Николай Байтов - Любовь Муры
Поступаешь ли ты на работу? Если не приступишь, приезжай в Киев. Мне ты так нужна. Кажется, не видела тебя с год. Я бы хотела, чтобы ты сейчас почувствовала нежность, переполнявшую меня к тебе. Сегодняшней бессонной ночью, чтобы отвлечь от ненужных мыслей и желая доставить себе приятное, я вспоминала подробности наших первых дней в Мисхоре, вылавливала в памяти все детали их. Интересно, вспоминаешь ли ты когда-ниб. то время, именно в этом отношении? Кто бы мог предполагать, что одно-два случайно сказанных мной слова (по необъяснимой прихоти) так скажутся на моей жизни?! Нет, это всё же прекрасное качество — так неожиданно проникаться интересом к людям и целиком захватываться ими. Но вспоминая увлечение А.И., я умолкаю… и вяну. Голубка моя, не забывай и пиши мне.
19/V.
Моя голубка! Пишу в поезде. Сейчас особенно хорошо ехать, нет ещё летней духоты, а мелькающие виды радуют глаз первой зеленью. Фруктовые деревья в цвету. Люблю ездить, если б не было беспокойства о доме, я была бы удовлетворена по-настоящему. В поездке всё, что мучит и своей неразрешимостью (как недостижимое), и своей неналаженностью — на время сбрасывается, и это короткое освобождение даёт душевную свежесть. В Винницу — мой отправной пункт — прибуду в 10–11 вечера. Всё купе рядом занято провинциальной группой актёров. С интересом наблюдаю этот народ, у некоторых, особенно стариков, есть нечто от чеховских персонажей. Хорошо вот так ехать — в никуда — в ожидании всяких чудесных неожиданностей.
20/V. Вечер. Вчера с большим трудом нашла здесь ночлег. Сегодня уже успела разглядеть окружающее. Довольно порядочный и милый город. Кривенькие уличонки вливаются в большую, нарядную центральную улицу, по кот. идёт трамвай. Так интересно мельком схватывать особенности каждого нового места! Не хватает тебя, моя родненькая. Грустно. Так уж я привыкла за эти годы, моя Кисанька, что меня радуют только поездки в Москву. День мой здесь ещё не окончен. Сейчас отправляюсь на вызванное мной собрание.
13/VIII.
Голубонька моя ненаглядная, получила твоё грустненькое письмо, а я ожидала письма от тебя в выходной день. Сейчас очень поздно, но я должна написать тебе неск. фраз. Вчерашняя ночь была скверной — значит могу надеяться, что эта будет лучшей, поэтому могу лечь попозже. Ох, какая моя нехорошая жизнь, обстановка.
Кисанька моя, может быть мне удастся пойти в отпуск в конце сентября, сама я очень хочу идти в этот именно срок, по многим причинам, о кот. долго писать. Я ошиблась, Вера возвращается на работу в половине сентября. По-моему так. Я очень невнимательна, рассеяна и делаю иногда совершенно недопустимые вещи. Вот и здесь я писала что-то не то. Я буду делать всё возможное от меня, чтобы числа 25/IX уйти в отпуск. Но сможем ли мы побыть, вернее жить вдвоём?!
Полпервого и транслируют сладостную музыку Чайковского — 3-ю сонату.
Нет, солнышко моё, не могу больше писать, может быть, окончу завтра.
14/VIII. День. Улучаю минуту и кончаю письмо, хочу, чтобы ты поскорей знала о возможном сроке моего отпуска.
Я не представляю, как проведу это время. Пришлось снова прибавить свой долг — купила Идочке туфли и деми-сезон. пальто. И то и другое по заборн. книжке, дешевле, чем в обычных магазинах, поэтому пришлось не раздумывать, а покупать. За пальто, напр, заплатила 168 р. — оно большого размера, я хочу его отдать в переделку и подложить вату. Качество сукна — предрянное, грубошёрстное.
С переменой комнаты снова не вышло, нужна была доплата (3 тыс.), а комната чудесная. Это ещё в будущем. Обменивать комнату надо обязательно.
Очень печалят меня — мои волосы. «Восстановитель» восстановил только седину. Я катастрофически седею, но по-моему, такая расцветка мне у лицу. Увидимся — посоветуюсь с тобой по этому поводу.
Костик мне «удружил» тем, что в присланном наконец разводном свидетельстве оставил мне по паспорту свою фамилию. Теперь только судом я могу изменить её.
Кисанька моя, живу только мечтой поездки в Москву. Если ты только будешь там, обязательно поеду. Не знаю, как примирить Иду с бабушкой. В доме постоянные ссоры. Обе они хороши. Каждый по-своему прав. Обе грубы. Без меня они начнут драться. Мне больше жаль Иду, т. к. последствия сказываются на её характере.
У меня начинается самая горячая пора — ремонт и подготовка к конференции. Только мысли о Москве вливают бодрость…
17/VIII.
