Вольфрам Флейшгауэр - Три минуты с реальностью
И тут он заплакал. Молча. Беззвучно. Не стыдясь и не пряча своих слез. И смотрел на нее так, как всегда смотрел на нее. В Берлине в их самые лучшие ночи. Она устояла, выдержала его грустный взгляд. Но на самом деле знала, что бессильна против него. Она любила его. Она сошла с ума. Не он, а она. После всех неприятностей, которые он ей причинил, после всех обманов, недоговоренностей, притворства… чего еще?
— Почему ты убежал… позавчера… ты… почему? Молчание. Только залитое слезами лицо, обращенное к ней, и глаза, которые он прикрыл на мгновение, будто для того, чтобы легче переносить боль.
— Ну почему ты ничего не говоришь? Ну давай, скажи наконец, что тебя не устраивает. Разве я не имею права знать хотя бы, почему ты бегаешь от меня как черт от ладана? Ну хотя бы это? Неужели так трудно?
Он молча покачал головой и закрыл лицо ладонями. Она ждала. Разрываясь между желанием орать на него и прижать к себе, неподвижно сидела, прислонившись к стене и неотрывно следя за каждым его движением. Проходили минуты. Она слышала свое дыхание. Заболела голова. Она потерла лоб и обнаружила, что лицо искажено гримасой. Челюсти сжаты так плотно, что теперь, когда она их разжала, заболели зубы. Она подождет еще минуту. Не больше. Она вдруг снова вспомнила об отце. Может быть, он все-таки прав? Наверное, просто оберегал ее от него, не хотел, чтобы она профукала свою жизнь ради этого человека — там, возле дивана.
Дамиан не шевелился. Когда она встала, одеяло соскользнуло вниз. И этот шум заставил его снова поднять на нее глаза. Быстрым движением она убрала в хвост растрепавшиеся волосы. И опять посмотрела на него сверху вниз. В ожидании ответов. Еще чуть-чуть. Чего она ждет? Слова, намека, знака? Но ничего не происходило. Его лицо абсолютно ничего не выражало.
Она подошла к двери и откинула цепочку. Потом один за другим отперла оба замка и взялась за ручку двери. И тут почувствовала его руки на своем теле. Он стоял сзади и крепко к ней прижимался. Она ощутила затылком его дыхание, его губы на своей шее. И замерла. Потом несколькими резкими движениями попыталась вырваться, но ей это не удалось. Он крепко держал ее.
— Отпусти, — тихо сказала она.
Но он только крепче прижал к себе. Она чувствовала его эрекцию.
— Дамиан, отпусти меня, пожалуйста, — повторила она. Его губы коснулись ее шеи, и влажный язык заскользил снизу вверх. Когда его зубы осторожно коснулись ее кожи, у нее задрожали колени. Она снова попыталась высвободиться, но он не дал ей шевельнуться. Вместо этого его руки двинулись вверх, разорвав ее блузку.
— Нет, — сказала она слабым голосом, растерянно глядя на свои груди и на обхватившие их ладони. Его прикосновения парализовали ее. Она закрыла глаза. Не могла бороться с этим. Не сейчас. Она слишком хотела его, чтобы по-настоящему сопротивляться, и ему легко удалось ее сломить. Правая рука ласкала ее груди, а левая скользнула вдоль тела вниз. Ноги сами собой раздвинулись, открываясь его ласкам. Ее тело отзывалось на его прикосновения так, словно месяцами тщетно стремилось к ним. Единственное, что не изменилось в их отношениях, это полное взаимное доверие тел. Она смотрела на свое тело и ощущала, как ее отзывчивость и чувственность возбуждают Дамиана. Она прижалась ягодицами к его чреслам и ощутила его внутри. Его руки сжимали ее бедра. Опираясь о входную дверь, она отдалась его порыву.
В первый раз его хватило ненадолго. Движения замедлились. Они опустились на пол. Ему удалось как-то притянуть ее к себе, не выпуская из своих объятий. Он смотрел на нее, когда она, сидя на нем, искала самое подходящее для себя положение. Крепко держал ее все то время, пока она все более интенсивными движениями усиливала свое желание. И она, закрыв глаза, позволила наконец огромному, переполнившему ее напряжению, пульсируя, раствориться и, слегка приоткрыв рот, издала на выдохе несколько легких стонов наслаждения.
