Эдгар Доктороу - ВСЕМИРНАЯ ВЫСТАВКА
И снова мы отправились в путь. Вечерело. Мы видели вращающуюся платформу, на которой электродоилками доили настоящих коров. Коровы, проплывая мимо*, глядели на нас. Они были точь-в-точь как те коровы с фермы в Коннектикуте. О том, зачем их надо вращать, пока машина их доит, я не задумывался. Считал, что дело тут в каком-то новом открытии: может быть, от этого сливки в молоке всплывать не будут. В зале павильона компании «Дженерал электрик» мы видели генератор искусственных молний. Вот уж и в самом деле жуткое зрелище! Тридцатифутовые молнии пронзали воздух. Мег вскрикивала, люди вокруг смеялись. Стоял запах сожженного воздуха, гремел оглушительный гром. В этом же здании выставлялись изделия фирмы «Дженерал электрик» для домашнего обихода. Сколько всего еще надо было посмотреть! Мы наблюдали, как разливают по бутылкам кока-колу и как заливают воском круги Филадельфийского сливочного сыра, мы посмотрели павильоны Франции, Испании и Бельгии. В павильоне Американской радиокорпорации, который был выстроен в виде радиолампы, мы смотрели, как радиотелеграф помогает спасти тонущий корабль, и видели только что изобретенное новшество — радио-кино, или телевидение: в зеркалах, наклонно установленных над приемником, появлялись изображения людей, как раз в этот миг говорящих в микрофон, но не здесь, не на Всемирной выставке, а где-то совсем в другом месте Нью-Йорка.
Мы уже изрядно устали и сели на скамейку отдохнуть и поглядеть на народ. Где бы ты ни был, отовсюду, лишь голову поверни, видны были Трилон и Перисфера.
— Ладно, ребятки, — сказала Норма, — сейчас мне на работу надо. У меня все продумано. Если хотите продержаться весь вечер, то надо бы вам немного передохнуть.
Она села с нами на другой тракторный поезд и повезла в ту часть Выставки, где она работала. Развлекательный сектор. Что ж, дело знакомое. Совсем как на пляже в Рокавей-бич — те же самые галереи аттракционов, тиры, весы, на которые становишься и тебе говорят твой вес. Однако были тут и некоторые необычайности, вроде «Веселого Нью-Орлеана» и «Запретного Тибета». Мег тронула меня за руку. «Смотри, Эдгар!» Мы проходили мимо строения, которое я принял поначалу всего лишь за очередной павильон. Но на его крыше красовалось нечто удивительное — гигантский крутящийся кассовый аппарат в семь этажей высотой. Позванивая, будто пробивает чеки, он демонстрировал количество посетившего в этот день Выставку народа.
Местом, где работала Норма, оказался деревянный балаган, перед которым высился помост с трибуной зазывалы. Двери были еще заперты. Тут показывали некое подводное шоу. Картина, нарисованная на афише, изображала осьминога в морской пучине. Тишина, безлюдье. Позади здания в тесном дворике с завалившимся забором сушились на веревке полотенца и женское нижнее белье и стояла парусиновая палатка. Полог опущен. Норма притащила откуда-то два шезлонга и велела сесть и отдыхать. Когда она, подняв полог, входила в палатку, я заметил там женщин за туалетными столиками, подкрашивавших глаза и губы.
Сгущались сумерки, и в темном дворике за деревянным балаганом повеяло холодом. Я надел свитер. Мег растянулась в шезлонге, раскинулась, перебросив ноги через подлокотники кресла. Глядела на меня тускнеющим взором. Кресла были старые. Цветные полосы выгорели. Даже совсем небольшой вес ребенка продавливал старую парусину: я заметил, как обтянулась она по форме спины Мег, словно в гамаке обозначив ее вес и округлость. Здесь, на задворках Всемирной выставки, было очень тихо. Слышался отдаленный гул голосов, но отдельные слова не различались. Послышался женский смех. Донеслась музыка органолы — цирковой марш, который я узнал и который во всякое другое время заставил бы мое сердце забиться от волнения. Я закрыл глаза.
29Работа Нормы заключалась в том, чтобы в аквариуме бороться с Оскаром, «Озабоченным осьминогом». Сперва ей полагалось постоять с пятью или шестью другими женщинами снаружи на помосте перед зданием. Женщины были в купальниках и в туфельках на высоком каблуке, они стояли, пока зазывала, мужчина в соломенном канотье и с тросточкой, рассказывал собравшимся зевакам, что именно им предстоит увидеть внутри. Норма глянула вниз и улыбнулась нам. Ее купальная шапочка была на затылке слегка подвернута. Одежду составлял шерстяной купальник темно-синего цвета.
