Джеймс Олдридж. - Дипломат

Все остальные сведения весьма сомнительны. Правда, может быть, это и не так важно: ведь основной предмет спора – вопрос об азербайджанских демократах. Мы их никак не желаем признавать, хотя, в сущности, нам о них ничего не известно. Мы попросту объявили этих людей опасными бунтовщиками, и на этом поставили точку. А я вот читал их политические высказывания, когда готовил для вас резюме по этому вопросу, и должен сказать, что ничего опасного я там не увидел. Мы заявляем, будто они собираются конфисковать и национализировать всякую частную собственность и утвердить свою власть революционным путем. Да, в их программу входит конфискация некоторых крупных земельных владений для раздачи земли крестьянам, но в ней ничего не говорится о захвате банков или национализации промышленности. Речь идет о земельной реформе, которая даст землю крестьянам, реформе банковского дела, которая положит конец денежным спекуляциям, и реформе торговли, которая лишит помещика возможности придерживать нужный населению хлеб, чтобы вздувать цены. Если нас действительно тревожит положение, создавшееся в Иране и в Азербайджане, есть один только выход – поехать самим и на месте выяснить, что там происходит. Вот тогда-то можно будет и с русскими спорить.

– Все это – высокие материи, совершенно в духе русских, – сказал Эссекс. – Пожалуй, вы именно тот человек, который мог бы уговорить их уйти из Азербайджана.

Это была шпилька, но Эссексу тут же пришло в голову, что его насмешливое замечание содержит более глубокий смысл, чем он хотел в него вложить. Что если действительно попытаться воздействовать на русских через Мак-Грегора? Они к нему относятся с уважением, и, повидимому, его нелепые взгляды находят у них отклик. Мак-Грегор может оказаться полезным орудием, нужно только правильно и тактично использовать его. Об этом стоит подумать.

Дрейк прочел телеграмму из Лондона, предписывающую Эссексу прекратить переговоры, и мысленно спросил себя, не результат ли это письма, которое он, Дрейк, послал сэру Бертраму Куку? Как бы то ни было, Форейн оффис, направляя это предписание, проявило непонятную небрежность. Там даже не сочли нужным дать специальную телеграмму лорду Эссексу. Просто включили этот вопрос в общую дипломатическую инструкцию, которую посол ежедневно получал из Лондона. Наряду с другими указаниями, сегодняшняя инструкция содержала краткое распоряжение Эссексу возвратиться в Англию. Дрейк хотел было сам отнести телеграмму Эссексу, чтобы посмотреть, какое она произведет впечатление, но передумал и, сняв телефонную трубку, вызвал к себе Кэтрин Клайв.

– Как у нас обстоят дела с последним русским меморандумом? – спросил он, решив начать издалека.

– По вопросу о репарациях?

– Да. Я его не успел прочитать. Чем они недовольны?

– Там перечислены промышленные предприятия в нашей зоне оккупации, которые они считают необходимым демонтировать, – сказала Кэтрин. – Затем они возобновляют свое требование относительно одного из заводов Круппа в Эссене, ссылаясь на Потсдамское соглашение. Кроме того, имеется заявление Жукова о том, что мы сохранили нетронутыми крупные немецкие войсковые части и даже фактически начали вооружать их. Он указывает, что в Штокгаузене сосредоточена германская армия численностью в сто тысяч человек, и напоминает, что все германские соединения должны быть расформированы. Собственно говоря, это дело Контрольного совета. Не знаю, почему это попало к нам.

– Вероятно, прислано из Лондона нам в поучение, – сказал Дрейк.

– А мы все еще нуждаемся в поучениях?

Дрейк вздохнул. – В этой стране всегда нуждаешься в поучениях.

Кэтрин ждала, понимая, что разговор не окончен.

– Да, вот еще что. – Дрейк провел рукой по своей седеющей шевелюре. – Когда теперь отходят русские самолеты на Берлин? Каждый день или нет?

– Не знаю. Как будто три раза в неделю, но наверно не скажу.

– Пожалуйста, поручите кому-нибудь узнать. Повидимому, лорд Эссекс и Мак-Грегор нас завтра покидают. – Он внимательно посмотрел на нее.

Кэтрин не снизошла до удивления. – В самом деле? – протянула она равнодушно.

– Да, в сегодняшней депеше есть указание. – Дрейк noложил свои длинные белые пальцы на лежавшие перед ним листы бумаги, с трудом скрывая свое удовольствие по поводу той формы, в которой Лондон счел нужным отозвать Эссекса.

– Но Гарольд так или иначе покончил с русскими? – спросила Кэтрин, не одобряя радости Дрейка.

