Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

- Строительные работы еще продолжаются, товарищ Бадирбейли.

- Почему?

- Не смогли закончить в установленные сроки.

- Причина?

- Причин много, и одна из них - небывалые холода.

У Бадирбейли задергалась и задрожала щека.

- Неуважительная причина! - Он повысил голос, в котором зазвучали повелительные нотки: - Убогая фантазия! Сочинять небылицы тоже надо умело. Как это может зима помешать сдаче завода в назначенный срок?

- Вы правы, товарищ Бадирбейли. Сочинять небылицы не умею, а потому говорю сущую правду. Не предусмотрена изоляция установок.

- Кто, по-вашему, должен это предусматривать?

- Проектировщики, главный инженер, технический персонал.

Управляющий ехидно улыбнулся.

- Как легко перекладывать вину на других! - Швырнув карандаш на стол, он выпрямился, его колючие глазки впились в Сохраба. - Нам все известно! Все досконально! - крикнул он прокурорским тоном. - Ухищрения врага!..

Гюнашли с первых же слов управляющего был готов ко всему и потому ответил спокойно, с достоинством:

- Я этого утверждать не могу.

- Конечно! - Управляющий вспылил, в уголках рта выступила желтоватая пена. - Обманывать государство, бросать на ветер миллионы, обречь сотни рабочих на никому не нужный труд - все это, по-вашему, ерунда, не так ли?

- Рано, товарищ Бадирбейли, выносить столь суровый приговор. Мы не теряем надежду сдать завод в эксплуатацию в самое ближайшее время.

- Они не теряют надежду! - с издевкой кричал Бадирбейли, сузив разгневанные глазки. - Афера, авантюра! Ваши труды не могут увенчаться успехом! Зарубите себе на носу!

- Я не аферист и не авантюрист, товарищ управляющий. Я ученый...

- Повторяю: нам все известно! - В узких зрачках Бадирбейли вспыхнули злобные искры. - Почему, я смею вас спросить, вы скрыли свое прошлое? неожиданно понизив голос, спросил он.

По телу Гюнашли пробежала холодная дрожь.

- Я? - только и мог спросить он.

- Да, вы, вы! Где ваш отец?

Гюнашли вздохнул, и Бадирбейли, не дожидаясь ответа, торжествующе произнес:

- В краях весьма отдаленных! И нам этого хорошо известно.

Сохраб молчал. Кому понадобилось вытащить на свет дело одиннадцатилетней давности, бередить старые раны? Ведь во время войны они несколько лет работали вместе с Бадирбейли в Государственной комиссии по обороне Баку, и Башир прекрасно знал его биографию. Какую цель сегодня преследует этот человек?

- Могу сказать одно: несчастье, случившееся с моим отцом, не имело влияния на мои убеждения. Никогда. Всей своей жизнью и работой я старался приносить пользу нашему государству.

- "Польза"... - Бадирбейли брезгливо поморщился.- О какой пользе вы говорите? Угробить государственные миллионы, ввести в заблуждение людей уж не эту ли пользу вы имеете в виду? - Он ярился все сильнее. - Вы - враг, надевший личину друга. Мстите за отца. Но, повторяю, ваша афера не может увенчаться успехом! Мы сумеем вовремя сорвать маску с вашей грязной физиономии.

Сохраб потерял терпение. Слово "месть" хлестнуло больнее прочих оскорблений. Он поднялся во весь рост, стукнул кулаком по столу, в бешенстве крикнул:

- Вы не смеете порочить честных людей!

- Вспомните, где находитесь и с кем разговариваете! - угрожающе крикнул Бадирбейли.

Гюнашли опустился на стул. Нет, он не успокоится, пока не выскажет всего, что накопилось у него на душе.

- Если бы я, уважаемый управляющий, как вы утверждаете, хотел отомстить за отца, я бы сделал это в тяжелую годину войны. Но вы знаете, как я работал. Видели. Мы вместе с вами трудились в ответственнейшей комиссии по обороне нашего города. В этой комиссии были самые доверенные люди.

Тогда вы не знали о судьбе моего отца? Почему же все эти годы вы молчали?

- Прошлое - не оправдание! Не заметайте следы. Прикинуться ягненком, войти в доверие, чтобы творить свои гнусные делишки, - испытанный метод врага. Друг на словах - враг на деле. Но нас не так легко провести! Против вас много улик. К нам давно поступают сигналы, и мы не имеем права закрывать глаза на предупреждения честных людей.

- У вас нет еще одного права - попирать человеческое достоинство! Это противоречит советским законам!

- Хватит! Не желаю больше слушать! - В углах рта Бадирбейли снова выступила желтоватая пена.

