Дмитрий Быков - Эвакуатор
— А это… с лейкой…
— Ага. С голограммой. На компе, да?
— Да, это несложно. В седьмом мейкере.
— Молодец. Вообще славно оттянулись. Навели друг другу хвостоморок, как волк и лиса.
— Туфтовая книга, — сказал Игорь. — Грязная и скучная.
— Туфтовая не туфтовая, а что-то такое он чувствует. Если ты такой умный, почему сам не пишешь?
— Да вот еще, была охота.
— А вообще правильно. В жизни все это проделывать гораздо интереснее.
— Стоп. — Он встал и глянул на нее с улыбкой. — Ты хочешь сказать, что ни секунды ничему не верила?
Она тоже встала и поцеловала его в колючий подбородок.
— Нет. Так сказать нельзя. Не будем, конечно, списывать это только на твои исключительные способности… сам видишь, момент такой, что всему поверишь… Когда у тебя на глазах творится столько недостоверных вещей — тут и в инопланетянина поверишь, и в черта, и в дьявола. Заметим кстати, что всплеск народных суеверий всегда приходился на переломные времена. В семнадцатом году, читала я где-то, почти все население России было уверено, что объявился антихрист. По сравнению с этим инопланетянин — еще вполне невинный вариант. Так что некоторым краем сознания…
— И тебе нравилось?
— Как сказать. Наверное. Прикидывала же я какие-то варианты — на случай, если тут уж совсем припрет! Наверное, мне не очень хотелось отбирать… но иначе-то никак. А если хочешь, я и сейчас не очень уверена. Один шанс я тебе оставляю.
— Спасибо.
— Но это же вроде загробной жизни! Умом я прекрасно понимаю, что ее нет. Совершенно не надо быть атеистом, каким-нибудь упертым, с принципами, — чтобы понимать насчет загробной жизни. Я по утрам особенно четко вижу. Ничего нет, совсем. Очень может быть, что и Бога никакого нет, прости Господи, — Катька перекрестилась. — Это знаешь на что похоже? Вот как будто есть дверь, а за ней стена. И ты это видишь совершенно четко. Буратино проткнул холст, он легко протыкается, — не принимать же это все за действительность, — она обвела рукой заросший сад с сухими бодылками дурмана и дудника. — А за холстом настоящая действительность, которую лучше не принимать в расчет вообще. Глад, мор и скрежет зубовный. Буратино об нее нос сломает. Стена в чистом виде. Но самое продвинутое Буратино, — она опять хихикнула, и Игорь опять подумал, что лучше нее никого нет и никогда не будет, — самое умное, самое крепконосое Буратино каким-то самым-самым краем сознания догадывается, что эта стена так себе. Что ее по крайней мере кто-то построил. И по крайней мере сама я откуда-то попала внутрь. Вот тут начинается самое интересное, поверх обычных споров «есть Бог — нет Бога». Вслед за этим детским неверием — все ясно, ничего нет, — что-то такое есть, я понятно излагаю?
— Да ты вообще хорошо излагаешь. Очень грамотный рассказ о первичном религиозном опыте.
— Магистр, не будьте высокомерны.
— Я не высокомерен, Кать, просто чушь это все. Женская слабость. Видеть все это и предполагать, что оно срежиссировано свыше, — это все равно что видеть мента на станции Столбовая и предполагать, что он выполняет задание с Альфы Козерога. Мы можем сами для себя придумывать иногда такие штуки. Чем я, собственно, и занимаюсь. Но все это не избавляет меня от необходимости иметь стартер такого типа. Если бы Бог был, я бы не играл.
— А. Это мы, значит, таким образом заполняем вакансию.
— Ну а что еще тут делать?
— И тем не менее на полпроцента я и сейчас еще допускаю, что существует Альфа Козерога.
— Альфа Козерога существует безусловно, — сказал Игорь.
— Ладно, я прогуляюсь до сортира.
На обратном пути она заметила разбитое окно кухни.
— Это чего ты вчера расхулиганился? Просто для убедительности?
— Да нет, — сказал он. — У меня замок не открылся. Калитка еще кое-как, и дом кое-как, а там совсем приржавело.
— Глупый. Ты что, не мог руку обмотать?
— Я и обмотал, когда бил. А когда стекла вынимал, слегка разрезался.
— Оно там и лежало?
— Ага. Под диваном.
— А раньше перевезти его в Москву ты не мог?
— На фиг оно мне было нужно. Дед охотился только здесь. Тут до заказника двадцать километров.
— Да ведь зимой любой бомж украдет!
— Ну и пусть бы украл. Я как-то не предполагал, что мне будет от него толк в жизни. Терпеть не могу всех этих дел с оружием, с милицией, с регистрацией… Где бы я его в Москве держал?
— Ты действительно думаешь, что эта штука сейчас тебе поможет?
— А как же, — сказал Игорь, и Катька заметила, что выражение его лица медленно меняется. Он сосредоточенно всматривался во что-то позади нее. — Прямо сейчас и поможет.
