Сол Беллоу - Хендерсон — король дождя
В пятницу я прилетел в Рим. Купил себе легкий костюм цвета бургундского вина, альпийскую шляпу с черными, как у берсальеров, перьями, рубашку и трусы. Я почти не выходил из гостиницы — не хотел появляться на виа Венето со зверенышем на поводке.
В субботу рейсом Рим — Париж — Лондон — Нью-Йорк я отправился домой. Билетов на ближайший прямой самолет в Нью-Йорк не было. Я не имел ни малейшего желания в который раз видеть обе столицы, как, впрочем, и любые другие города и веси. Самым приятным отрезком рейса был полет над Атлантикой. Я глядел на океан и не мог наглядеться, как будто был обезвожен. Далеко-далеко внизу вздымались волны, под которыми угадывалась глубина, но не пугающая, а притягательная. Я сидел у иллюминатора, смотрел, как крылья резали облака, что нож масло. К вечеру океан потемнел, но двигатели все так же несли нас все дальше и дальше на запад.
Пассажиры в салоне читали. Как можно сидеть в самолете и быть равнодушным к тому, что происходит за бортом? Правда, они возвращались не из африканских джунглей. Они летели из Парижа и Лондона, захватив под небеса всякое чтиво. А я, Юджин Хендерсон, в вельветовом костюме и в шляпе с черными перьями (шлем был в корзине а корзина в багажном отделении поскольку я решил, что мой малыш легче перенесет длительное путешествие среди знакомых вещей), горящими глазами безотрывно смотрел на океан и перевернутые хребты облаков. Сьерра тянулась за сьеррой, как тянется над головой вечное небо, с той только разницей, что облака были не вечны. Не успел посмотреть на них, как они уже позади. Их больше не увидишь никогда, и Дафу никогда их не увидит. Великолепное зрелище: эти горные хребты, солнце, океан, земля…
Стюардесса принесла мне журнал. Она знала, что я везу львенка, потому что я заказал для него котлетки и молоко. Я сказал, что звереныш дорог мне, что я везу его домой жене и детям.
— Мне подарил его хороший друг, — сказал я ей.
Бортпроводница жила в городе Рокфорд, штат Иллинойс. Каждые двадцать лет, или около того, земной шар обновляется молодыми девушками. Чистая гладкая кожа лица, сверкающие белизной зубы, золотистые волосы. Словом, персик, иначе не скажешь. Господи, благослови ее тугую грудь, благослови крутые бедра и стройные ножки. Держалась она «своим парнем в доску», как повелось у молодых девушек со Среднего Запада.
— Вы чем-то напоминаете мне мою жену. Я ее много месяцев не видел.
— Правда? Много — это сколько?
Я промолчал, поскольку не знал, когда видел Лили последний раз.
— Сейчас у нас на дворе сентябрь?
— Неужели вы не знаете? На следующей неделе День благодарения.
— Уже? Значит, я пропустил начало занятий. Придется ждать следующего семестра. Видите ли, я приболел в Африке — у меня была лихорадка — и потерял счет дням. Когда забредаешь в африканские дебри, рискуешь здоровьем, не правда ли, малыш?
Ее позабавило, что я назвал ее малышом.
— Вы учитесь в институте?
— Учусь — вместо того чтобы научиться стать самим собой. Со временем в каждом из нас накапливается куча всяческой скверны. Мы должны по крайней мере постараться выжать ее из себя, понимаете?.. Что нас ожидает в тот день?
— Какой «тот», мистер Хендерсон? — спросила девушка смеясь.
— Вы не слышали этого песнопения? Я напою вам немного. — Мы стояли в хвосте самолета. Я подкармливал маленького Дафу. — «Кто вытерпит день Второго пришествия, Второго пришествия? Кто не падет на колени при его Явлении, его Явлении?»
— Кажется, это Гендель. Я слышала это на концерте в Рокфордском колледже.
— Правильно! Вы умница, мисс… Был у меня сын, звали его Эдвард. От таблеток и травок у него ум за разум зашел… Проспал я свою молодость, как есть проспал, — говорил я, скармливая с руки львенку котлету. — Я спал и спал, как наш пассажир первого класса.
Должен пояснить: мы летели на одном из мощных лайнеров, где всегда есть несколько отдельных купе. Я видел, как одна из стюардесс несла в такое купе бифштекс и шампанское.
— Этот пассажир — знаменитый дипломат и никогда не выходит размять ноги, — сказала она. — Наверное, предпочитает спать. Купе обошлось ему в копеечку.
— Если у него бессонница, то это большая проблема для человека его ранга. Знаете, почему мне не терпится увидеть жену, мисс? Хочу знать, как я буду жить с проснувшейся душой. И детишек давно не видел. Думаю, что я очень и очень их люблю.
