Джеймс Олдридж - Горы и оружие
Это был последний день его в Париже; он отправился в агентство Британской авиакомпании за билетом, и Эндрю пошел вместе с ним. Ночью дважды гремели взрывы в конце улицы, и на левом берегу не улеглись еще ночные гулы.
Вручая Мак-Грегору билет, клерк сказал, что автобус отправится в Брюссель в девять утра от гостиницы «Континенталь».
— Но советую — поменьше багажа, — предупредил клерк. — Места в автобусе мало.
Возвратились домой, и Мак-Грегор написал Сеси короткое письмо, велел слушаться маму. Подошло время ленча, а Кэти не было, и Мак-Грегор спросил сына, молчаливо наблюдавшего за ходом родительской ссоры:
— Куда бы нам сходить поесть?
— Дожидаться выступления де Голля лучше всего будет в «Ротонде».
Но оказалось, что «Ротонда» теперь — полуресторан-полукинотеатр. Пошли поэтому в «Купол», сели там на кожаных банкетках. Было начало третьего, а речь де Голля — в четыре, но «Купол» уже перекипал от ожидания.
— Ты читал роман Золя «Париж»? — спросил Мак-Грегор сына.
— Нет, только предисловие Гюго, нам его в лицее задавали.
— Золя, должно быть, вдохновлялся здесь, в «Куполе», — сказал Мак-Грегор.
Принесли заказ. Мак-Грегор успел уже забыть, что заказал, и удивился, увидев перед собой на тарелке форель. Вокруг ели, разговаривали, спорили. Эндрю все поглядывал на часы, и вот официант включил радио. Шансонье допел «Мари», затем торжественным предвестием прозвучала классическая увертюра, и наконец раздался старозаветный, гневный, металлический голос де Голля, обращающийся к француженкам и французам.
Президент объявил, что не уйдет в отставку. И что правительство не уйдет в отставку. Выбор у нации лишь между ним и коммунистами. Но коммунистический путь — не для Франции. Он предлагает парламентские выборы и референдум. В случае же отказа употребит силу власти для восстановления порядка в стране. «Силу власти» — раздельно и гулко прозвучали слова. Впредь до выборов Национальное собрание распущено. И на этом президент поставил точку.
«Купол» зашумел. «Восемнадцатое брюмера!» «Второе декабря!» «Тринадцатое мая!» Волнение вокруг напоминало переполох на фондовой бирже.
— Куполянам не по вкусу. Они возмущены, — заметил Эндрю.
— По вкусу им или не по вкусу, разница невелика, — сказал Мак-Грегор. — Все кончено.
Уплатив по счету, они вышли и под зеленовато-бледным солнцем направились на тот берег поглядеть, как двести тысяч голлистов шествуют по пыльным Елисейским полям с пением «Марсельезы». Мак-Грегор любил «Марсельезу». Но, глядя на этих торговцев, собственников, дельцов, на женщин в пальто верблюжьей шерсти, он просто не мог поверить, что крестьянские сыны, французские солдаты окружили Париж в танках и бронетранспортерах, чтобы защитить бумажные трехцветные флажки, торчащие в шляпах голлистов.
— И вот так поставлен крест на великой парижской революции, — сказал Эндрю.
Они пошли обратно на левый берег, а за спиной голлисты выкрикивали: «Liberte, liberte, liberte!» И на этом расставался Мак-Грегор с Францией, и ему стало грустно, когда высокие, пегие от кислоты деревянные ворота захлопнулись, отгородив собой Париж.
Он очень удивился, увидев в кабинете тетю Джосс, занятую разговором с Кэти и Мозелем. Точно пришло наконец время обрести телесность этому застенному тоненькому голосу. Будто и не заметив Мак-Грегора, тетя Джосс поцеловала Эндрю в щеку, затем в губы, и Ги Мозель воскликнул со смехом:
— А отца так и не поцелуете?
— Я его не понимаю, — гордо выпрямилась тетя Джосс. — Он меня пугает…
— Мак-Грегор пугает? Боже правый!
— Эндрю, принеси мои сабо, — сказала тетя Джосс. — Я выйду прогуляюсь.
Выходя из дому, тетя Джосс обувала бретонские сабо и обильно умащала лицо и ноги лосьоном от комаров и от свежего воздуха, так что сабо были сплошь в пятнах лосьона. Тетя Джосс направилась к дверям, и Мак-Грегор, которого она так и не подарила ни словом, ни взглядом, встал почтительно вместе с Мозелем; слышно было, как в холле она говорит Эндрю:
— Проводи, голубчик, — не дай бог, оступлюсь еще.
— Для тети Джосс это прямо предел тактичности, — небрежно заметила Кэти, ни к кому в особенности не обращаясь; но у Мак-Грегора осталось чувство, что до него они втроем плели здесь какой-то семейный заговор.
