Олег Рой - Повторный брак
— Пойдем меня баюкать! — захихикала Аня. Настроение у нее почему-то поднялось, ей стало весело.
— Как нам повезло с этим Лодкиным! — порадовался Сергей. — И впрямь настоящий провидец и маг. Другой бы все подряд запрещал, а этот нам все разрешает. И путешествия — пожалуйста, и никаких тебе лекарств, никаких процедур. Одни молочные продукты швейцарского производства. И заметь — от такого лечения тебе все-таки лучше. Согласись!
— Соглашаюсь. В любовных утехах он нас тоже не ограничивал. Что-то я стала такая ненасытная… — призналась Аня и, лукаво улыбаясь, потянула его в спальню. — Не отвлекайся, дорогой, хватит петь дифирамбы этому замечательному эскулапу. Он уже нас не слышит.
На улице серьезность Маши мгновенно улетучилась, на губах заиграла улыбка и она, заглядывая в глаза Семена, призналась.
— Семен, как же вы мне нравитесь! Вы такой классный специалист! Видите все насквозь, даже страшно. Я наблюдаю за Анечкой и вижу, что она явно идет на поправку. Вы заметили, какой у нее здоровый цвет лица? А то в последнее время она была бледненькая, личико осунулось, из-за своей работы света божьего не видела. А тут еще и эта напасть… Инграммы… — сказала она неуверенно. — А ваши методы я считаю очень передовыми и по-настоящему нетрадиционными. Здоровый образ жизни, положительные эмоции… Что-то никогда от врачей я не слышала таких замечательных советов, я имею в виду советы о положительных эмоциях. Между прочим, мне бы тоже хотелось последовать вашим советам. Могу я предложить вам положительные эмоции в виде посещения моего любимого ресторанчика?
— И куда же вы хотите меня пригласить, милая девушка?
— В ресторан с романтическим названием «Грабли».
— Ну да, чего же еще можно ожидать от фольклориста? Только такое название нам и годится! — пошутил Семен. — Так ведите меня туда, я желаю поскорее увидеть этот ресторан.
У огромного желтого сталинского дома на Ленинградском проспекте на первом этаже смонтировали ресторан быстрой еды. Семен сюда никогда не заглядывал, а Маша радовалась своей роли экскурсовода. Она показала ему слово «Грабли» на чугунных ступеньках, поваров в соломенных шляпах у открытой плиты. Идея сада-поля-огорода Семену понравилась, он нашел интерьер ресторана весьма колоритным. И когда они наконец уселись, чтобы отведать свежайших бельгийских пирожных, Семен сказал Маше:
— Теперь всякий раз, когда я буду проезжать мимо этого ресторана, непременно буду вспоминать, что впервые побывал в нем вместе с вами. И ел эти замечательные пирожные тоже впервые. Правда, немного странно, что в ресторане с таким простоватым названием готовят столь изысканную выпечку. Кстати, я так люблю выпечку и вообще все сладкое!
Он говорил и чуть ли не причмокивал, смакуя пирожные. Маша, тоже большая любительница сладкого, не удержалась и украдкой облизала пальцы. Семен заметил это и расхохотался.
— До чего же вы мне напоминаете шкодливую школьницу! Кстати, что у вас было по поведению в школе?
— «Удовлетворительно», — покраснела Маша.
— Не удивляюсь.
— А у вас, наверное, «отлично»?
— Не угадали. У меня «неудовлетворительно». Меня даже из школы несколько раз собирались выгонять, да благодаря моему положительному старшему брату каждый раз оставляли.
— Никогда бы не подумала! А по виду вы такой положительный! — удивилась Маша. Семен опять рассмеялся.
— Ну что, пойдем на второй этаж пивка выпить? Я вижу отсюда, что выбор там хороший.
— Какое еще пиво? — возмутилась Маша. — После такого райского наслаждения! Не люблю я ни пиво, ни воблы, ни раков. Всякое горькое и соленое совершенно не для меня.
— Ну что же с вами поделаешь? Придется вас пригласить ко мне, у меня большой выбор вин, на всякий вкус. Устраивает? — Семен пристально посмотрел на Машу.
— А «Каберне совиньон» 1999 года есть? — В глазах Маши заплясали веселые искорки, ей нравилось подшучивать над Семеном.
— Вы, наверное, решили, что я держу винный бутик? Или владею торговой фирмой, специализирующейся на продаже вина? Вот построю себе дом, сделаю специальный подвал и буду хранить вино бочками, а не бутылками. Тогда и «Каберне совиньон» соответствующего года прикуплю. Потерпите?
