Чарльз Буковски - Женщины
– Давай.
Я снова уснул.
Когда я проснулся в следующий раз, Таня сидела на мне. Хуй у меня был тверд и похоронен у нее в пизде. Она снова на мне скакала. Она закидывала назад голову, вся изгибалась. Всю работу делала сама. Она тихонько ахала от восторга, ахи раздавались всё чаще и чаще. Я тоже начал покряхтывать. Громче. Я чувствовал, что уже приближаюсь. Я уже был в нем. Потом он произошел – хороший, долгий, жёсткий оргазм. Затем Таня с меня слезла. Я по-прежнему оставался тверд. Таня опустила туда свою голову и, глядя мне прямо в глаза, стала слизывать сперму прямо с головки члена. Судомойка еще та.
Она встала и ушла в ванную. Я слышал, как набегает вода. Всего 10.15 утра. Я снова уснул.
103
Я повез Таню в Санта-Аниту. Сенсацией сезона был 16-летний жокей, скакавший со своим весовым преимуществом в 5 фунтов. Откуда-то с востока и выезжал в Санта-Аните впервые. Ипподром предлагал приз в 10.000 долларов тому, кто правильно угадает победителя гвоздевого заезда, но его или ее выбор надо было вытягивать из всех остальных названных. На каждую лошадь по одному человеку – с этого вс и начиналось.
Мы приехали где-то к 4-му заезду, а эти обсосы уже заполнили трибуны под завязку. Все места заняты, негде даже машину поставить. Ипподромные служители направили нас к ближайшему торговому центру. Оттуда нас должны были привезти на автобусе, а обратно после последнего заезда явно пришлось бы тащиться пёхом.
– Это безумие. Поехали лучше домой, – сказал я Тане.
Та отхлебнула из своей пинты.
– Поебать, – сказала она, – мы уже здесь.
Мы вошли внутрь – там я знал одно особое местечко, удобное и уединенное, и повел ее туда. Единственная неприятность – дети его тоже обнаружили. Они бегали вокруг, поднимая ногами пыль и вопя, но это все равно лучше, чем стоять.
– Мы уходим после 8-го заезда, – сказал я Тане. – Последние из этой толпы не смогут выбраться отсюда до самой полуночи.
– Спорить готова, на скачках хорошо можно мужиков кадрить.
– Шлюхи в клубе работают.
– А тебя тут когда-нибудь снимали?
– Один раз, но это не считается.
– Почему?
– Я ее уже знал раньше.
– Ты разве не боишься чего-нибудь подцепить?
– Боюсь, конечно, поэтому большинство мужиков дает только за щеку.
– А тебе так нравится?
– Ну да, еще бы.
– Когда ставки делать?
– Сейчас.
Таня пошла со мной к окошечкам тотализатора. Я подошел к тому, что на 5 долларов. Она стояла рядом.
– А откуда ты знаешь, на кого ставить?
– Этого никто не знает. Но в основе своей система очень простая.
– Типа как?
– Ну, в общем и целом, лучшая лошадь стартует с почти равными шансами, и по мере того, как лошади становятся хуже, шансы нарастают. Но так называемая лучшая лошадь выигрывает один раз из трех с шансами меньше, чем 3 к одному.
– А можно ставить на всех лошадей в заезде?
– Да, если хочешь обнищать побыстрее.
– Выигрывает много народу?
– Я бы сказал, примерно один из 20 или 25.
– Зачем они сюда приходят?
– Я не психиатр, но я – здесь. И могу вообразить, что пара-тройка психиатров тоже сюда ездит.
Я поставил 5 на победителя на 6 лошадь и мы отправились смотреть заезд. Я всегда предпочитал лошадей с ранним стартом, особенно если они вылетают в последнем заезде. Игроки называли таких «лодырями», но ведь всегда получаешь лучшую цену за те же самые способности, что и у «зубрил», финиширующих резко. Я получил 4 к одному за своего «лодыря»; он опередил на 2 с половиной корпуса и оплачивался 10.20 долларами на каждые 2. Я был в выигрыше в 25.50 баксов.
– Давай возьмем чего-нибудь выпить, – предложил я Тане. – Бармен здесь делает лучшие «Кровавые Мэри» во всей Южной Калифорнии.
Мы пошли в бар. Там попросили танины документы. Мы получили напитки.
– Кто тебе нравится в следующем заезде? – спросила Таня.
– Заг-Зиг.
– Думаешь, выиграет?
– А у тебя две груди?
– А ты заметил?
– Да.
– Где тут дамская комната?
– Два раза направо.
Как только Таня ушла, я заказал еще одну «КМ». Ко мне подошел черный парень. На вид ему был полтинник.
– Хэнк, старик, как поживаешь?
– Держусь.
– Мужик, мы в натуре по тебе скучаем на почте. Ты был у нас одним из самых смешных парней. В смысле, нам тебя очень не хватает.
– Спасибо, скажи ребятам, что я привет передавал.
– А сейчас что делаешь, Хэнк?
– О, стучу на машинке.
– Это в каком смысле?
– Стучу на машинке…
Я поднял руки и попечатал по воздуху.
