Я очень хочу есть. Я даже нормально не позавтракала. Я тоже голодна, Майки.
Надя и Майк стояли к нам спиной. На другой стороне поляны собралась группа африканцев и разглядывала Надю. Пухлая белая женщина в больших очках в золотой оправе и мокром костюме цвета хаки сидела на корточках и фотографировала ребенка. Рядом с ней стоял Абдул Джербил из штаба Отдела безопасности в Сидре. Должно быть, Надю привезли в Сидру на самолете. На Абдуле была темно-зеленая униформа, а не джеллаба, как обычно, но он все так же щеголял прической клоуна Коко. Он злобно тыкал рукояткой пистолета, разгоняя толпу. У открытого чемоданчика, до краев набитого косметикой, со скучающим видом сидела белая девушка в леггинсах и узкой белой футболочке, открывающей пупок.
Женщина в мокром костюме выпрямилась и застенчиво взглянула на Надю и Майка.
– Надя! – позвала она. – Надя! Надя угрюмо повернулась.
– Ты же любишь детей, правда, Надя? – спросила она. – Не хочешь взять одного из этих малышей на руки? Ради меня, Надя? Возьмешь? Тебе не кажется, что пора подарить малышам их заботливых медведей?
Майк де Сайке достал маленький флакончик аэрозоля и стал обрызгивать Надю, готовя ее к съемке.
Послышался гортанный, булькающий смех. Краем глаза я увидела знакомую фигуру в белой джеллабе – Мухаммед следил за приготовлениями и улыбался во весь рот.
– Куда мы идем. Майки?
– В больницу, детка.
– В больницу? Там, наверное, противно, да? Вся процессия – Надя, Майки, Абдул Джербил, визажистка, фотограф из журнала “Хей!” и зеваки из деревни поплелись по тропинке. О'Рурк, Мухаммед и я пошли следом.
– Мне нужно в больницу. Я плохо себя чувствую, Майки. Кажется, меня сейчас стошнит.
– Тебя не стошнит, детка. Не стошнит. Я не позволю, чтобы тебя стошнило.
– Ты говоришь, что не позволишь, чтобы меня стошнило. Майки? А меня стошнит. Но подожди, подожди минутку. – Лицо Нади просияло. – Если меня сейчас стошнит, люди смогут больше узнать о Намбуле!
– Верно, детка. Они всё узнают о Намбуле. Ты всё понимаешь, детка. Наконец-то ты всё поняла.
– Это для меня так важно, Майки, понимаешь? Здесь все по-настоящему, не то что в Лондоне. Здесь всё по-настоящему.
– Чудесно, детка, просто чудесно.
При ходьбе саронг у Нади задрался так высоко, что тугие очертания ее ягодиц уже показались из-под подола. Мухаммед внимательно разглядывал ее сзади. Он уже отлично приспособился передвигаться на одной ноге, опираясь на палку.
– Ноги этой женщины в больнице не будет, – сказал О'Рурк.
– Но доктор, вы же сами говорили, что пациентам полезно отвлечься и повеселиться, – захихикал Мухаммед.
– Но не таким способом, – сказал О'Рурк, не сводя глаз с Нади. – Это унижение достоинства беженцев.
– Но я тоже беженец и ощущаю, что резко пошел на поправку с того самого момента, как увидел эту женщину, особенно вот эту кость у нее в волосах, – сказал Мухаммед. – Я будто заново родился.
– Не думаю, что у нас есть выбор, – вмешалась я. – Если Отдел безопасности разрешает ей бродить по лагерю, значит, ей можно бродить по лагерю.
– Представь себя на моем месте, – угрюмо произнес О'Рурк.
– А мне она нравится, – сказал Мухаммед, с любопытством глазея на Надины ягодицы.
– Похотливый осел, – обозвала я его. – Я привезла тебе “Гамлета”. Это отвлечет тебя от низменных помыслов.
– Ты не забыла, – произнес он, взяв мою руку. – Не забыла. Какая ты добрая.
Книга была у меня в сумке. Полное собрание сочинений в кожаном переплете. Но я не хотела вручать подарок здесь. Меня тронула за руку какая-то африканка. Она протянула мне сверток ткани и показала пальцем на Надю, похлопав себя по бедрам, потом дотронулась пальцем до рта – жест, означающий голод и бедность. Я развернула сверток. Это было платье. Женщина снова встревоженно посмотрела на Надю и сказала что-то на кефти. Я ничего не поняла. Мухаммед расхохотался.
– Она думает, что Надя очень бедная, раз носит одежду из шкур животных, едва прикрывающую тело. Хочет подарить ей это платье. Это ее лучшее платье. Она говорит, что если Надя придет к ней домой, то она ее накормит.