* * *

Гюнашли плохо помнил, чем окончился разговор с управляющим. Выйдя из управления, он долго бродил по городу. А когда наконец пришел в себя, уже светало, гасли звезды, далеко-далеко над морем алела полоса восхода. На пустынных улицах, нарушая рассветную тишину, изредка раздавался гудок автомобиля да скрипел снег под ногами прохожих - рабочие возвращались после ночной смены. Мороз пробирал до костей. Вялость сменилась утренним возбуждением, и разговор с управляющим со всей отчетливостью всплыл в памяти.

"Кто эти люди, что посылали "необходимые" материалы в соответствующие инстанции? И какие могли быть материалы?" - думал Сохраб. А впрочем, какое это имеет значение?... В ушах прозвучали последние слова Бадирбейли: "Даю вам неделю! Если за это время не сдадите завод, разговор будет коротким! Можете идти!"

Острая боль пронзила сердце, казалось, его прокололи с разу в нескольких местах. Дрожь прошла по телу, и, чтобы утишить боль, Сохраб сгорбился, сжался. Еле добравшись до дома, не говоря ни слова, одетый повалился в постель.

Мархамат не спала, дожидаясь мужа.

- Ну вот! - воскликнула она, взглянув на его белое как полотно лицо. Добился своего! Надорвался! Есть на свете люди, которым жизнь не дорога!

Сохраб ничего не ответил на упреки жены. Только горестно вздохнул и подумал: "А ведь Мархамат права, работаю не покладая рук, забываю, где день, где ночь, когда в отпуск ездил - не помню, и вот она, благодарность! Оскорбления, угрозы... Топчут твою честь, как старый палас..." Он горько усмехнулся.

А сердце болело так, словно гноилась открытая рана. Озноб сотрясал тело, и Сохраб опять весь сжался, стиснул кулаки, - только бы унять боль, ну хоть немного!

Мархамат ворча раздела мужа, укутала двумя одеялами, хотела тут же вызвать "скорую помощь", но Сохраб сердито запротестовал:

- Не надо! Я просто устал, отосплюсь - и все пройдет...

Разозленная упрямством мужа, Мархамат насупилась и, захлопнув дверь, ушла в другую комнату, - ну и пусть отдыхает на здоровье!

Сохраб спал недолго. Несмотря на сильную усталость и нервное перенапряжение, сон не шел к нему. Не прошло и двух часов, он встал, голова горела, наверное, поднялась температура. Преодолевая недомогание, Сохраб оделся и хотел незаметно, без завтрака, уйти из дома. Но Мархамат преградила ему путь.

- Желаю успеха! Куда изволили собраться? - насмешливо спросила она.

- На работу, - облизывая пересохшие губы, тихо ответил Сохраб.

Мархамат смотрела на него с укоризной и ужасом, глаза ее гневно блестели.

- Да я вижу, ты и впрямь рехнулся! - резко сказала она. - Опомнись! Или хочешь оставить детей сиротами? - В то время у Гюнашли еще было двое детей. Вскоре младший заболел и скончался. - И что это за работа у тебя? Ни отдыха ни срока! Да вспомню ли я за всю нашу жизнь хоть один спокойный, счастливый день? Работа, работа, работа! Погляди в зеркало, на кого ты похож.

Сохраб сокрушенно покачал головой.

- Ах, Мархи, если бы ты знала... - Он с трудом удержался, чтобы не рассказать жене о ночном разговоре. - Сейчас самое напряженное время. У меня каждая минута на счету. Медлить нельзя!

Он быстро вышел из спальни, накинул пальто и спешно, чтобы не слышать упреков жены, захлопнул дверь. Нервы его напряжены до предела, говорить с женою о неприятностях он не хотел. Зачем тревожить близких? Помочь все равно не сможет, так к чему нарушать спокойствие в доме?

Приехав на завод, Сохраб вконец расстроился. Все работы остановились, нигде ни души. Его встретил бригадир монтажников.

- Товарищ Клыджев, где рабочие? - спросил Гюнашли растерянно оглядываясь.

- Не пришли, - Клыджев смущенно опустил глаза.

Гюнашли почувствовал, как внутри у него все натянулось, словно тетива. Не помня себя он крикнул (первый раз в жизни позволил повысить голос на рабочего человека):

- Почему? Кто разрешил?

- Таково распоряжение свыше...

Гюнашли непонимающе уставился на бригадира: "Да что же это происходит? - мысленно спрашивал он. - С одной стороны, ультиматум: сдать завод в недельный срок, с другой - дикие, ничем не обоснованные решения..."

Если бы это сказал не Клыджев, а другой человек, Сохраб не поверил бы. Но Клыджева, простого, благородного, делового человека, он знал давным-давно. Ему всегда поручали самые ответственные участки работы. Он солгать не мог. И на строительство завода его назначили не случайно новому предприятию придавалось большое значение. И верно, Клыджев в самые короткие сроки зарекомендовал себя как отличный работник. На его участке все шло прекрасно, да иначе и быть не могло. Он вкладывал в работу всю свою душу.