– Вернее сказать, русские с ним покончили. – Дрейк не сдержал улыбки. – Бедному Гарольду плохо пришлось во время вчерашней беседы с Сушковым. Он рад будет избавиться от этих русских. Они словно нарочно стараются злить и оскорблять его.

– Мне кажется, Гарольд из тех людей, которые умеют за себя постоять, – заметила Кэтрин.

– Безусловно. Но с русскими это не так легко. – Дрейк вошел во вкус покровительственно сочувственного отношения к Эссексу. – Вот вам заключительный штрих. – Он подал ей большого формата белую карточку, на которой четким курсивом был отпечатан русский текст. Это было приглашение на сегодняшний прием в министерстве иностранных дел Советского Союза. – Вы знаете, в честь кого этот прием? – спросил Дрейк.

Кэтрин отложила пригласительный билет в сторону.

– В честь нескольких азербайджанских мятежников, явившихся в Москву с какой-то миссией, – сказал Дрейк. – Очередная каверза русских, причем метили они прямо в Эссекса. Хотя нас тоже пригласили, чтобы усугубить оскорбительность положения.

Кэтрин расхохоталась. – Ну что ж, они, по крайней мере, дают вам возможность достойно отпарировать эту каверзу. Вы должны поехать и делать вид, что вы в восторге.

Дрейк даже не улыбнулся.

– Ни один сотрудник посольства туда не поедет, – сказал он. – Наше присутствие означало бы в известной степени признание этих азербайджанцев, и мы на такую удочку попадаться не собираемся. Это одна из тех оскорбительных выходок, которые так затрудняют отношения с русскими.

– Вы считаете русских глупыми; не слишком ли это умно для глупых людей?

Дрейк надел пенсне и холодно спросил: – Не возьмете ли вы на себя труд передать телеграмму Гарольду? – Собственно, он намеревался сделать это более тонко, так, чтобы прозрачно намекнуть на личные дела Кэтрин, но природная чопорность слишком быстро взяла в нем верх. – Он ее еще не видел, и не знает, что его отзывают.

Кэтрин взяла сколотые вместе листки и молча вышла.

Эссекс проводил это утро за бутылкой русского шампанского. Он потребовал вино к себе в кабинет и с бокалом в руке подсел к камину. По его настоянию Мак-Грегор тоже присоединился к нему, и, когда Кэтрин вошла, они сидели рядышком на диване, вытянув вперед ноги, и, попивая вино, мирно беседовали, позабыв о вчерашней размолвке. Эссекс с самого утра заявил, что не притронется пером к бумаге, потому что чем меньше писать и вспоминать об этом Сушкове, тем лучше.

– Шампанское в одиннадцать часов утра! – воскликнула Кэтрин усаживаясь.

– Налейте и ей, Мак-Грегор, – сказал Эссекс и махнул рукой в противоположный угол комнаты. – Там, на маленьком столике есть стакан для воды. Вы не возражаете против того, чтобы пить из стакана, Кэти? Если б я знал, что к нам придет такая гостья, я бы велел принести еще бутылку. Да я сейчас попрошу мисс Уильямс, она нам достанет.

– Мне некогда сидеть тут с вами и распивать шампанское, – сказала она, переводя взгляд с Эссекса на Мак-Грегора. Оба, видимо, были в отличном настроении и от души ей обрадовались, но она почувствовала, что ей нелегко будет попасть им в тон. Эссекс пододвинул кресло к камину, а Мак-Грегор тем временем наливал шампанское в стакан – довольно необычное занятие для Мак-Грегора. Его серьезное лицо раскраснелось то ли от шампанского, то ли от близости огня, и казалось, ему отчего-то очень весело. В благодушии же Эссекса было что-то нарочитое и преувеличенное, и он явно обрадовался, что она своим приходом отвлекла их от разговора. Он сразу стал увиваться вокруг нее. Мак-Грегор сел и улыбнулся ей, но так, как будто ее в комнате не было, а просто он вспомнил о ней и это ему приятно. Снова это был тот сдержанный, молчаливый Мак-Грегор, которого она видела у Карадока. И ей захотелось расшевелить его, сказать ему что-нибудь обидное; желание оскорбить и унизить его в присутствии Эссекса было так сильно, что она сама удивилась пылкости этого желания и поспешила подавить его. Она заговорила очень сдержанно и холодно.

– В первый раз вижу вас настолько отрешившимися от московской действительности, – сказала она. – Что это вы празднуете?

– Здесь праздновать нечего, – сказал Эссекс. – Просто решили разогнать скуку. Нам надо набраться сил для нового приступа.

– Пожалуй, этого не потребуется, – сказала она и протянула ему телеграмму.

Эссекс прочел и воскликнул: – Ах, чорт! – Он еще не успел рассердиться. То, что было сказано в телеграмме, показалось ему смешным и невероятным; он перечитал ее еще раз.