— Мы почти весь день оформляли покупку виллы, — любезно сообщил Мозель, и Мак-Грегору ничего не осталось, как настроиться тоже на любезный тон (ну, что поделаешь с Мозелем). — Мы, собственно, разыскивали вас. По французским законам для оформления требуется муж.
— Я ходил с Эндрю на правый берег поглядеть на демонстрацию голлистов, — сказал Мак-Грегор.
— Голлистские демонстрации — недурной образчик малограмотности, — заметил Ги. — Мы заглянули в «Купол» подкрепиться, — продолжал он, — и видели там вас с Эндрю. Но к тому времени нужда в вас уже отпала, а вдвоем вы составляли такой милый тет-а-тет, что мы решили не нарушать его.
Мак-Грегора подмывало дать отпор этому странному, неуловимому какому-то захвату его семейных прав и обязанностей, но он понимал, что сейчас не время.
— Ах, да скажите ему, Ги, — нетерпеливо проговорила Кэти.
Мак-Грегор похолодел от предчувствия. Кэти от него уходит, и Мозель сообщит сейчас об этом с обычным своим деловитым шармом и здравым смыслом — в порядке, так сказать, простого честного обмена информацией между двумя порядочными людьми.
— Я слышал, вы завтра едете в Тегеран, — с улыбочкой начал Мозель, словно решив попутно внести и сюда ясность.
— Да…
— Так ли уж необходима поездка? Так ли важна?
— Надо там привести кое-что в порядок, — сказал Мак-Грегор.
— Вы совершаете ошибку, — сказал Мозель. — Поверьте мне…
— Но почему же?
— Потому что воспрепятствовать ильхану в получении оружия вы не сможете, а лишь ухудшите свои отношения со всеми.
— Ну нет, не со всеми.
— Даже курды вас не поблагодарят при данной ситуации. Вы не можете не знать, что иранцы не потерпят ваших действий там. И американцы не потерпят, и англичане, и французы, не говоря уже о турках. Чего же вы добьетесь своей поездкой?
— Не знаю, — сказал Мак-Грегор. — Знаю лишь, что нельзя позволить такого беспардонного постороннего вмешательства.
— Но вам угрожает опасность, — продолжал Мозель не слушая. — Вы должны задуматься над тем, чем грозит вам сейчас возвращение туда.
— Опасность мне и раньше угрожала, — сказал Мак-Грегор. — Не над чем особенно задумываться.
— Это глупость и ложь! — рассерженно сказала Кэти, обращаясь уже прямо к Мак-Грегору.
Мак-Грегор все пристальней глядел на Кэти: неужели она сама попросила Мозеля прийти отговорить его от поездки? Невероятно — однако факт! И факт неожиданно радостный.
— Благодарю за беспокойство обо мне, — сказал он Мозелю. — Но вы, видимо, не понимаете, чем чревато для курдов такое вмешательство.
— Допустим, что не понимаю. Но тревогу Кэти я понимаю. И прошу вас подумать прежде хорошенько. — (Это снова прозвучало так, словно он, Мак-Грегор, не муж, а всего лишь друг дома.) — Ваша фантастическая затея лишена всякого шанса на успех.
— Какая затея?
— По словам Кэти, вы намерены устроить засаду, подстеречь грузовики где-то на иранской границе.
— Как у тебя язык повернулся, Кэти? От кого ты это слышала? — вскинулся пораженный Мак-Грегор.
— От тебя, — ответила Кэти. — Ты мне сказал вполне достаточно. Об остальном сама догадалась.
— И должна была выболтать?
Неожиданная радость, которую доставила ему Кэти минуту назад, испарилась. Слишком далеко зашло ее слепое доверие к Мозелю.
— Успокойтесь, — произнес примирительно Мозель. — Я умею хранить то, что доверяет мне Кэти. Но ведь это правда, Мак-Грегор?
Мак-Грегор мрачно молчал.
— Учтите, — мягко продолжал Мозель, — американцы держат на базе Бустан в Турции два десятка вертолетов, совершающих облеты всех горных дорог. Американцы не информировали иранцев о том, что происходит с этим оружием, но турки-то знают. И турки будут бдительно следить. У вас ни малейшего шанса, Мак-Грегор. Неужели вы не видите, что дело это теперь гиблое?
— Оно и прежде было гиблое, — сказала Кэти. — С самого начала. Но ты упорно закрывал глаза на правду.
— Так или иначе, — сказал Мозель, — но неминуемость трагического финала для меня очевидна. Она бросается в глаза.
— Да и к тому же, — вырвалось сердито у Кэти, — ты им не нужен. Поздно теперь ехать туда со своими советами или с чем иным.
— Я не с советами. Я еду сообщить им о случившемся — и предостеречь.
Мозель встал с кресла.
— Не делайте этого, Мак-Грегор, — сказал он. — Не ездите пока, держитесь в стороне от Курдистана. Подальше держитесь.
— У них там уже приготовлена тебе встреча, — сказала Кэти. — Неужели предупреждения Ги тебе еще надо разжевывать?