Когда она открыла глаза, он по-прежнему смотрел на нее. Стояла полная тишина. Ни один из них не произнес ни слова. И в этом молчании было что-то спасительное. Он нежно поцеловал ее, притянул к себе и прижал к груди ее голову. Сколько времени они так пролежали? Позже она не могла вспомнить. Все воспоминания об этом вечере оказались какими-то обрывочными. Только тело помнило все в подробностях. Они любили друг друга снова и снова до полного изнеможения. Один раз она даже испугалась силы своего желания — ведь он может использовать его, причинить ей боль. Границы того, что она хотела бы испытать вместе с ним, простирались в ее фантазии гораздо дальше, чем способен был допустить рассудок. Она бы не стала протестовать. Она могла бы даже сама попросить его не останавливаться. Но он остановился, как раз на границе, которую они чуть было не перешли, и не пытался больше приблизиться к ней, заменив фантазию прежней глубокой нежностью. Было уже очень поздно. Тело изнемогало от усталости. Она лежала, тесно прижавшись к нему, на диване, который каким-то образом оказался разложенным, накрывшись теплым одеялом, и слушала его дыхание. Она чувствовала, как вздымается и опускается его грудь, слышала, как бьется сердце, и постепенно проваливалась в глубокий сон.
30
Она проснулась одна. Постель рядом с ней была холодной и пустой. Нащупала в полутьме часы, валявшиеся на полу. Четыре тридцать. Она вслушалась в темноту. Один раз произнесла: «Дамиан?» Но никто не ответил. Она снова легла, свернулась калачиком под одеялом, словно боялась эха. Она вдыхала его запах. Он был повсюду. На ее коже, внутри. Куда он мог уйти в такое время? Наверное, сейчас вернется… Почему она ничего не слышала?
Джульетта проснулась и обнаружила, что все еще одна. Окно пропускало первые полосы утреннего света. В сумерках начинавшегося дня она осознала, что самое худшее, оказывается, ей еще предстоит: чемодан и сумка исчезли. Вместо них на полу валялся скомканный купальный халат. Она выскользнула из кровати и нащупала выключатель. Голая лампочка под потолком осветила неуютную комнату холодным светом. В ванной его вещей тоже не осталось за исключением использованной одноразовой бритвы и полотенца, брошенного на край ванны. Она вернулась к дивану, бросилась на него и долго лежала, уставившись на разбросанную по полу разорванную одежду. Какая гнетущая тишина!
Она подошла к окну и стала смотреть на город. Первые солнечные лучи уже окрасили золотым блеском крыши и фасады домов. На горизонте сверкала синяя лента залива ЛаПлата. Она открыла дверь, вышла на крошечный балкончик и посмотрела вниз. Ограждение оказалось очень высоким, ей пришлось встать на цыпочки, чтобы увидеть хоть что-нибудь. Вдыхая теплый воздух, она ощущала неопределенный, бархатный аромат города. Солнечный луч коснулся стены рядом с ней, и она накрыла его ладонью, радуясь теплу, которое ощутила. Потом вернулась в комнату и стала собирать вещи. Все кончилось. Никаких объяснений она так и не услышала, но теперь это точно конец. В мозгу вертелась странная смесь из мыслей и рассуждений. Приводя одежду в порядок, она думала, как пойдет по улице в разодранной блузке и куда ей вообще идти. Потом приняла обжигающий душ, наполнила ванну, долго лежала в горячей воде, почти полностью погрузив туда голову, и слушала подводные звуки.
Только подойдя к зеркалу, чтобы расчесать мокрые волосы, она заметила это. Сначала ей показалось, что волосы просто растрепались. Она несколько раз провела щеткой по одной и той же пряди, и сомнения рассеялись: одного локона не было. Даже не локон, целая прядь волос была полностью выстрижена. Прошло еще какое-то время, прежде чем она наконец поняла: пока она спала, он отстриг у нее прядь волос. Она отшатнулась от зеркала, щетка выпала из рук. Потом в два прыжка вернулась в комнату, быстро оделась, спрятав, насколько это было возможно, разорванную блузку под кофтой, и пулей вылетела из квартиры. Лифта, как ей показалось, пришлось ждать целую вечность. В доме стояла мертвая тишина. Она никого не встретила ни в лифте, ни внизу.
Джульетта понятия не имела, в каком направлении идти, чтобы поймать такси. Улицы были совершенно пусты. Начинался ясный солнечный день. Солнечный и совершенно безлюдный. И все же прошло не так много времени, прежде чем появилась одна из бесчисленного множества желто-черных машин этого города. «Такси здесь как осы, — подумала Джульетта. — Как будто все время ищут корм».
Она назвала водителю адрес гостиницы, где жил отец. Если он не улетел, она найдет его там. На полпути изменила свое решение и дала адрес Линдсей. Город был таким же солнечным и пустым, как в день ее приезда. Странно, но воспоминания о прошлом воскресенье казались более реальными, чем вид из окна. Картинки, мелькавшие перед глазами, ее не затрагивали. Способность к чувственному восприятию почти исчезла. Будто все ее ощущения должны были сперва пройти через защитную мембрану. Она видела нескольких бегунов и продавца цветов, который раскладывал свой товар в зеленом металлическом киоске. На углу на бордюре сидел мальчик и связывал веточки жасмина в небольшие букетики. Танго и жасмин. Повсюду в этом городе.