— Почему вы говорите «думаю»?
— Потому что надо еще посмотреть, как у меня с ними получится. Поживем — увидим. У нас странная семья, мы любим дружить с животными. У моего сына Эдварда была шимпанзе, которую он нарядил в костюм ковбоя. Потом в Калифорнии мы едва не взяли с собой тюленьего детеныша. А моя дочь принесла домой какого-то младенца. Мы натурально отобрали его от нее. Надеюсь, мой львенок заменит ей ребенка.
— А у нас на борту необычный пассажир — маленький мальчик. Сидит такой грустный, одинокий. Он с удовольствием поиграл бы с вашим львенком.
— А кто он такой?
— Сынишка американских родителей. У него на шее висит конверт с бумагой, в которой все сказано. Он совсем не говорит по-английски, только на фарси.
— Что еще там сказано?
— Ну, отец у него работал в Персии. Служил в нeфтяной компании. Мальчика воспитывали слуги-персы. Потом родители умерли, и он остался круглым сиротой. Будет жить в Карсон-Сити у деда с бабкой. В аэропорту его встретят.
— Бедняжка, — посочувствовал я. — Может, приведете его сюда? Покажем ему львенка.
Она привела необычного пассажира. Мальчишка был худенький, бледный, но черноволосый, как я сам. На нем были короткие штаны на помочах и зеленый свитер.
Парнишка сразу пришелся мне по сердцу. Вы знаете, как это бывает. Как будто солнышко пригрело тронутую ночным морозцем яблоню.
— Подойди ко мне, — сказал я мальчугану и взял его за руку. — Такой маленький не должен путешествовать по свету один. Это неправильно, — сказал я стюардессе. Потом достал из корзины львенка и показал его пацану. — Вряд ли он знает, что это за животное. Думает, что котенок.
— Но он ему нравится.
Так или иначе, глазенки у полуамериканца-перса разгорелись, и он начал играть с маленьким Дафу.
Я вернулся на свое место не один. Устроившись поудобнее, я показывал парню картинки в журнале, а когда принесли обед, помог поесть. Вечером он уснул у меня на коленях. Пришлось попросить стюардессу посмотреть моего любимца. Она сказала, что Дафу тоже спит.
Ночью память оказала мне большую услугу. Меня посетили некоторые воспоминания, которые заметно изменили меня. В конце концов, не так уж плохо прожить долгую жизнь. В прошлом всегда можно отыскать что-нибудь, что пригодится для сегодняшнего дня.
Первая мысль: взять картофель, он тоже принадлежит семейству пасленовых.
Мысль вторая: хрюкают не только свиньи.
Я вспомнил, как после смерти брата Дика ушел из дому. В ту пору я был рослым парнем лет шестнадцати, с пробившимися усиками, первокурсник колледжа. Причина ухода состояла в том, что я не мог видеть, как убивается отец. У нас был большой хороший дом — настоящий шедевр сельской архитектуры. Каменный фундамент толщиной три фута, высоченные потолки футов восемнадцать. Двенадцать окон, и все начинались от пола; так что свет, проникающий сквозь старинные, с матовыми разводами, стекла, освещал в комнатах все, что я не сумел сломать. Только уборная была несовременная.
Тряся седой бородой, папа давал мне почувствовать, что со смертью брата наш род угасает. У Дика были курчавые волосы и широкие плечи, как у всех в нашей семье. Он утонул в одном из озер в Адирондакских горах, после того как получил в тире приз за меткую стрельбу — глиняный греческий кофейник.
В то лето после ссоры с отцом я нанялся на работу на свалку разбитых, искореженных легковушек в трех милях от дома. Здесь я был царь и бог. С утра до вечера резал горелкой кузова, кабины, капоты, багажники. В результате на лице и руках грязь, царапины, ожоги.
На похороны Дика я не пошел, а отправился на работу.
Вечером я стал мыться за домом под струей поливочного шланга. Холодная, как космос, вода била мне в голову. А на заднем крыльце, у заброшенного сада, который я потом вырубил, стоял отец и клял меня на чем свет стоит. Клял за то, что не разделяю боль утраты.
Проклятие погнало меня прочь из родного дома. Голосуя на обочинах, я на попутках добрался до Ниагарского водопада и был зачарован кипящей водой, падающей с пятидесятиметровой высоты. Вода вообще оказывает целебное действие на организм. Прокатился на «Деве туманов», вскоре пущенной на слом, проехал Пещеру ветров, после чего подался в Онтарио. Это почти все, что я вспомнил на борту самолета. Под нами темнела Северная Атлантика. Четыре мощных винта неустанно приближали нас к дому. Рядом, уткнувшись головой мне в колени, посапывал американо-персидский мальчонка.