Как это так случается теперь, что у меня совершенно не хватает времени на самое необходимое. Не могу даже сказать, чтобы много времени отбирала машинка — у меня бывает работа нечасто. 10ти часовой официально запланированный труд в учреждении — даёт свои результаты. Заговорила об этом, вырвав минуту для письма, дома накопляются горы недоделанного. Ида не помогает. Она или читает или где-то гуляет. Компания у неё нехорошая — Нина (соседка) заполнена только «мальчиками», а мне бы хотелось, чтобы она имела подругу с другими запросами. Ида меня не любит, она, конечно, привязана ко мне, как привязываются к своим обычным вещам, но нет отзывчивости, чуткости и даже простого внимания. Ей никогда не придёт мысль помочь мне по дому, а когда ей говорю об этом — она исполняет работу с таким нежеланием, что я предпочитаю выполнить её сама, тем более что её небрежность заставляет меня тут же переделать сделанное ею.
Сегодня я думала о том, что надо всю себя целиком заполнить Идой (я не могу жить ничем или кем-ниб. не захваченной) и решила, что могла бы отдать себя ей, если бы видела хотя бы немного больше внимания от неё. Скверно, что я в выходные дни перестала бывать с ней где-либо, — так складывается жизнь.
Трудно и пусто жить без захватывающих стремлений и только в моменты завоёвывания намеченного и ощущается сочность жизни.
И еще, сегодня же, с особенной остротой я думала о бессмысленности существующего. После смерти Петрусенко я чаще обыкновенного задерживаюсь на этом. Как нелеп закон природы — смерть. Самое страшное, что близкий человек утерян безвозвратно — так, как будто бы его никогда не существовало. И для сознания живущих ещё — это ужасающе жестоко. Хорошо не думать об этом.
Софа 20-го выезжает в Москву, и как я завидую ей! Просила позвонить тебе. Итак, до моего приезда приблизительно остаётся ещё с месяц. Мне необходимо за это время расплатиться с самыми «нахальными» долгами. Это долги по сотне-две многим лицам и составляют сумму около тысячи. Я никогда не была в таких безнадёжных тисках, в этих долговых путах. Но больше писать об этом не буду.
Моё положение хотя и маленького, но всё же администратора — прибавило мне много волнений.
Ты извини, любимая, за это тягучее письмо, наполненное стонами. Я не хотела этого, но вышло само собой. Все мои письма к тебе — теперь набрасываются наспех. Я помню то далёкое время (года 4), когда со вкусом, располагая гораздо большим временем, я могла доставить себе удовольствие, просиживая часы за объёмистыми письмами к тебе…
Спокойной ночи. Похолодало — я стала лучше спать…
28/IX.
Тебе знакомо, моя дорогая, это состояние, когда всё блекнет, окружающая обстановка становится противной, нудной, а своя жизнь ненужной. Нет ни стремлений, ни желания изменить, улучшить, по крайней мере, бороться за это. Нет смысла ни в чём. Я забросила свою работу, у меня просто нет сил что-либо предпринять. Я страшно устала. Последнее время, захваченная мыслями о поездке в Москву, я много суетилась, а сейчас совершенный упадок сил.
Ты спрашиваешь о причине, не пустившей меня в Москву? На проф. союзный съезд у меня был «гостевой» билет, а т. к. в дни съезда у нас должна происходить гор. конференция, где я руковожу одной секцией, то отдел отдал мой пригласит. билет. Мне должны были предоставить в Москве жильё и оплатить расходы по поезду. Последнее меня не задержало бы, т. к. железн. билет я уже приобрела, остановило отсутствие жилья. А я хотела было ехать, взявши за свой счёт отпуск (у меня ещё есть неиспользованный отпуск), но побоялась, что тебе доставлю заботы о приискании ночлега для меня. Как позднее оказалось — я разумно поступила, оставшись дома. Возвращаясь 23-го ночью домой, я на ходу соскочила с трамвая и повредила связки в ступне. 25-го и 26-го была на соцстрахе — не могла двигаться. Представляешь это положение, когда севши ещё 24-го на поезд (в этот день я ещё двигалась) уже 25-го я не смогла бы выйти из вагона. Сейчас с большим трудом дохожу к трамваю, но приехавши на работу уже не двигаюсь. Нога опухла, опухоль не спадает и это меня тревожит. Делаю горячие ванны и массаж. Сколько раз в жизни прыгала и всё сходило, а теперь на пути был столб и чтобы не хлопнуться о него я всю силу упора дала на эту ногу.
Как видишь, всё складывалось против поездки.
Не знаю почему, но меня ужасно огорчает твой переезд, хотя бы и временный, в Харьков. Особенно теперь, в дни обострённого междун. положения. Да и больна ведь ты. Нет, сержусь я на Олю за это. Она не должна была отпускать тебя. О родственных чертах ты говоришь правильно. А вот твоё «выкристаллизованное» отношение ко мне не внушает (извини меня) доверия, но об этом не будем говорить.
