Самсон Агаджанян - Опаленные крылья любви
Утром, прощаясь, он притянул ее к себе, прижал к груди.
— Мне с тобой было очень хорошо, Наташа.
— Умарчик… — Дальше она не могла говорить, слезы душили ее.
После обеда он уже летел в Минводы. Сидя в самолете, мучительно размышлял о предстоящей встрече с родными, с сыном. Раньше домой он летел как на крыльях, а сейчас, кроме родителей и нескольких друзей детства, его ничто уже не привлекало. Он летел словно в чужую страну.
Из аэропорта на частной машине поехал домой. Как только въехал на территорию Чечни, началась тотальная проверка документов и содержимого машин. До зубов вооруженные парни на контрольных постах останавливали все машины. Остановили и их. Один из парней, небрежно держа автомат перед собой, крикнул водителю, чтобы он вышел из машины. Водитель хотел выйти, но Умар остановил его и пальцем поманил к себе парня с автоматом. Тот подошел, увидев генерала, махнул напарнику, чтобы пропустили машину. Когда Умар вошел во двор, отец, увидев сына в генеральской форме, замер на месте. Они обнялись. Из дома выскочила мать, плача от радости, кинулась к сыну. Однако прошли первые минуты после встречи, и Умар почувствовал что-то неладное. Когда мать пошла в дом готовить ужин, он посмотрел на отца.
— Отец, по твоим глазам вижу, что ты чем-то озабочен.
— Ты угадал, сынок. На днях к нам в дом пришли старейшины села и потребовали, чтобы я тебя вызвал сюда и заставил служить Дудаеву. Они обвинили тебя в предательстве чеченскому народу. Мотивируя тем, что ты отказался служить своему народу, а узбекам служишь. Именем Аллаха они прокляли наш род.
— Война будет, отец. Кровь прольется. Россия так не оставит.
— Опять война, — вздохнул Анвар Мусаевич. — Когда я выходил из Берлина в сорок пятом, думал, все, больше на своем веку в руки винтовку не возьму. Видно, придется брать.
— И против кого вы ее повернете?
— Я буду защищать свой дом. Против русских я воевать не буду. Перед ними я в долгу. В сорок первом, в окопе, меня, восемнадцатилетнего мальчишку, когда немцы стали бомбить, русский солдат своим телом накрыл. Я остался жив, а он погиб. Как мне против русского винтовку поднять?
— Я тоже не могу этого сделать. И спасибо вам, отец, что поняли меня. Но я переживаю за Аслана. Завтра поеду к нему. Если я его уговорю, то заберу к себе.
— Он на это не пойдет. Я уже с ним разговаривал. Он телом и душой предан своему Дудаеву. Поговори, может, послушается тебя.
— Отец, а почему у соседей, у Федоровых, окна заколочены досками, они что, уехали?
— Да, сынок. Русские уезжают от нас. А это не к добру. Сейчас против Дудаева выступает Автурханов, но это противостояние тоже к добру не приведет. Скоро мы, без русских, перегрызем друг другу горло…
Увидев жену, он замолчал. Она несла еду. Накрыв стол, она молча села рядом с сыном и влюбленно смотрела на него. Когда мать ушла, отец спросил:
— Не надумал жениться?
— Нет, отец, Особого желания нет.
— Надо найти хорошую женщину и жениться на ней. У меня здесь на примете есть одна девушка, хорошенькая, моложе тебя на двадцать лет. Может, посмотришь?
— Отец, да она же девчонка против меня! — засмеялся Умар.
— Вот и хорошо. Жена у мужа должна быть молодая. А где Наташа?
— Она в Москве.
— Ты ее видел?
— Да.
— Вот боевая! Ее на танец пригласил Аслан, так она лезгинку танцевала лучше наших чеченок. Молодец. Умная, красивая. Между прочим, в сорок втором году к нам в полк пришла молодая санитарка. Какая она была красивая, слов нет.
Умар увидел, как у отца заблестели глаза, улыбнулся. Тот, заметив это, сурово посмотрел на сына.
— Ты не думай, она для нас как сестричка была. И муж был у нее. Они в одном бою сразу погибли.
Он замолчал и, прикрыв глаза, задумался.
— Да… — тяжело вздыхая, произнес он, — времена трудные пошли. Еще эхо той войны живет в людской памяти, а вновь кругом война. Молодым парням землю надо пахать, а они автоматами балуются.
Он замолчал, во двор вошли соседи. Умар пошел им навстречу. К вечеру во дворе было полно народу. По селу пронеслась весть, что приехал генерал Кархмазов. Всем хотелось посмотреть на живого генерала.
На следующий день Умар поехал в Грозный к сыну. Шагая по улицам города, он видел толпы вооруженных до зубов людей. Но больше всего поразился, когда увидел женщин, укутанных в черные платки. Это напомнило ему Афганистан.