– В смысле, машинисткой в конторе?
– Нет, пишу.
– Что пишешь?
– Стихи, рассказы, романы. Мне за это платят.
Он посмотрел на меня. Потом отвернулся и отошел.
Вернулась Таня.
– Какой-то сукин сын пытался меня снять!
– Во как? Извини. Надо было пойти с тобой.
– Нет, какой хам, а? Терпеть не могу таких типов!
Мерзость какая!
– Если б у них было хоть немного оригинальности, было б лучше. У них просто нет воображения. Может, поэтому они совсем одни.
– Я поставлю на Заг-Зига.
– Пойду куплю тебе билетик…
Заг-Зиг просто не раскочегарился. Он пришел к воротам слабо, жокей уныло сшиб побелку со столбика своим хлыстом. Заг-Зиг хило оторвался, потом помчался вприскочку. Опередил всего одну лошадь. Мы вернулись в бар. Ну и заездик, бля, с 6 к 5 попыткам.
Мы взяли две «Мэри».
– Так тебе нравится, когда берут за щеку? – спросила меня Таня.
– Всё зависит. Некоторые это хорошо делают, а большинство не умеет.
– Ты здесь когда-нибудь с друзьями встречаешься?
– Только что встретился, перед предыдущим заездом.
– С женщиной?
– Нет, с парнем, на почте работает. У меня, на самом деле, нет друзей.
– У тебя есть я.
– Девяносто фунтов ревущего секса.
– И это – всё, что ты во мне видишь?
– Конечно, нет. У тебя еще есть эти огромные, огромные глаза.
– Ты не очень-то мил.
– Пойдем, на следующий заезд успеть надо.
Мы успели на следующий заезд. Она поставила на своих, я – на своих. Оба проиграли.
– Поехали отсюда, – предложил я.
– Ладно, – согласилась Таня.
Вернувшись ко мне, мы сели на тахту выпивать. На самом деле, она неплохая девчонка. Есть в ней что-то печальное. Носит платья и шпильки, и лодыжки у нее ничего. Я не вполне был уверен, чего именно она от меня ожидала.
Мне не хотелось обижать ее. Я ее поцеловал. Длинный, тонкий язычок затрепетал у меня во рту. Я подумал о серебристой рыбке тарпон. Во всем столько печали, даже когда всё получается.
Потом Таня расстегнула мне ширинку и взяла мой хуй в рот. Вытянула его и взглянула на меня. Она стояла на коленях у меня между ног. Смотрела мне прямо в глаза и обводила языком головку. У нее за спиной остатки солнца протекали сквозь мои грязные жалюзи. Потом приступила. Она абсолютно не владела никакой техникой; она ничегошеньки не знала о том, как это надо. Прямое и простое покусывание и полизывание. Как лобовой гротеск оно прекрасно, но трудно списать его на прямой гротеск. Я до этого пил, и теперь мне не хотелось ранить ее чувства. Поэтому я рванул в страну грез: мы оба лежим на пляже, и нас окружает человек 45 или 50, и мужчин, и женщин, большинство – в купальных костюмах. Собрались вокруг тесным кругом. Солнце стоит высоко, море накатывает и откатывает, и его хорошо слышно. Время от времени две-три чайки вьют низкие круги у нас над головами.
Таня сосала и покусывала, а они смотрели, и я слышал их замечания:
– Господи, глянь, как захватывает!
– Дешевая охуевшая потаскуха!
– Отсасывает у мужика на 40 лет старше!
– Оттащите ее! Она ненормальная!
– Нет, постойте! Как набрасывается, а?
– И ПОСМОТРИТЕ на эту штуку только!
– УЖАС!
– Эй! Я ей щас в жопу засажу, пока она занята!
– Она СУМАСШЕДШАЯ! БЕРЕТ ЗА ЩЕКУ У ЭТОГО СТАРОГО МУДАКА!
– Давайте подпалим ей спинку спичками!
– СМОТРИ, ВО ДАЕТ!
– СОВСЕМ СПЯТИЛА!
Я нагнулся, схватил Таню за голову и всадил свой хуй прямо в центр ее черепа.
Когда она вышла из ванной, я уже приготовил два стакана. Таня отхлебнула и посмотрела на меня.
– Тебе понравилось, правда? Я так и поняла.
– Ты права, – ответил я. – Тебе симфоническая музыка нравится?
– Фолк-рок, – сказала она.
Я подошел к приемнику, передвинул на 160, включил его, врубил погромче. Приехали.
104
Я отвез Таню в аэропорт на следующий день. Мы выпили в том же баре. Мулатки нигде не видать; вся эта нога сейчас с кем-то другим.
– Я тебе напишу, – сказала Таня.
– Хорошо.
– Ты думаешь, я потаскушка?
– Нет. Ты любишь секс, а в этом ничего дурного нет.
– Да ты и сам от него шалеешь.
– Во мне много пуританского. А пуритане наслаждаются сексом больше кого бы то ни было.
– Ты действительно ведешь себя невиннее любых других мужиков из всех, кого я знала.
– В каком-то смысля я всегда был девственником…