Семену очень хотелось пригласить Машу к себе, но, сделав первую попытку, он решил немного выждать. Хотя ему не терпелось обнять ее, прижать к себе. Он испытывал к ней нежность, хотелось ее защитить, такую немного безалаберную, подвижную, бесшабашную. Глядя на ее разгоряченное после вкусной еды лицо, блестящие озорные глаза, он испытал желание обладать ею.
Маша смотрела в его глаза, ее губы улыбались, и их уголки чуть подрагивали.
— Машенька, давайте поедем ко мне. Я так хочу вас обнять, и чтобы никого вокруг не было. Кажется, я влюбился в вас…
— Ну, раз так, тогда поехали! — Маша внезапно почувствовала волнение, в ней проснулось любопытство и желание, даже дыхание перехватило. — Только мне надо домой позвонить, что я задержусь. А то без меня никто спать не ляжет, будут ждать и волноваться.
— Машенька, по-моему, вы уже взрослая девочка. Скажите им, что вернетесь завтра. Пожалуйста!
— Прямо так?
— А что нам в прятки играть? Вы мне очень нравитесь, Маша. Давайте обойдемся без лукавства!
— Давайте… Но все так быстро происходит… Мне как-то не по себе, правда!
— Вы знаете, человеку так редко выпадают минуты счастья, ими надо дорожить. Я ведь чувствую — мы с вами сейчас на одной волне, а такое случается редко. Поэтому я боюсь: вдруг оно пропадет?
Они вошли в подъезд и в тесной кабинке лифта, прижавшись друг к другу, стали целоваться. Лифт остановился на втором этаже, и Маша разочарованно спросила:
— Приехали?.. — Как она себе и представляла, поцелуй был восхитительным.
— Дома целоваться удобнее, — тихо прошептал ей на ухо Семен, — там никуда не надо спешить.
В прихожей он торопливо снял дубленку, помог раздеться Маше, она почему-то смущалась, но между тем испытывала такое волнение, как будто влюбилась впервые в жизни. Когда он нежно провел рукой по ее спине, она даже застонала от наслаждения. Такого с ней действительно никогда не было. Семен радостно смотрел на нее: эта женщина-загадка отзывается на его ласку с такой страстью, что нельзя медлить ни минуты. Иначе они оба вспыхнут, как факелы в ночи.
— Мне кажется, что в моем сердце горит огонь, — вдруг сказала Маша. — Я даже чувствую его жжение.
— Машенька, как ты восхитительно целуешься! — Семен привлек ее к себе. Маша невольно изогнулась.
— Я даже не знала, что спина, оказывается, очень чувствительное место у меня! — изумленно подняла она глаза на Семена. — Кстати, всегда думала, что целоваться я совсем не умею.
— И была неправа… — Семен опять стал ее целовать и медленно повел в спальню. Маша тихонько постанывала, и это еще больше поразило Семена. Ее искренность и открытость его восхищали.
Проснувшись утром, оба отчетливо поняли, что хотели бы так просыпаться каждый день, чувствуя тепло друг друга.
— Мне кажется, я ждала тебя всю жизнь, — призналась Маша, положив голову ему на грудь. — И стук твоего сердца мне такой родной, как будто я слушала его всегда. А ты что чувствуешь?
— Я тебя тоже ждал. И даже искал. И наконец нашел, хотя потерял всякую надежду найти тебя, единственную, в толпе этих чужих и чуждых людей.
Семена немного смущал собственный высокопарный стиль, но он не мог иначе. Хотелось все время говорить ей необыкновенные слова, но они все были такие обычные, избитые. Как мучительно трудно подобрать те единственные слова, чтобы объяснить ей, как она стала ему дорога! Маша слушала его, уткнувшись в плечо, ее сияющая улыбка говорила о том, что такие слова он все же нашел.
Уже за завтраком Семен признался Маше в том, что пишет книги и даже считает себя писателем. При этом он добавил, что писателем считают его и те многочисленные читатели, которые раскупают его книги и ждут от него новых произведений. Так что, как ни крути, он — настоящий писатель. В подтверждение этому он сказал ей название своего самого популярного бестселлера. Она, к приятному удивлению Семена, слышала о нем и несказанно удивилась, что ее любимый и есть тот самый писатель Семен Лодкин, о котором ей говорили ее подруги.
— Извини, дорогой, но я твоих книг не читала, поскольку читаю другую литературу. Но теперь непременно примусь за твои сочинения.
Она сдержала свое слово: целую неделю Маша просидела над его книгами, не высказывая до поры до времени своего суждения. Семен волновался, как перед важным экзаменом.
Наконец приговор был вынесен:
— Ну что, любимый мой Семен Лодкин, я тебе со всей ответственностью заявляю, что ты великий беллетрист! Литератор! Но не писатель. Понимаешь?
Обескураженный, Семен в недоумении слушал Машу.