Она обернулась. С тыла участок был отделен от соседнего только неглубоким кюветом, и через этот кювет перепрыгнул невысокого роста крепкий мужичок в кепарике.
— Здорово, хозяева, — сказал он.
— А вот и второй, — сквозь зубы сказал Игорь. — Только не восточный. Катька, спокойно.
— Ты бы ружьишко опустил, — сказал мужичок. Он казался очень спокойным и хозяйственным.
— Да я так, уточек постреливаю, — сказал Игорь.
— А, уточки, — сказал мужик одобрительно. — Дело хорошее.
— Лети отсюда, уточка, — сказала Катька.
— А вы что, живете?
— Живем, живем.
— У соседей есть кто?
— Уже есть, — сказал Игорь.
— Ага. Ну, дело хорошее, — неопределенно повторил мужичок. — Вы это. Участок не продаете?
— Вчера уже один торговал, — сказал Игорь. — Не продаем, самим надо.
— Ага, ага. А то в Москве, знаете… Вы с Москвы сами-то?
— Да нет, местные.
— Ага, — обрадовался мужичок. — Шутим, да? Шутка — дело хорошее… Я думаю, пошумят и перестанут. А?
— А что, уже шумят? — спросила Катька.
— Да не то чтобы, — неопределенно ответил крепыш. — Но сейчас, наверное, лучше того… а? Ну, недалеко чтоб… но на время. А то черт его знает, вдруг правда.
— Что — правда?
— Ну, что он пишет-то. Что седьмого Москву взорвет.
— А сегодня какое? — рассеянно спросила Катька.
— Второе с утра было, — дружелюбно сказал мужичок.
— А, ну точно, мы же поехали первого… И что, все бегут?
— Да еще со вчера вроде бегут. У меня сосед в Сибирь хотел лететь, так уже и на самолет не попадешь. А у меня нигде никого, я сам в Митине живу. Мне не к кому. Думаю, где-нибудь пересижу, а там домой. К зиме-то. Мне главное, чтоб седьмое пересидеть. Потому что они ничего не сделают, конечно. Он если пишет, то, наверно, так и будет. А?
— Очень может быть, — сказал Игорь. — А чего тебя в Тарасовку понесло? Ближе ничего не было?
— Да занято все, ближе-то, — признался мужичок. — Я так подумал: подальше — поспокойней, — он сделал ударение на последнем слоге. — Я на машине, пока выпускают. А то говорят, скоро вон и машины перестанут выпускать с Москвы. Говорят, без паники, без паники. А чего без паники, все пешком пойдут. Кому ждать охота, правильно?
— А кавказцев что, не выселили? — спросила Катька.
— Выселили, а что толку. Всех не выселишь, правильно? Они же домой не поедут, чего им дома делать? Их там побили хорошо, ну и они наших побили. В Царицыне драка была, слыхали? Они собрались и скинам навесили.
— Ага, — сказал Игорь. — Ну ладно. Ты иди, поищи чего. А мы тут побудем.
— Ну да, — сказал он. — Не знаете, где тут хозяев нету?
— Походи, поищи. Может, найдешь. Только не свинячь сильно.
— Ладно, — сказал мужичок и ушел через соседний участок.
— Черт-те что, — выдохнул Игорь, снова усаживаясь на скамейку. — Упарился я с ним. И кавказцы бегут, и русские бегут. Чего делается-то?
— Да нормально, — сказала Катька. — Когда человек не может ничего изменить, он естественным образом бежит. Поскольку сделать ничего нельзя, скоро все забегают. Представляешь — кочевая страна. В городах страшно, в селах некомфортно. Так и ходят. Единственный оседлый народ, я думаю, будут цыгане, — нет?
— Ничего, — улыбнулся Игорь. — Занятно. Ты здорово насобачилась.
— Да я всегда умела.
— И что будет?
— А не знаю. Война, наверное. Когда люди забывают простые вещи — всегда война. Видишь, как они все про сорок первый год вспоминают. Разболтался народ, ты не находишь? Начинают мужьям изменять, журнал «Офис» выпускать. Надо как-то напомнить, ху из ху.
— Что, другого способа нет?
— Нет, солнышко. Такой народ, земляне. Извини, пожалуйста.
— И что ты думаешь делать дальше?
— А ты?
— Если честно, — он помолчал и поковырял бересту, — если честно, то единственный правильный вариант был бы забрать сюда твоего мужа и дочь. И вместе пересиживать седьмое.
— Отметается. Ты у меня идеалист, а дела пошли серьезные.
— Почему нет?
— Потому. Вариант не принимается.
— Тогда… — Ему на миг показалось, что он понял ее намек. — Тогда мы пересиживаем тут вдвоем, потому что это лучшее, что мы можем сейчас сделать. И если ты хочешь уйти, то лучше тебе, по-моему, не возвращаться.