Аслана долго не могли найти, появился он лишь к вечеру. Увидев отца в генеральской форме, улыбнулся. Они крепко обнялись.
— Ты насовсем? — спросил Аслан.
— Не понял, как это «насовсем»?
— Идут разговоры, что ты обратился к Дудаеву с просьбой, чтобы он принял тебя на службу.
— Этого не было и не будет.
— Папа, ну почему? Многие офицеры из российской армии идут служить к нам.
— Я, сынок, привык настоящей армией командовать, а не этим сбродом, — кивнув в сторону бородатых мужиков, ответил Умар. — Ну, а ты доволен своей службой?
— Доволен. Видишь, уже капитана присвоили.
— Давай, давай, старайся, может, и маршалом станешь.
Аслан, уловив в голосе отца сарказм, обиженно произнес:
— Зря ты так. Ты лучше, папа, о себе подумай.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне тяжело, когда я слышу, что ты предал интересы своего народа.
— И какие же интересы у этого народа я предал?
Аслан молчал.
— Раз начал, так договаривай, — потребовал Умар.
— Ты сам все прекрасно понимаешь.
— Ответь на один вопрос: если русские пойдут на вас, ты в них будешь стрелять?
— Я буду защищать свою родину.
— От кого?
— От русских.
— Аслан, а что они тебе плохого сделали? Ты не забыл, как целыми днями от Федоровых не выходил? Ты знаешь, что окна у них заколочены?
— Как?
— А вот так, они уехали. И ты прекрасно знаешь, что русских вы отсюда тотально выживаете.
— Их никто не гонит. Они сами бегут. Русские тоже нас в сорок четвертом выселяли.
— Это не русские выселяли. Сталин — не русский и Берия — не русский, причем здесь русские? А теперь слушай меня внимательно. Ты должен поехать со мной в Узбекистан. Там продолжишь учебу в институте. Я не позволю тебе стрелять в кого-нибудь, будь то русский или турок. Я не хочу, чтобы у тебя руки были в крови. Меня до сих пор преследуют кошмарные сны Афганистана. Не хочу, чтобы это случилось с тобой.
— Папа, я никуда не поеду. Я не могу быть предателем своей родины.
— О какой родине ты речь ведешь? Ты оглянись вокруг. Неужели не видишь, куда вас Дудаев ведет? Решайся.
— Нет, папа, не могу.
Поздно вечером Умар приехал домой. Войдя во двор, увидел Любу. Та сидела с матерью. Увидев Умара, встала.
— Здравствуй, Умар.
Он, молча кивнув головой, хмуро посмотрел на нее. Мать, чтобы не мешать им, ушла.
— Зачем пришла?
— Хотела увидеть тебя. Поговорить.
— О чем?
— О нашей дальнейшей жизни.
— Не думаешь ли ты вернуться назад?
— Все зависит от тебя.
— А как на это твой отец посмотрит?
— Он согласен, чтобы я вернулась к тебе.
— Поздно, Люба. Я собираюсь жениться.
Не веря своим ушам, она смотрела на него.
— Как ты можешь? У тебя же сын есть!
— Сын есть, а жены нет.
Он увидел, как гневно сверкнули ее глаза. Круто повернувшись, она выбежала на улицу.
Спустя несколько дней Умар прилетел в Ташкент. Поднимаясь по лестнице к себе домой, увидел возле своей двери сидевшую на чемодане женщину. Сердце учащенно забилось. Он замер на месте. Наташа, услышав шаги, повернула голову. Глаза их встретились. Она увидела на его лице страх и растерянность — и поняла, что от следующего его шага зависит ее дальнейшая судьба, Он должен был перешагнуть через самого себя, чтобы иметь право на любовь женщины, которая была женой его самого близкого друга.
Она ждала. Ее отчаянный взгляд умолял его подойти к ней, обнять ее. Она хотела встать, но ноги не слушались. Хотела позвать его, но лишь пошевелила губами. В ее глазах были слезы.
И, словно подталкиваемый невидимой силой, он подошел к ней, приподнял ее сильными руками, прижал к груди и сказал:
— Я люблю тебя.
Книга вторая
Глава первая. ВМЕСТЕ И ДО КОНЦА
Наташа, услышав признание в любви, замерла. Ей показалось, что она ослышалась. Умар же, словно устыдясь своего порыва, покраснел. Она потянулась к его губам. Сначала слов не было, только слитное биение двух сердец, молчаливые объятия и трепет соединенных губ. Он страстно целовал ее…
Они не услышали шагов на лестничной клетке. Мимо них, стараясь неслышно ступать, прошла соседка, В конце площадки она остановилась и снова посмотрела в их сторону. Они по-прежнему стояли в обнимку. Старушка улыбнулась и, с трудом отрываясь от прекрасного видения, напоминающего ее ушедшую молодость, медленно стала спускаться вниз,