Когда двери открылись, мы протолкались внутрь и оказались перед самым аквариумом: то был целый бассейн, сделанный из стекла. Позади нас толпились люди. Внутри бассейна на полу сидел осьминог. Я сразу заметил, что он не настоящий. Во-первых, я уже где-то читал, что осьминоги на самом деле меньше, чем принято думать, голова у них обычно не крупнее грейпфрута, а щупальца редко достигают длины более нескольких футов. А там был резиновый макет с головой как мешок картошки; движения щупалец, вившихся по полу аквариума, выглядели несколько неестественными. Сперва он ел нас глазами, потом чудище подползло к стеклу и прижалось к нему, словно пытаясь на нас напасть. Зрители захохотали. У него было восемь щупалец, и они, словно что-то выискивая, довольно-таки независимо друг от друга сновали. Временами одно из щупалец изгибалось назад и касалось его рта, словно он нашел что-то съедобное и поедает — вроде слона, когда тот загибает хобот ко рту. Но это щупальце всегда было одно и то же. Я не верил, что осьминог живой. Мелкие присоски на концах каждого щупальца выглядели чересчур одинаковыми. Окрас всей этой штуковины был янтарно-желтым, как у резиновой соски.
Появились женщины. На возвышении у задней стены аквариума они становились на колени или нагибались, опершись в колени руками, и заглядывали в воду. Они были в тени. Прожектор освещал воду, где сидел Оскар. Он поднял то самое щупальце и загнул его к себе, будто делая знак указательным пальцем, дескать, идите сюда. Толпе это понравилось. Тут зазвучала музыка — вальс «Голубой Дунай» на электрическом органе, и Оскар принялся раскачиваться в такт музыке. Одна из женщин лихо прыгнула в воду, а выныривая, проплыла у самой стеклянной стенки, потом ловко сделала в воде кувырок и, хлопнув Оскара по макушке, быстро выбралась из аквариума. Прыгнула другая, Оскар за ней потянулся, но не поймал, и она проплыла мимо нас, улыбаясь и держа под водой глаза открытыми, причем ее ноги дергались туда и сюда у нас перед самым носом; она тоже успела выбраться из аквариума в тот миг, когда осьминог чуть не схватил ее за ногу. Все они играли с ним в какую-то игру. Следом прыгнула Норма, красиво прыгнула. Она вела себя смелей всех, позволила Оскару вложить щупальца в ее ладони, и они станцевали подводный танец, раскачиваясь под музыку, прямо подводный балет какой-то; Оскар, правда, пока они танцевали, больше смотрел на нас, а одно щупальце вдруг изогнул и прилепил к Норме сзади, выпучив при этом на зрителей глаза и отчаянно ими вращая, а рот скривив в подобии ухмылки. Зрители хохотали.
Однако Норма вырвалась, вылезла по лесенке наверх, и теперь женщины прыгали уже сразу по две, заигрывали с Оскаром, шлепали его и уплывали, а он никак не успевал добраться до них щупальцами, хотя бывало, что и успевал. Вскоре они уже все были у него в аквариуме, мелькали их белые ноги, выгнутые спины, а иногда, подымаясь к поверхности, некоторые проплывали вдоль стеклянной стенки, вытянув над головой руки с плотно сомкнутыми пальцами; купальники туго обтягивали их тела. Я уже не мог понять, которая из них Норма.
Все это время внутренняя подсветка меняла цвет, по-разному окрашивая воду — то светло-голубым и зеленым, то темно-зеленым и красным, который сперва казался вообще черным. Тут музыка изменилась, и стало трудно уследить, что происходит; музыка стала мрачной и зловещей, вроде сопровождения радиопрограммы ужасов «Святилище», — нет, в самом деле очень мрачная стала музыка. Белое тело на миг прижалось к стеклу и тут же было втянуто снова во мрак. И вдруг я почувствовал в своей руке руку Мег. Она повлекла меня сквозь толпу к выходу. И я понял почему. Толпа обтекала нас. В основном она состояла из мужчин, женщин было немного, а из детей я, кроме нас, никого не заметил.
При расставании Норма сказала, что, если нам захочется, можно побродить по развлекательному сектору, она даже дала нам денег, чтобы мы могли ходить всюду, куда захотим. Единственным условием было, чтобы мы ей каждые тридцать-сорок минут показывались, когда она отдыхает. А от аквариума Мег оттащила меня потому, что мы зря теряли драгоценное время: ведь пришли-то мы смотреть Выставку, а не любоваться на ее маму!
Однако, побегав взад-вперед, но так и не решив, куда первым делом отправиться, мы поняли, что все надо делать по плану. Там и сям попадались стрелки, указывавшие направление к наиболее примечательным аттракционам. Если иметь в виду необходимость возвращаться к палатке Нормы каждые тридцать-сорок минут, то совершенно ясно, что за один раз можно поглядеть только что-нибудь одно и надо заранее все распланировать.
